Я очень дорожила его мнением, но все, что он знал обо мне, было на листе бумаги в его руках. Список прегрешений. Неудивительно, что он смотрел на меня, как на бедную ничтожную идиотку, пятно на его репутации.
Но я должна была разубедить его. Отрицать вину я не собиралась, но и сдаваться без боя тоже.
Лорд Овербрук ожидал ответа. Я набрала в грудь побольше воздуха.
– Сэр, я хотела бы сказать, что моя вина неизмерима. Я принесла свои извинения миссис Бёрд и понимаю, что мне нет оправдания.
Не переводя дух, я поспешила продолжить свою речь.
– Но, лорд Овербрук, я даже не пыталась подорвать репутацию миссис Бёрд или каким бы то ни было образом нанести ей ущерб. Я лишь отвечала на письма тех читателей, на которые она отказывалась отвечать сама, так как считала, что это неприемлемо. У нее имеется целый лист вопросов, которых следовало избегать. Но нам писало так много несчастных, измученных и отчаявшихся людей! Порой наш ответ мог стать для них последней надеждой. И каждый из них был в тупике, и порой они писали просто ужасные вещи. Наши женщины, чьи мужья на фронте и у которых отобрали детей! Или не отобрали, но их дети погибли под бомбами. Все они очень устали, и им так одиноко, и некоторые боятся – а вдруг они полюбили не того мужчину…
– МИСС ЛЕЙК!!!
Миссис Бёрд, вскочив с невероятной быстротой, заголосила во всю мочь и, кажется, хотела дать мне затрещину.
– ЭТО АБСОЛЮТНО НЕПРИЕМЛЕМО!!!
Но мне было нечего терять.
– О нет, миссис Бёрд, – громко сказала я, – в этом вы неправы.
На мгновение мне показалось, что у нее начинается сердечный приступ. Она приложила руку к груди, ее челюсть отвисла.
– Мне действительно очень жаль, – обратилась я к лорду, изо всех сил пытаясь произвести впечатление благоразумной леди, а не капризной девчонки. – Сэр, я лишь хотела им помочь. Пусть я еще молода, но я знаю, что значит быть юной, беспомощной, как в штормовом море, и я знаю, как на подобные вопросы отвечают в других журналах, – я почти что умоляла его. – Их сотрудники знают, что волнует современную молодежь, и люди охотно покупают эти журналы. – Я вспомнила, что по секрету говорила мне Кэтлин о количестве подписчиков у другой подобной периодики.
Мой энтузиазм иссяк, и я просто свалила все в кучу. Все те аргументы, что я намеревалась предъявить в свою защиту, остались невысказанными. Я сама была беспомощной посреди шторма.
Все пропало.
В дверь громко постучали, и, прежде чем лорд Овербрук успел сказать «Войдите», в офис ворвался мистер Коллинз, еще более растрепанный, чем обычно, в кое-как завязанном галстуке. Вид его был совершенно неподобающим для подобного слушания. Он выглядел так, словно только что явился со знатной попойки, и на секунду я с ужасом подумала, что на самом деле он – алкоголик, хоть я никогда и не видела, чтобы он отпил хотя бы из той бутылки с бренди, что стояла в его кабинете. Я была очень рада тому, что он все-таки пришел.
Мистер Коллинз поздоровался, сердечно извинившись за свое опоздание.
На лице миссис Бёрд читалось: «Как вы вообще осмелились явиться в таком виде», но она прикусила язык, так как лорд Овербрук тепло его приветствовал. Видимо, они тоже были добрыми друзьями.
– Что ж, Коллинз, – громыхнул председатель совета. – Нехорошо получилось, не правда ли? Миссис Бёрд сообщила мне, что это вы наняли мисс Лейк.
– Совершенно верно, сэр, – ответил тот.
– Не посоветовавшись со мной, – проскрипела миссис Бёрд.
– Это было непросто, миссис Бёрд, так как вас не было в редакции – вежливо возразил Коллинз, – вы же человек занятой.
– Я тружусь на благо фронта! – рявкнула миссис Бёрд, улучив момент, чтобы перейти в наступление. – Хочу заметить, лорд Овербрук, что мистер Коллинз в этом деле – лицо заинтересованное, так как состоит в отношениях с обвиняемой!
Овербрук разинул рот, а его брови поднялись до самых корней волос.
– Боже милостивый, неужели это правда?
Я опустила глаза, не зная, чего стоит стыдиться больше – того, что меня назвали «обвиняемой», совсем как доктора Криппена, или этой нелепой выдумки миссис Бёрд.
– Полагаю, миссис Бёрд имеет в виду моего младшего брата, – спокойно произнес мистер Коллинз. – Мисс Лейк и Чарльз знакомы, и она шлет ему письма на фронт. Здесь нет никакой тайны. Я, в свою очередь, считаю, что это правильно. На фронте сейчас чертовски неспокойно. Прошу прощения, сэр… весьма неспокойно.
Даже мистер Коллинз знал, что сейчас лучше избегать ругательств.
– Что правда, то правда, уверен, что он славный солдат, – согласился лорд Овербрук, – но к делу это никак не относится.
Миссис Бёрд недовольно фыркнула, но на нее никто не обратил внимания.
– Что ж, мисс Лейк, – обратился он ко мне, – похвально то, с каким рвением вы отнеслись к проблемам наших читателей…
Мое сердце замерло. Лорд Овербрук хвалил меня. Быть может, еще не все потеряно? Миссис Бёрд попыталась что-то сказать, но он жестом призвал ее к молчанию, и я прониклась надеждой.
Последней надеждой.
