От моего голоса она подпрыгивает и, заправляя прядь волос за ухо, встает.
— С ней все в порядке, не волнуйся, — она вздыхает. — Я хочу извиниться.
— За что? За то, что дала мне ощущение, что ты действительно хочешь двигаться дальше? Что, возможно, есть хоть немного надежды на отношения между нами? Что, возможно, ты можешь влюбиться в меня, так же как я влюбился в тебя?
— Джейс… — на мгновение ее дрожащий голос ослабляет мою злость.
— Холлин, почему ты ушла?
Она смотрит на меня мокрыми от слез глазами.
— Это было слишком сложно для меня.
— Ага, ну такова жизнь, Холлин, — разочарованный, я хватаюсь за затылок и смотрю на нее. — Жизнь — это не какая-то прогулка в парке, где можно загадывать желания на одуванчиках. Жизнь — это работа. Жизнь — это путь из побед и поражений. Успехов и неудач. Опыта и новых возможностей. Ты не сможешь что-либо изменить, пока сидишь и ожидаешь других результатов.
— Я пытаюсь, — плачет она.
— Ты говоришь, что пытаешься, Холлин. Но теперь это просто пустые слова, — сокращая расстояние между нами, я указываю ей на грудь и говорю: — Чтобы расти, тебе нужно попробовать отсюда, — я касаюсь ее сердца, а затем головы. — И отсюда. Ты не должна делать вид. Ты должна на самом деле хотеть этого. Ты должна хотеть измениться. Ты должна хотеть отпустить. Я не вижу, что ты на самом деле хочешь попытаться. И да, это моя вина, что пытался подтолкнуть тебя, когда ты не была готова. Я беру вину на себя. Но я больше не могу идти по этому пути. Если сегодняшний день не пример, то я не знаю, что это.
— Ты тоже не отпускаешь, Джейс, — говорит она, подняв подбородок. —Ты говоришь о переменах, об изменениях в нашей жизни, но ты до сих пор так и не пришел к Хоуп, несмотря на приглашения от Джун и Алекс. Ты даже не можешь говорить о ней. Ты не можешь говорить со мной о переменах в жизни, когда ты тоже стоишь на месте.
— Нет, — я качаю головой. — Не переводи стрелки на меня.
— Какого черта нет? Мы с самого начала были вместе. Будь честным, Джейс, да? Разве это не был девиз наших отношений? Ну, я буду честной. Ты тоже не двигаешься дальше. Каждый день ты все дальше и дальше погружаешься в яму скорби и жалости. Если бы ты действительно был заинтересован в изменении ситуации, ты бы уже это сделал.
— Холлин, не хочу быть мудаком, но я совсем недавно отказался от своего ребенка. Ты скорбишь почти два года.
Отступая назад, она складывает руки на груди.
— Не хочешь быть мудаком? Так вот, новость — только мудак скажет такое. Иди ты нахрен за то, что осуждаешь меня в период скорби. Ты решил отказаться от своей дочери, а у меня не было выбора в этом вопросе, когда Эрика забрали у меня.
— Я не хотел отказываться от нее, — кричу я, вероятно, разбудив всех соседей. — Ты не думаешь, что это было самое трудное решение в моей жизни?
Вздохнув, она опускает руки и искренне отвечает.
— Я знаю, что это было тяжело, Джейс. Извини.
— Черт, — сдавшись, я сажусь на пол спиной к стене. Холлин присоединяется ко мне. — И здесь мы должны работать над принятием. Я уверен, что мы оба вернулись на первый шаг. Скорбь, — я беру ее за руку и целую, прежде чем положить ее обратно на колени. — Мы больше не можем делать это вместе.
— Что? — она резко поворачивается в мою сторону. — Джейс, это всего лишь небольшой спор. Мы друг друга поддержка.
Так ли? Или, возможно, это все, кем мы когда-либо будем. Она влюблена в другого и, вероятно, никогда не полюбит меня. Я хотел большего, но я не могу продолжать терпеть эту боль. Мне лучше быть одному.
— И я буду радоваться за тебя со стороны, но мы не можем больше контактировать. Мы должны помогать друг другу, чтобы подняться, а происходит все наоборот. Мне нужны отношения, к которым ты не готова, а твое нежелание ежедневно убивает меня. Мы сейчас токсичны друг для друга, Холлин. Это вредно для нас.
— Ты не можешь оставить меня, Джейс. Я не могу этого сделать.
Повернувшись к ней, я провожу рукой по ее щеке и вытираю слезу.
— Ты сильнее, чем думаешь, Холлин. Ты контролируешь исход своего будущего, а не кто-то другой. Используй силу, которая у тебя появилась за последние несколько месяцев. Собери огонь, из-за которого ты сгорела, и преврати это в нечто большее. Холлин, докажи свое существование.
Я прижимаю ее к себе. Наклоняясь вперед, целую ее в щеку, в последний раз вдыхаю ее запах и отодвигаюсь.
— Знай, что хоть и издалека, но я твой самый большой болельщик. Прими свое прошлое, оставь Эрика рядом, но не позволяй ему удерживать тебя от твоего будущего, — я смотрю на нее и запоминаю этот момент, зная, что мы, вероятно, больше никогда не будем говорить. — Боже, я люблю тебя, Холлин. Мне жаль, что у нас не было времени, — я печально улыбаюсь. — Может быть, в другой жизни.
В последний раз я прижимаюсь губами к ее, поклявшись, что это тот момент, который изменит ход всей моей жизни. Она права. Я не двигаюсь дальше. Мне страшно. Я не ничего не делаю, чтобы измениться. Но это конец.
