После того, как правительство Новой Амадонии создало в руслах трёх великих рек Укайи, Уальи и Марайи национальный заповедник и запретило там все виды транспорта, проникнуть к восточным склонам Южной гряды со стороны Стели представлялось затруднительным как по времени, так и в связи с опасностями, которые таили влажные амадонские леса. Поэтому путь к месту раскопок пролегал через хребты.
Вначале шли снимки перехода по пустынным береговым равнинам.
Имея пристрастие к художественной съёмке, профессор Ена даже в таком унылом деле, как путь по засушливым местам, находил плюсы. Скудная растительность западных предгорий, называемых «жаркой землей» – кактусы, стелющиеся кустарники, лишайники – все было подмечено с профессиональным вкусом и с самых неожиданных ракурсов. Далее следовали склоны холмов и гор, поросшие карликовыми деревцами, берега ручьев и дальние вершины, покрытые вечными снегами. Эти места напомнили ей о двух трудных перевалах, на которые ушла почти неделя.
Потом начались высокогорные тропические луга.
Милена листала дальше, и вот природные этюды сменились фотографиями людей на фоне густой растительности горного тропического леса. Отсюда и дальше на восток простиралась Стель.
Среди экспедиторов и калайцев-носильщиков Милена узнала мрачного и тощего Аденора Гальдоха. С каждого снимка он смотрел из-под своей широкополой шляпы неизменным взглядом филина.
Далее последовала серия снимков, на которых была она – Милена. Вот она по пояс в воде, в другом месте – рядом с хмурым Аденором на фоне стволов гевея. Здесь она на ветке хинного дерева, а тут в гуще огромного древовидного папоротника, и ещё на фоне огненно-красных орхидей. На некоторых снимках был дядя Ромуальд. Она сама его снимала во время разбивки лагеря на перевале.
А вот вход в пещеру – ту самую, куда она так и не успела войти и где оказался замурован дядя.
И вдруг Милена ахнула: на снимке взволнованно улыбающийся профессор стоял на фоне большого постамента из гладкого темного материала – не то мрамора, не то гранита – на поверхности которого высечены письмена. Вверху – фрагмент могучего подбородка какого-то божества явно в калахайском стиле. В самом основании постамента неглубокая ниша. В ней что-то поблескивало – продолговатое, вроде скипетра.
Больше снимков в памяти не было.
Таращась в экран, Милена задумчиво погрызла костяшку кулака.
Снимок делал, разумеется, калаец, дядя ещё не пришел в себя, никто ещё толком ничего не разглядел: просто первое фото – миг обнаружения.
– Письмена, – прошептала Милена и отпила коктейль.
Она отключила фотомейкер от слайдера, запустила большой потолочный компьютер и выгрузила на него все фото. Надев очки с оптической лапой, она легла на планшетку и дождалась, пока датчики найдут нужные места на руках и ногах.
Подвигав лапой, Милена открыла последнее фото и вошла в виртуалку.
Она могла видеть ту часть пещеры, которая попала в объектив и, естественно, все «обратные стороны», такие, как спина профессора, боковые и задняя поверхности пьедестала и голеней статуи были созданы самой программой и не имели информативного значения.
Подойдя к дяде, Милена заглянула ему в лицо.
Свойственная дяде Ромуальду манера немного кичиться своим общественным положением даже в эту минуту была выражена в его грубоватых чертах. Быть может, он успел на какой-то миг представить себя выступающим на съезде археологов или пресс-конференции в окружении учёных и журналистов. Взгляд и улыбка подчеркивали важность и историческое значение находки: это было лицо полководца, выигравшего решающий бой.
– Что же здесь случилось, дядя Ромуальд?
Подойдя к нише в постаменте, Милена присела и стала внимательно рассматривать предмет.
Пыль, недостаточное освещение и резкий отблеск от вспышки не давали возможности установить сплав, но совершенно определенно можно было заключить, что это в самом деле как минимум одна из копий скипетра Верховного Калахая, украшенный рубином размером с яблоко.
Милена подошла к той части постамента, где виднелись письмена. Символы были не похожи на всё, что она знала. В памяти всплыли ткани с узорами, вписанными в квадраты по кайме – те, что она видела несколько лет назад в национальном музее беаруанской культуры.
Милена шевельнула лапой, выделила текст и, скопировав его, послала на анализ. Ответ тут же показал отсутствие аналогов в базе данных всех языков мира. Милена разделила панораму на две части и в одной из них открыла атлас древних языков Северной и Южной Таранты. Потратив около часа, она не нашла ничего, за что можно было бы уцепиться. Вывод напрашивался сам: перед ней уникальный снимок фрагмента сакрального письма калахая. Да только вот в чем проблема: любой первокурсник знает, что письменность калахая запрещена их же жрецами и уничтожена!
И опять вспомнился Виктор.
Не выходя из виртуалки, Милена открыла адресную книгу, кликнула изображение Виктора и постучала в развернувшееся окно. Как и следовало ожидать, Виктора в сети не оказалось. Этого парня вообще нелегко было застать дома.
