Для Доэ это было всего лишь слово.
…Когда открыли третью баклажку, Вадим ещё больше разговорился. Он упомянул психиатрический диспансер, в котором лежали спящие тела – его и Доэ.
«Они как якоря, – сказал Вадим. – Мы должны к ним вернуться. Надо забрать».
А Харт по-прежнему нахмурился.
«Что значит якоря?» – спросила Доэ.
Вадим стал рассказывать о морях, парусниках и путешественниках.
Доэ закрыла глаза, поплыла по волнам, но неожиданно Вадим загоаорил о её садике в Трифаре.
«Тот картонный дом… – сказал он. – Кажется, я знаю, что это такое».
Доэ не хотелось слушать о доме, ей было интересно о парусниках.
«Когда я выпрыгнул из окна, – продолжал Вадим, – то успел увидеть заднюю стену здания, прежде чем провалился в сознание. Хочешь – верь, хочешь – нет, но это одна и та же стена. Тот картонный дом не спроста в твоем саду. В нём дверь к нашим телам. Я уверен в этом. Доэ, мы найдем способ туда войти. Слышишь? Нам надо снова вернуться в Трифар!»
И только лишь он это сказал, как Харт окончательно вышел из себя. Он как заорёт:
«Нет!»
«Почему?» – пожал плечами Вадим.
«Идиот! – обругал его старик. – Ты просил о помощи, а я предупредил, что оба вы обречены. Ваше единственное укрытие – вот это место. – И он ткнул пальцем в траву. – Стоит только высунуться, тут же вас обоих и кокнут. У них найдётся оружие, которым можно уничтожить вас навсегда».
Вадим промолчал, но Доэ почувствовала его упрямство.
Харт разгреб костер, достал печёные картошки. Они были так горячи, что Доэ едва удерживала их в руках.
Но это её нисколько не развеселило.
Ни живописная природа, ни вечер у костра, ни сотворённое чудесным образом пиво не могли улучшить вечер.
Доэ чувствовала себя зависимой. Прежде, во всех уголках вселенной, где она бывала, всё случалось по её желанию. Ей нередко доводилось бороться с обстоятельствами, но всякий раз она побеждала.
Здесь, в этом мире, Харт не давал ей почувствовать себя сильной. Её угнетало, что она не может больше летать. Тело было тяжелым: ходьбе оно предпочитало стояние на месте, а сидячему положению – лежачее. Даже мысли – и те стремились к равновесию.
Харт большей частью был погружен в себя.
С первой минуты, как все трое оказались среди колосящегося поля во вселенной Иного Подобия, он перестал уделять внимание Доэ. Вместо этого он все косился на Вадима.
Странно, – думала Доэ.
Они давно были знакомы с Хартом. Старик любил её и был единственным мужчиной, которого она прежде считала своим другом.
А что, если это ревность? – думала Доэ. Впрочем, о ревности ей было известно мало, да и вряд ли всемогущий Харт мог до такого низойти.
Так или иначе, Харт её совершенно перестал замечать, зато то и дело поглядывал на Вадима.
Ясно одно: там, у костра, в их последний вечер, что-то пролегло между Вадимом и Хартом.
С картошкой расправлялись молча.
«И всё таки надо вернуться», – наконец сказал Вадим.
«Пройди три мира, а потом умри», – буркнул Харт.
Что он такое говорит? – подумала Доэ и, чтобы погасить назревающий конфликт, спросила: «Что нас всех ждёт?»
Вместо ответа Харт с пыхтением поднялся и пошёл проверять закидушки, расставленные вдоль берега.
Доэ откинулась в траву, а Вадим нагнулся к ней и неожиданно коснулся своими губами её губ.
Было чудно и как-то глупо. Но Доэ не стала воспротивиться.
Когда Вадим склонился над ней, в нём не было мыслей, иначе она могла бы их прочесть. От него веяло чем-то сладким.
А потом её охватила волна чувств.
Он продолжал прижиматься губамит, и из губ оазовалось огненное кольцо, и оно пульсировало, источая волны сияния, от которых вся вселенная Харта содрогнулась.
Она застонала и, наверное, потеряла сознание…
Когда Доэ пришла в себя, Харт уже вернулся.
Он подозрительно посмотрел на девушку (что случилось?), уселся у костра, потянулся за баклажкой.
Вадим улыбнулся и опять потянулся к Доэ, собираясь ей что-то шепнуть.
Харт сделал едва уловимое движение рукой, словно хотел согнать комара. И Вадим исчез.
С тех пор Харт не произнес ни слова.
Доэ трижды была у Волчьего Камня. Здесь тропинка заканчивалась. Дальше начиналась труднопроходимая чаща.
Она пыталась забраться на скалу, чтобы сверху разглядеть местность, но пальцы скользили по гладкому граниту, и Доэ падала на камни.
Прошло несколько вневременных оборотов. Погода стояла однообразная. Старик по-прежнему расставлял свои закидушки, путался в леске, бродил по колено в воде. У него всё так же не клевало.
Множество раз Доэ заводила один и тот же разговор. Она осыпала Харта вопросами. Где теперь Вадим? Почему так вышло? Как отсюда выбраться?
Харт молчал.
Один раз Доэ не выдержала и хлопнула старика по спине. Хлопок вышел негромкий: звук погасила войлочная жилетка. Старик даже не обернулся.
И тогда она взорвалась.
– Почему я всё время думаю о нём?!