Черт, я потерял ее, и это повлияло на мою игру. Это повлияло на каждую часть моей жизни. Но я должен быть ангелом-хранителем для Хоуп. Я должен убедиться, что она получает лучшее, потому что заслуживает это. Я должен быть лучше для нее, и она это получит. Пришло время двигаться вперед. Пришло время доказать мое существование.
Дейзи
— Еще чаю?
— Конечно, — бабушка наливает мне еще одну чашку дрожащими, обветренными руками и передает мне молоко и сахар. — Спасибо бабушка.
— Без проблем, — она откусывает еще одно печенье Snickerdoodle81, которое я приготовила. — Ты действительно научилась хорошо печь. Оно восхитительно.
— Я училась у лучшей.
— О, дорогая, — она машет рукой перед лицом. — Ты льстишь мне, — откусив еще, она спрашивает: — Из-за чего у тебя такое мрачное настроение? Ты обычно улыбаешься и рассказываешь о тканях, которые нашла по скидке.
— Не лучшая неделя, — это, наверное, преуменьшение. Я чувствую, что новые отношения, которые у меня появились, рухнули. Мне пришлось несколько раз звонить Холлин, чтобы узнать, что с ней все в порядке после того, как она сбежала со стадиона. Надеюсь, я больше не увижу тот взгляд боли и разочарования на лице Джейса. Он выглядел еще хуже, чем в первый день, когда мы встретились.
Признаться, полет обратно в Денвер был немного пугающим, но я смогла пройти через аэропорт… благодаря работнику авиакомпании.
— Это имеет отношение к Картеру? — и теперь он. Картер, тот, кого я смогла полюбить. Какой я была глупой и наивной.
— Да, — я сажусь. — Я действительно не хочу об этом говорить. Давай просто скажем, что ничего не получилось.
Похлопывая меня по руке, она говорит:
— Мне очень жаль это слышать, дорогая. Знаешь, я здесь, если ты захочешь об этом поговорить.
— Знаю, — останавливаясь, я набираюсь смелости, чтобы поговорить с ней о реальной причине, по которой пришла сегодня. — Могу я задать тебе вопрос, бабушка? — я размешиваю свой чай, чувствуя тревогу из-за последующего вопроса.
— Ты можешь спрашивать, о чем угодно. Хочешь поговорить об удовольствии без последствий?
— Ни за что, — я смеюсь. — Не обижайся, бабушка, но я не хочу говорить с тобой об этом. Никогда.
— Справедливо, — она поднимает руки. — Но я могу рассказать, если ты когда-нибудь захочешь. Я очень разбираюсь в этой теме.
— Это то, чего внучка никогда не должна знать, — мы смеемся, что вызывает у нее кашель. — Ты в порядке?
— Да, дорогая. Теперь задавай свой вопрос, пока я не покрылась паутиной от ожидания.
— Ладно, просто знай, я не хочу ранить твои чувства этим вопросом.
— О, я знаю, что ты никогда не сделаешь это нарочно. Продолжай.
— Мне просто интересно, почему ты держала меня в безопасности всю жизнь. Почему мы никогда не были за пределами города? Почему я была настолько изолирована, из-за чего у меня не было друзей? — я вздрагиваю, ненавидя себя за неблагодарность. Эта женщина дала мне все. А я здесь спрашиваю ее о методах воспитания, но только с целью, чтобы двигаться дальше. Мне нужно знать причину.
Выглянув в окно, она пьет чай, а глубокие морщины на ее щеках напоминают мне о ее возрасте.
— Я когда-нибудь рассказывала тебе про день, когда не стало твоего деда?
— Хм, не помню. Только то, что он был психически болен и его госпитализировали.
— Верно. Но я не сказала, что у него было посттравматическое стрессовое расстройство. Он воевал во Вьетнаме. Он ушел помогать счастливым, гордым и любящим. Вернулся он уже совершенно другим человеком. Это был не Гарольд, за которого я вышла замуж. У него был измученный взгляд, он был рассеянным, и никогда полностью не вникал в происходящее. С каждым днем его настроение все чаще менялось настолько, что мне приходилось закрываться в ванной, потому что он относился к дому как к военной зоне, не понимая, где находится. В итоге, мне пришлось обратиться за помощью, и тогда он отправился в больницу… на один день.
— На один день? — спрашиваю я.
Она кивает.
— Он решил, что этого достаточно и на следующий день повесился в нашем доме. Я пришла домой и нашла его мертвым. Он оставил записку, в которой говорилось, что мир — ужасный, жестокий, полный ненависти, в котором он больше не хотел жить.
— О боже, бабушка. Я не знала.
— Мало кто знает. Я была физически и эмоционально подавлена, и впала в глубокую депрессию. Я похоронила себя в одиночестве, не желая видеть мир, который забрал моего Гарольда, — она смотрит на меня со слезами на глазах. — И потом появилась ты. Ты была маленьким лучиком солнечного света в моей жизни, а я не знала, что мне нужно. Ты была яркой и веселой. Это вернуло прежнюю меня, и я не хотела это потерять. Поэтому я держала тебя рядом. Это было неправильно? Держать тебя в уединении от внешнего мира? Да, но могла бы я сделать это снова? Конечно. Дело в том, что, если бы я потеряла тебя в этом мире, я бы потеряла себя. Это было эгоистично с моей стороны, но это был единственный способ, который я знала, хватаясь за радость, которая появилась благодаря тебе.