Выйдя из виртуалки, Милена отключила датчики, сняла устройства и села за клавиатуру.
«Привет, Вик! В Андах найдены руины пещерного храма калахая. Профессор Ена исчез. Высылаю его последнее фото. Если можешь, посмотри знаки. Милена».
Отправив письмо, она попыталась продолжить уборку, но все валилось из рук, и она, чтобы как-то развеяться, отправилась заказывать продукты.
Спустя два часа, когда Милена вернулась и активировала компьютер. В почтовом ящике оказалось сразу четыре послания от Виктора.
«Привет, Милена! То, что случилось с профессором Еной – очень неприятно. Только что узнал подробности от коллег. Изображение получил. Работаю».
Следующее письмо было прислано через пять минут.
«Привет, Милена! А тебе самой это что-нибудь напоминает?»
Почти сразу ещё одно.
«Привет, Милена! Почитай Гарсила Делавеху!»
Еще через сорок две минуты пришло последнее.
«Милена! Надо немедленно встретиться!»
Девушка проворно нацепила устройства и, войдя в виртуалку, вновь постучала в окно к Виктору. Ставни тотчас распахнулись.
– Ты сменила лицо! – поразился Виктор.
– Это не пластика, – фыркнула Милена. – Просто такой… образ.
В последнее время она иногда подрабатывала для прессы, и ей часто приходилось бывать на различного рода конференциях и форумах, где её персональное лицо могли узнать. Но нет! – она не из тех дур, которые до тридцати успевают полностью сменить внешность.
– Понятно, – с облегчением кивнул Виктор. Он лихо прошел сквозь подоконник, стал рядом с Миленой и развернул большую физическую карту Южной Таранты. Над Стелью и равниной Монталия нависли облака, и Виктор их разогнал.
– Показывай! – возбуждённо сказал он. – Где это?
Милена неуверенно поводила рукой.
– Где-то здесь.
Виктор почесал затылок.
– Можешь взять отпуск на несколько дней? – спросил он. – Надо встретиться. Там, в Беару. Все расходы беру на себя.
Милена пожала плечами.
– Я и так в отпуске. И у меня осталось ровно двадцать дней.
Он выжидающе посмотрел на нее, потом вдруг стушевался.
– Знаешь что?.. Я давно не писал… Столько работы навалилось, понимаешь…
– Вик, оставим это. Разве ты обязан был мне писать? Меня интересуют письмена и то, что случилось с дядей. Тебе удалось хоть что-нибудь расшифровать? И что там насчет Делавехи?
– Делавеха… – бодро подхватил Виктор, явно обрадованный её деловому тону. – Он – автор одной древней книги. «История государства Калахая», наверняка слыхала…. Так вот, надпись на снимке сделана на неизвестном языке. То есть, я хочу сказать: неизвестном современным лингвистам. Как-то во время чтения «Истории…» ко мне пришла мысль сопоставить разные образцы прикладного и декоративного искусства калахая с узелковым письмом «киу». Тебе, наверное, известно, что язык «киу» разработан на основе семибитного двоичного кода?
Милена кивнула.
– Так вот, – продолжал он, – проследив закономерность расположения вертикальных, горизонтальных и наклонных линий узоров, а также соотношение половинчатых, четвертных и шестнадцатых отрезков, из которых созданы узоры калахая… Короче, я обнаружил прямую взаимосвязь между письмом «киу» и стилем построения декоративных узоров на тканях, а также внешних и внутренних стенах некоторых зданий. Я проанализировал около двух тысяч различных рисунков, в том числе и таких, которые относятся к до– и послетаусуйскому периоду…
Он сделал продолжительную паузу и торжественно объявил:
– Результат превзошёл все ожидания! Передо мной открылись совершенно новые просторы! И сегодня, когда ты прислала эти знаки, я смог прикоснуться к одной из самых великих загадок истории!
– Господи, Вик… Да говори же, наконец! Что они тебе сказали, эти знаки?
– Милена, речь идет о сокровищах.
– Что?
– Письмена говорят о сорока корзинах золота и драгоценностей, которые калахая спрятали от катастранцев. Когда Корсадо со своим отрядом завоевал империю и стал правителем, небольшая группа воинов калахая перенесла весь основной запас сокровищ в надежное место.
– Что это за место?
Виктор как-то неопределенно развёл руками.
– Милена, похоже, нам придётся уточнять это прямо на месте.
– Как так? Ты можешь сказать, что тебе удалось прочитать?
– Калахая отнесли свои сокровища «в другую вселенную». Именно так и написано. И вход туда открывается через «вневременные ворота». Что это значит, понятия не имею. Может, дальше есть объяснение? На фото видна часть текста, остальное в объектив не попало. Вот почему я говорю, что разбираться надо на месте.
– А как тебе самому кажется, что это значит? – Милена почувствовала уже как начинает в ней зудить азарт.
– Ну, если отбросить то, что все мы знаем об альтернативных мирах и всевозможных порталах из фантастических тиви-сериалов, это может быть поэтическое название одного из подземных ходов, оборудованных калахая.