Слова её пронеслись над озером, оттолкнулись от леса и вернулись обратно.
– Почему я должна прятаться?
Харт, склонившись над кипящим котлом, заваривал травяной чай.
– Почему этот старик все время молчит? – крикнула Доэ, взывая к небу.
Она оббежала Харта и в ярости пнула ногой котёл. Мятая жестяная посудина перевернулась, и вода зашипела, пролившись в огонь.
– Я хочу уйти! Слышишь? Я не привыкла сидеть на одном месте!
Харт медленно выпрямился и застыл, задумчиво глядя вдаль.
– Выпусти меня! Я хочу вернуться!
Старик был неподвижен.
– Если ты меня не выпустишь, я уйду сама!
И вдруг она поняла, куда смотрел Харт.
Взгляд старика был направлен в сторону утёса, одиноко возвышавшегося над лесом.
Не говоря больше ни слова, Доэ зашагала к Волчьему Камню. Это было уже в четвёртый раз.
Она шла всё быстрее и, наконец, побежала. Мимо проносились стволы вековых сосен и елей.
Тропинка сужалась. По рукам и лицу била колкая хвоя. Веяло сыростью и гнилью.
Редкие капли дождя, пробившись сквозь кроны, иногда попадали на открытые участки тела.
Доэ устала, но не останавливалась.
Она бежала, слушая своё шумное дыхание…
Волчий Камень вонзался в небо звериной мордой.
Его вершина потемнела, напитавшись дождевой влагой. Возле щелей и ложбинок вились насекомые в поисках укрытия.
Камень был таким же, как прежде. Тропинка изменилась. Она огибала скалу и вела дальше – туда, где в прошлый раз темнела непроходимая лесная чаща, а теперь зияла пепельно-серая Пустота.
Глава 17
– Заро, где мы находимся?
Было темно, но Милена догадывалась: существо, летящее по левую руку от нее, – координатор.
– Мы движемся через ваш мир, – не сразу ответил Заро. – Путь лежит через фар хомунов. Самый опасный из миров.
«Нет… не хочу, чтобы все так вышло…»
– Что?!
– Хомофар… – сказал Заро. – Мир хомунов.
– Нет, ты ещё что-то сказал.
Пауза.
– Ничего больше. Только то, что мир хомунов опасен.
«О нет… лучше бы я остался с Эпидуром…»
Милена открыла рот для очередного вопроса, но на мгновенье её сердце куда-то провалилось.
Иди сюда…
(едва различимый шепот)
Милена оглянулась, но сзади так же, как спереди и по сторонам, была сплошь темнота.
Сюда… сюда… это внутри тебя… здесь закоулок…
(голос! тот самый, что звучал в замке Лиуо!)
Тихо… прошу тебя… в закоулок…
«О, мировое зло!.. – это уже бормотанье координатора. – Я снова очеловечился…»
Не пугайся, Милена… это его мысли… не говори ничего, он услышит… иди сюда, в закоулок… присмотрись повнимательней… это в твоем сознании…
Превозмогая нарастающий страх, Милена попыталась отвлечься от ощущения полета, в котором её обнаженное невесомое тело то вытягивалось в нить, то сжималось в комок, то меняло направление движения и делало виражи.
Внутри тоже было темно, однако Милена кое-что разглядела.
Оно стояло на самом краю сознания и походило на столб или трубу.
Изнутри доносился еле слышимый шепот:
– Я здесь… в закоулке… иди ко мне…
Нет, скорее это телом, цилиндрический орган псилофита, примитивного растения, из тех, что не имеют настоящих корней.
Милена приблизилась к телому, осторожно заглянула внутрь.
Там, посреди круга, стоял человек.
– Кто ты? – спросила Милена.
– Тсс… – ответил человек, приложив палец к губам.
– Ты мое альтер эго?
– Сперва спустись сюда. Не хочу, чтобы Заро тебя слышал.
– Какой ещё Заро? – удивилась Милена.
– Зайди в закоулок, – сказал человек.
Милена подчинилась, не веря происходящему.
Перелетев через край цилиндра, она мягко опустилась на дно.
Парень был на полголовы выше её, светловолосый, обычной внешности.
Сиренево-лиловое трико делало его настоящим. И вообще все вокруг стало неожиданно таким реальным.
Милене пришло в голову, что она совершенно обнажена. Она закрылась руками, но почувствовала под руками ткань. Взглянув на себя, она узнала свою старую плестиаровую юбку и белую хлопчатую блузу.
– Я живу в твоём сознании, – сказал парень. – Временно. Не знаю, как меня занесло… Ты должна меня простить.
– Кажется, у меня…
– Прошу, не надо! – сказал парень. – Я прекрасно тебя понимаю. Однажды я и сам думал, что у меня бредовый синдром. Это было ещё там, на поверхностных уровнях… Но позже один человек посоветовал мне забыть это слово. И он оказался прав… Дороги бесконечны. Мы бредем по ним, находим, утрачиваем, вновь обретаем.
– Кто вы?
Парень улыбнулся.
– Милена, я достаточно долго находился в тебе. Давай на «ты».
– Кто ты такой, я тебя спрашиваю?
Она была рада отдаться возмущению: это ослабляло страх.
– Я – Вадим Расин. Кашатер охраны Хомофара.
– Милена! – донесся голос Виктора.
По лицу парня пробежала тень.
– Что-то произойдёт, – сказал он и протянул ей руку.