– Закрываем дверь! – крикнул Виктор.
Все налегли на дверь, и она тяжело бухнула, автоматически закрывшись на щеколду.
– Ищите врата, – сказал Виктор.
Компаньоны принялись изучать помещение.
Серое солнце, пробиваясь сквозь стекло, сильно нагрело воздух, отчего весь потолок был покрыт каплями испарений.
– Что это? – Виктор от изумления вытаращил глаза.
Прямо посреди помещения была вырыта яма около трёх шагов вширь.
Подойдя ближе, они осторожно заглянули.
– Чёрт! – Лана скривилась. – Это же самая настоящая…
– Выгребная яма, – подсказал Макс и похлопал Виктора по плечу. – Сразу видно, командир, раньше тебе не приходилось бывать в экстремальных условиях.
– Но тут же грязь!
– Хуже! Это настоящее дерьмо! И запах тот же…
– Нет, это силогумус, – сказал Заро.
– Здесь надпись, – заметила Лана.
На земле лежала гранитная плита с тремя рядами наполовину стёртых символов.
– Чёрная дыра, – прочитал Заро.
– Чёрная дыра, – повторил Макс. – Правильнее было бы назвать чёрным унитазом.
– А еще здесь вот что написано, – сказал Заро. – Тут написано: «Оторвись от созерцания Бытия и вкуси совершенство в мире Иного Подобия. Но остерегись уносить с собой что бы то ни было, иначе погибнешь. Сними свои одежды, иначе врата не откроются». Провались я на этом месте, если это не Харт!
– Если я правильно понимаю… – неуверенно начал Виктор.
– Правильно вы понимаете, – кивнул Заро.
Наступило долгое молчание. Внезапно его прервали тяжелые удары в стеклянную дверь.
Компаньоны оглянулись. Спяхи, прильнув лицами к стеклу, судорожно бились, пытаясь открыть дверь.
Щеколда скрипела, но все ещё сдерживала натиск.
– Долго мы тут не продержимся, – сказал Виктор.
Голова одного из спях не выдержала давление сзади и треснула. Сероватое содержимое разбрызгалось по стеклу.
– Ну нет, не хочу, чтобы меня сожрали эти психопаты, – сказала Лана и быстро стала расстегивать пуговицы на джинсах.
– Совершенно солидарен! – поддержал её Заро, стаскивая с себя одежду.
Лана сбросила джинсы, и на землю выкатился коллапсатор.
Переглянувшись, все члены команды начали лихорадочно раздеваться, бросая одежду в общую кучу.
Оставшись в трусиках, Лана подошла к краю ямы и с отвращением в неё заглянула.
– Трусики тоже, сестричка! – погрозил пальцем координатор.
– Знаю, – сухо ответила она.
Быстро обнажившись, Лана бросилась в темную жижу. Фиолетовая вспышка, озаряя пространство, резанула по глазам.
Милена быстро сбросила остатки одежды и шагнула вслед за Ланой…
– Что-то меня тревожит, – сказал Заро. – Похоже, я опять слишком очеловечился.
Макс набрал в легкие воздуха и хотел прыгать, но вдруг застыл на краю ямы.
Постояв несколько секунд, он повторил попытку, вновь не решился, выругался и зло оглянулся на беснующихся спях.
Те навалились на стеклянную дверь, и в эту минуту щеколда затрещала. Через образовавшуюся щель стали просовываться серые костлявые руки.
– Черт! – крикнул Макс.
Он выхватил из вороха одежды свой меч и изо всех сил метнул его в щель, но промахнулся. Ударившись о стекло, меч сделал выщерблину, от которой неправильной снежинкой разбежались в стороны длинные трещины.
Следующий толчок извне расколол дверь на несколько больших частей. Осколки рухнули на беснующуюся толпу и частично внутрь помещения – прямо на Макса.
Не успев ничего сообразить, Макс инстинктивно бросился в яму с нечистотами.
В тот миг, когда нечистоты сомкнулись над головой Макса, вспыхнув фиолетовым огнем, несколько спях успели подбежать к вратам.
Упав на колени, они по-звериному, на четвереньках полезли в яму.
Вдруг содержимое ямы вскипело, забулькало. Его уровень стал быстро подниматься.
Грязно-серая пена в мгновение ока заполнила помещение, поглощая спях. Вспучившаяся жижа хлынула за пределы портала.
Спяхи, и без того с трудом поддерживающие равновесие, стали увязать и падать. А грязная масса всё прибывала, заполняя озеро и расползаясь по долине.
Вскоре вся долина была залита бурлящим морем.
К вечеру этого дня, когда уже весь мир неопределенного времени был погребён на дне моря силогумуса, глубоко в подземелье, сидя на своем каменном троне, Источник-Вероятности трижды хлопнул в ладоши.
Время остановилось и двинулось вспять.
Стрелки времени склонили колена.
Свет в зале Эпидура замерцал.
В тот же миг скрытые силы природы, управляющие миром неопределенного времени, активировались, запуская в действие обратный механизм миропрофилактики и космогонии.
Уровень океана начал спадать, и вскоре все нечистоты втянулись обратно в черную дыру. После этого проем закрылся.
Космогония окончилась…
Обновленный мир был чист и свеж. В него вновь вернулись краски, и на его удобренных почвах распускались цветы.
Эпидур откинулся на троне и облегченно вздохнул. Он наслаждался покоем и тишиной.
