Мэри одёргивает её беспощадным, почти свирепым взглядом. «Не смей, – говорит этот взгляд. – Ты не имеешь права трусить».
Венди едва не смеётся, но этого звука она бы не вынесла. Смех остаётся запертым внутри, а она берёт Мэри за руки и касается лбом её лба.
– Я найду способ вытащить отсюда и тебя, даю слово. – Венди поворачивается и загораживает собой доктора Харрингтона, и теперь можно сделать вид, что они наедине. – Пусть я не могу забрать тебя прямо сейчас, но я не брошу тебя здесь.
– Не давай слово, если не сможешь его сдержать. – Глаза Мэри ярко сверкают. В её голосе – не сомнение, а скорее угроза, скрытая в насмешке. Венди не может удержаться от улыбки, но на губах – соль. У неё никогда раньше не было подруги, особенно такой, как Мэри. Как она будет жить, когда их разлучат?
– Я сдержу. Клянусь!
Венди размазывает слёзы по щекам.
– Держи.
Быстро, чтобы доктор Харрингтон не заметил, Венди достаёт драгоценную украденную иголку из рукава блузы, куда раньше её припрятала, и вкладывает в руку Мэри. Мэри собирается что-то сказать, но не произносит ни слова. В этой крошечной стальной лучинке – вся их история, и Венди накрывает её пальцами Мэри. Это Мэри научила её выживать и не терять надежды. Всё, чего жаждет Венди теперь, – сделать для неё то же самое.
– Чтобы вспоминала меня, глядя на неё. – Она касается губами щеки Мэри, впитывая тепло её кожи. – Я не прощаюсь.
Венди делает шаг назад, и иголки уже не видно. Она кусает себя за щёку, чтобы сохранить видимость невозмутимости, не дать улыбке расплыться по лицу.
– Ну пойдём, не будем заставлять твоих братьев ждать. – Доктор Харрингтон твёрдо и настойчиво берёт Венди за руку.
На миг ей кажется, что она сейчас ударит его, но взгляд Мэри заставляет её остановиться. Она дала слово, надо его сдержать. Венди склоняет голову, и даже это легчайшее движение причиняет боль. Следует сказать что-то ещё, но что она может сказать? Между ними столько всего, и нет слов, чтобы описать, что для неё значит Мэри. Венди может только надеяться и верить, что Мэри понимает это.
Венди отворачивается, проглатывая болезненный комок в горле. Она позволяет доктору Харрингтону увести себя по тропинке – его пальцы плотно сомкнуты на её руке, будто даже теперь она может сбежать. Представляется дурацкая картинка, что она невеста, а доктор Харрингтон ведёт её по проходу в церкви, чтобы передать в чужие руки. Венди бросает на Мэри последний взгляд. Если смотреть чуть дольше, её смелость растает, а она рванёт обратно в темноту. Она знает, что в лечебнице Святой Бернадетты небезопасно, но там хотя бы понятны правила.
Когда она поворачивается назад, то видит в конце дорожки Джона и Майкла, которые ждут её у ворот. Они кажутся такими маленькими, прямо мальчишки в детской. А потом расстояние между ними сокращается, Венди оказывается перед ними, и они оба оказываются выше её – совсем не мальчики, а взрослые мужчины. У Джона – аккуратные усы, волосы Майкла выгорели в песочный светлый цвет; он опирается на трость, а в его серо-голубых глазах живёт целое сборище призраков. Джон целует её в щёку. Майкл обнимает одной рукой, но очень скованно и официально, как незнакомку.
Венди очень хочет что-нибудь ему сказать, но Джон встаёт между ними.
– Пойдём, дорогая. – Джон берёт её за руку, его пальцы сменяют руку доктора Харрингтона. Венди помимо воли вздрагивает от его жеста и слов. – Нас ждёт машина.
В голосе – напряжённая нотка, смотрит он тоже беспокойно: бросает на неё взгляд и быстро отводит глаза. Торопливо сажает её на заднее сиденье, едва давая ей время подобрать юбку, словно тоже боится, что она улетит прочь. Его голос, его лицо – что-то с ним не так, и Венди пытается внутренне собраться, но невозможно приготовиться к тому, что говорит Джон, когда забирается в машину вслед за ней и захлопывает дверь.
– Я надеюсь, ты не будешь совсем уж против, но у нас заказан столик в клубе. Отец Неда всё устроил. Ему не терпится познакомиться с тобой.
– Нед? – Венди холодеет, в ушах звенит это имя, пока машина трогается с места. Придётся встретить будущего мужа прямо сейчас? Совсем не успев привыкнуть обратно к жизни вне стен лечебницы?
Джону хотя бы хватает совести выглядеть пристыженно – он краснеет. Майкл вовсе не смотрит на неё.
– Прошу тебя, Венди. Хотя бы попытайся. – Джон говорит как ребёнок, который выпрашивает конфету, и только сверху всё это покрыто тонкой плёночкой заботы.
Руки жаждут взлететь к дверной ручке, обрушиться на стекло. Хочется выброситься на улицу – что угодно, только не то, что ей уготовлено. Она думает о Мэри, о своём обещании и о будущем. Думает о Джоне, Майкле и их прошлом. Заставляет себя посмотреть брату в глаза и увидеть его по-настоящему. Джон заботится о ней. Он желает ей лучшего. Нельзя винить его за то, что он не понимает её, если она сама сделала так, чтобы её было невозможно понять.