– …но факт остается фактом – вы без какого-либо дозволения отвечали им от имени миссис Бёрд. Думаю, вы понимаете, что это совершенно неприемлемо. Какими бы благородными ни были ваши намерения, вы подорвали репутацию редактора и журнала «Женский День». А посему я не могу…
– Пожалуйста, лорд Овербрук, не увольняйте меня, – взмолилась я в отчаянии.
– Юристы с вами разберутся, – вспылила миссис Бёрд.
– Сэр, могу я кое-что добавить? – вмешался мистер Коллинз.
– Что там еще? – недовольно поморщился председатель совета. – У меня назначена встреча.
Его терпение было на исходе, и это было вполне логично. В сравнении с «Ивнинг Кроникл» и другими проектами Лонстон Пресс, наш крошечный журнал был словно бедный родственник, а я – никем. Я и была-то здесь, на слушании, а не давала показания в полиции лишь из-за его давней дружбы с миссис Бёрд. Лорд нахмурился, проворчав:
– Хорошо, Коллинз, но не затягивайте.
– Благодарю вас, сэр. Я только что из отдела рекламы, и у меня есть кое-что, что вас заинтересует.
Он достал свой блокнот, открыв его с конца, и принялся искать нужную страницу.
– Видите ли, наш журнал, кажется, восстал из пепла.
Лорд Овербрук пробурчал:
– Хм-м. Продолжайте.
– Согласно подсчетам мистера Ньютона, управляющего доходами, количество подписчиков в последние два месяца выросло на двадцать пять процентов, и читатели особенно отметили то, что, как оказалось, было делом рук мисс Лейк. Некоторые из ее идей мне весьма пригодились, не считая ее помощи с моими новыми проектами. Не буду утомлять вас их перечислением, – поспешно добавил он, увидев, что Овербрук жестом попросил тишины. – Кроме того…
– Хорошо, Коллинз, достаточно, – оборвал его лорд Овербрук.
– ЭТО ВОЗМУТИТЕЛЬНО! – возопила миссис Бёрд, и все подскочили от неожиданности. – КАКАЯ ПРЕДВЗЯТОСТЬ! Мистер Коллинз ни словом не упомянул о тех омерзительных, непатриотичных письмах, напечатанных без моего ведома на прошлой неделе! Можно подумать, что они написаны по заказу самого Гитлера! Не слушайте его, лорд Овербрук.
– Они попали в журнал по ошибке, – лгать мистер Коллинз тоже умел. – Доход от рекламы вырос на девятнадцать процентов, – добавил он как бы между прочим.
– В самом деле? – лорд Овербрук оживился, услышав о доходах. – За какой срок?
– За четыре недели, – пропел мистер Коллинз. – Придется нарастить объем выпуска, если хватит мощностей. Миссис Ньютон полагает, что у нас есть все шансы на успех.
– ЛОРД ОВЕРБРУК, Я НАСТАИВАЮ НА…
– СПАСИБО, Генриетта, – рявкнул тот в ответ. – Миссис Бёрд, со слухом у меня все в порядке. Что там было насчет непатриотичных писем? Я бы так не сказал. Я показал их своей супруге, и она была тронута. Меня же весьма позабавила фраза «Гитлер обманщик и болван».
– ПОЛИ… тика, Лорд Овербрук, – выдавила миссис Бёрд, вспомнив о хорошем слухе лорда. – И где? В «Женском Дне»! Это же прямой путь к большевизму!
– Если до него дойдет, – пробормотал мистер Коллинз, – то «Горшочку на плите» несдобровать, и будет в нем одна капуста.
Лорд Овербрук порядком устал от пререканий.
– Фраза, употребленная мисс Лейк, очень точно характеризует этого безумца. А теперь помолчите немного. Это касается всех.
Лицо миссис Бёрд приобрело багрово-фиолетовый оттенок. Казалось, ее вот-вот хватит удар.
Все притихли. Лорд Овербрук, немного поразмыслив, прищелкнул языком и заговорил вновь:
– Глубоко сожалею, мисс Лейк, но учитывая тот факт, что… Господи, да что там такое в приемной?
Мы взглянули на дверь. Из-за нее доносился голос молоденькой, но непробиваемой секретарши председателя, мисс Джексон, настаивавшей, что «лорд сейчас никого не принимает».
– Никак нельзя, – твердила она.
– Мне очень жаль, но… – возразил женский голос, и дверь кабинета распахнулась.
– Что там еще? – лорд Овербрук еле сдерживался, чтобы не сорваться.
– Подождите! – закричала я. И еле слышно добавила: – Пожалуйста…
Там, в дверях, бледная, изможденная, с багровым шрамом на лбу, тяжело опершись на трость, стояла Банти.
А рядом с ней, из последних сил придерживая тяжелую дверь и стараясь не выронить тяжеленный мешок с письмами, мужественно стоял до смерти перепуганный Кларенс.
Ноги не слушались меня, но мистер Коллинз подбежал к Банти, подав ей руку, и та медленно подошла к нам, опираясь на него.
Банти могла ходить! Она была жива и здорова!
Банти пришла.
Я не знала, плакать мне или смеяться, и издала какой-то странный полувсхлип, полусмешок. Просто увидеть ее было для меня огромной радостью.
Было совершенно неясно, зачем она здесь, но меня это не заботило. Неважно, что сейчас я лишусь работы и вся моя жизнь перевернется. Банти выкарабкалась и была здесь, и можно было поговорить с ней. Внезапно мне стало страшно. Столько нужно было ей объяснить! Я не могла просто так подойти и попросить прощения. Вдруг она пришла по какой-то неизвестной мне причине, совсем не из-за меня?