У ног его сидел достопочтенный старец Маграм и, открыв новый фолиант, записывал первые строки новой библии.
Глава 16
Доэ была в отчаянии.
С тех пор, как Харт выдворил Вадима, миновало несколько безвременных оборотов: так Харт называл дни в предложенном Доэ мире. Ничего в этом мире не изменилось после того, как Вадим исчез. Лишь за лесом выросла скала, которую про себя Доэ называла Волчьим Камнем. Про волков ей рассказывал один из мертвых в Трифаре.
Утёс был похож на волка, что воет на луну.
Доэ трижды ходила к тому камню: когда он вырос из ниоткуда, появилась и тропинка, ведущая к нему.
Лес был похож на тот, что отделял сад Доэ в Трифаре от другого сада, к которому Доэ бегала с детства и который впоследствии оказался не садом, а, как сказал Вадим, «образом вселенной».
По пути Доэ вспоминала вечер, когда Харт изгнал Вадима.
Они сидели втроем на берегу озера. В сгущающихся сумерках трепыхался костер, в который Харт подбрасывал щепки. На траве лежала баклажка с пивом, а в корзине было ещё две. Вадим с Хартом беседовали на темы, от которых Доэ стало скучно, и она решила прогуляться по берегу, а когда вернулась, баклажка была уже пуста, и Вадим с Хартом беззаботно шумели.
Вадим рассказывал курьезные случаи из медицинской практики. Это было занятно, и Доэ подсела ближе.
Десять лет Вадим проработал в хирургическом отделении. Он вскрывал хомунам животы, чтобы починить то, что там неисправно. А в костном мире поломки не редкость. Таковы особенности поверхностного уровня оболочки, в котором Доэ никогда не была.
Откупорили новую баклажку. Приложившись к ней, Вадим долго не отрывался, и Доэ смотрела с удивлением. Почувствовав её взгляд, Вадим неожиданно прыснул.
«Помнишь, – спросил он, – ты интересовалась моими друзьями?»
«Да, – кивнула девушка. – Я хотела, чтобы ты мне о них рассказал».
Вадим развел руками:
«У нас говорят: скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты».
Друзей у Вадима было немного. Почти всё своё время он проводил на работе. Начальник, которого он прежде считал своим старшим товарищем, доверия не оправдал. Зато парень по имени Эдуард неожиданно стал сообщником, и они добрались до Кантарата. Эдуард и поныне находится там, и Доэ показалось, что Вадим не против с ним увидеться.
В тот вечер Вадим не раз вспоминал о своем пути из поверхностного уровня в Пустыню.
Он до сих пор не взял в толк, как ему удалось обойтись без помощи проводников и самостоятельно одолеть все преграды. Вадим спрашивал у Харта, но тот отмалчивался.
Доэ пожимала плечами. Она прекрасно знала, как сама переходит с уровня на уровень, хоть и не могла объяснить. Вопросы Вадима казались ей диковинными, а его желание понять суть явлений – необъяснимым.
По сути, истинное проявление любознательности она видала прежде лишь в тех Спящих Трифара, которые, пробуждаясь, становились мертвыми, да и то интерес этот был всегда омрачен страхом.
Остальные обитатели уровней были ко всему равнодушны. Спящие день ото дня брели по улицам Города. «Улыбастики» в красных комбинезонах следили за порядком и жестоко наказывали всякого, кто пытался его нарушить.
В Пустыне обитали безразличные ко всему кантаратские. Мало кто из них мог видеть Доэ, когда она забредала на территорию Кантарата, и никто из тысяч кашатеров на этом уровне не мог с ней справиться. Из мыслей кантаратских однажды она уловила, что всем им запрещено воспринимать её как реальность. Бродящая по Пустыне девушка – призрак, – такой была установка. Всем заправлял начальник Кантарата по имени Балмаром.
Иногда Доэ проходила рядом с высокими светлыми зданиями, заглядывала в окна, взмывала к верхним этажам. Всё в Кантарате было однообразным и неизменным…
В Пустыне жили гигантские тузоры. Твари охраняли Кантарат, но для большинства кантаратских были невидимы: тузоры и кантаратские обитали в разных слоях Пустыни.
Однажды Доэ пришлось убить тузора. Это было вынужденное убийство, оно случилось в тот день, когда Вадим впервые вышагивал по улицам Пустыни. Он ещё не мог выпрыгнуть из того слоя, где жил тузор, и, если бы не реакция Доэ, его самого ждала бы смерть.
Что-то кольнуло её в самое сердце, когда она лишила жизни бедную тварь.
Скоро она забыла о тузоре. Но Вадим всё помнил.
Он был убеждён, что причастен к погибели тузора, и дал ей понять, что сожалеет об этом.
Что-то всё время не давало Вадиму покоя.
Как-то раз он сказал, что вселенной правит некий закон – закон вины. Харт недовольно щурился, когда Вадим это говорил, а она молча слушала.
Вадим толковал об этой самой вине, и с чем-то он был решительно не согласен. Он спорил сам с собой. Вина – это долговая тюрьма, говорил он. Это горючее, на котором работает генератор вселенной.
Доэ пожимала плечами. Она беспокоилась: не утратил ли Вадим разум, прорываясь сквозь толщу черни?
«Вина», – вновь повторял Вадим и веточкой рисовал на земле змейку.