– Я и пытаюсь. – Венди старается говорить как можно ровнее. – Я постараюсь, но мне нужно время. Всё слишком быстро.
Джон покусывает губу под усами – вернулась старая привычка.
– Твой будущий свёкор очень настаивал. Он бывает… нетерпеливым. – Джон отворачивается и покашливает.
– Ты что-то недоговариваешь. – Венди едва не хватает Джона за ухо, будто он снова ребёнок, а она заменяет ему мать и пытается поймать его на вранье. Вместо этого она сцепляет руки на коленях, доказывая, что владеет собой, что изменилась.
– Это не жен… – Джон трясёт головой. – Тебе не о чем здесь беспокоиться.
Говорит он резко, но глубоко внутри смущён, думает Венди. Она умоляюще смотрит на Майкла, но тот не обращает на неё внимания и глядит в окно на проплывающий мимо город. Венди чувствует, как корсет держит её. Сейчас он не просто тяжёлый, он тянет её к земле. Кожа горит под одеждой так, что хочется разодрать платье в клочки. Теперь понятно, почему Джон так настаивал, чтобы она оделась и причесалась подобающе. Как он может так поступать с ней? Как он может быть таким жестоким?
Совсем скоро, даже слишком скоро машина тормозит, и Венди снова охватывает ужас. Она осматривает улицу, прикидывая, сможет ли убежать. Далеко ли она убежит, пока её не выследят? Джон перехватывает её руку, когда она тянется к ручке, будто прочитав её мысли. Но так смотрит на неё, что понятно – есть и другая причина.
– Нед и его отец знают, что ты… болела, но больше ничего. – Губы Джона мрачно кривятся, но говорит он от души. – Ты можешь сказать им, что болела испанкой или чем захочешь. Сама выбирай, что объяснить.
Выбирай. Она замирает. Она так долго не могла выбирать – ни куда пойти, ни что сказать, а теперь Джон даёт ей возможность придумать себя с нуля. От этого кружится голова, Венди смотрит в глаза брата и видит в них всё то, что он хотел бы передать ей, не говоря вслух. Он пытается быть добрым. Он предлагает ей с этой минуты взять жизнь в свои руки, пусть даже выбор у неё и невелик. А кроме всего этого, он до изумления страстно желает, чтобы она была счастлива.
Вдруг становится очень страшно при мысли о таком широком выборе. Получится ли выдать болезнь за испанку? Лечебнице Святой Бернадетты в этом отношении повезло: всего несколько солдат были направлены в мужское отделение после возвращения с фронта, так что почти никто не заболел, хотя в других местах болели все поголовно. Будут ли Нед и его отец настаивать, требовать доказательств, и что она скажет в таком случае? Она лгала так долго, что от мысли о ещё одной лжи, о лжи, которую она выберет сама и в которую, если прав Джон, с готовностью поверит её будущий муж, перехватывает дыхание.
Джон ещё миг держит её за руку, а потом отпускает. Доверие. Подарок, из которого она черпает силы и заставляет себя сделать вдох. Она справится. Венди неловко выбирается из машины. Тело онемело, оно будто не принадлежит ей и находится в милях от неё. Настоящая Венди Дарлинг парит высоко над женщиной, которая поднимается по ступенькам в клуб, готовясь встретиться с будущим мужем.
Венди по привычке оправляет перед юбки и рукава. Там нет спрятанных кармашков, но скольжение рук по ткани всё равно успокаивает. Учитывая происходящее, она заслужила это небольшое утешение.
– Я готова. – Венди поднимает голову.
Джон дарит ей улыбку – в ней облегчение и, наверное, даже немного любви. Когда он придерживает дверь, в глазах таится почти намёк на вину. Когда Венди входит внутрь, Майкл наконец смотрит прямо на неё. Венди едва успевает заметить в выражении его лица проблеск того мальчика из детской, которого она знала. Он трогает её за руку – едва касается пальцами рукава.
– Не переживай, Винди. – Он криво улыбается, и старое имечко, которым Майкл называл её раньше, едва не подкашивает её. – Тебе понравится Нед.
Эти слова, даже такие торопливые, помогают собраться с духом и пойти дальше. Она сделает это для Майкла, для Джона. Для Мэри.
Когда глаза Венди привыкают к переходу с улицы в помещение, она видит, как настречу шагает высокий, угловатый мужчина. Его волосы тщательно уложены, усы тёмные и аккуратно подстриженные. На нём безупречный костюм: тёмно-серый, удлинённый, с галстуком розового цвета, который очень ровно заколот бриллиантовой булавкой. Она слишком давно не бывала снаружи, так что не знает, модно ли сейчас одеваться так, но в любом случае ощущает себя неряхой. Она останавливается, и мужчина тоже – вокруг него такое облако нервозности, что он напоминает пугливую лошадь.
Прямо за ним – должно быть, это и есть Нед – стоит мужчина, в котором она угадывает своего будущего свёкра. Сходство очевидно. Она будто смотрит на одного и того же человека, только второй чуть постарше. Стальные пряди в волосах и усах свёкра – единственное, что отличает его от сына.
Нед протягивает руку, но его отец шагает вперёд, почти отпихивая Неда, хватает Джона за руку и крепко пожимает. Следом он приветствует Майкла и только затем глядит на Венди. Он смотрит так, что напоминает доктора Харрингтона, который изучает её, как некий экземпляр, притом особенно отвратительный. Джон кладёт руку ей на талию, успокаивая и подталкивая вперёд.