За женщиной должны последовать и остальные кандидаты. И, может быть, уже все мертвы. Пульт выключен, и Балмару неведомо, что там происходит сейчас.
Есть ещё один способ узнать это.
Если из кластеров памяти вселенной удалены сведения о существе, то должны исчезнуть все факты, подтверждающие его существование.
В учебном зале висят (висели?) портреты Стаброка, Журдиланы, Ладо и Махалуса.
Если боги умерли, портреты должны исчезнуть.
О, всемирное зло! Теперь никогда больше не увидеть их лики.
Безжалостный луч солитонатора испепелил эфирное тело молодой женщины, и, скорее всего, задел ещё кого-нибудь. Движение вправо, движение влево – и весь пантеон разрушен.
За секунду до этого, Балмар узнал в огромном, двухметровом красавце Махалуса, которому сто земных лет назад приготовил смертельную ловушку в Глубине Мегафара.
И теперь он убивает его во второй раз. Но этот раз обещает быть последним.
Балмар беззвучно застонал, схватив лицо руками, и вдруг резко поднялся и вышел из лаборатории.
Он втиснулся в лифт и, нажав на кнопку, стал подниматься вверх, не замечая, как тик дергает половину лица.
Ладно. Что дальше?
Боги умрут, и больше не будет богов ни на территории Хомофара, ни в сердце твоего народа.
Кто же их заменит, если не ты, главный хомун? Ведь тебе больше не опасен шантаж Временных, поскольку и самого компромата больше не существует. Запись разговора с Персоназами должна исчезнуть, поскольку ты не смог бы приготовить ловушку несуществующему кашатеру.
Но неожиданно Балмару пришло в голову, что, если не станет Махалуса, то не будет и его заслуг перед Кантаратом. А значит, Хомофар уже не является членом совета главной тройки…
Лифт остановился, дверь открылась и внутрь собиралась войти девушка в зеленой форме, но, узнав Балмара, остановилась и, почтительно поклонившись, отступила назад.
Дверь вновь закрылась, и лифт пополз дальше.
Все образуется, подумал Балмар.
Пусть слабым, но все же утешением служит то, что Хи имеет привычку сдерживать свое слово. И может быть, он вернет кашатера Криброка.
Расина, вероятно, рано или поздно отыщут, но надеяться на то, что его возвратят в Кантарат, глупо.
Расин успел стать кашатером, и о нем не забудут, хотя вскоре шум, поднятый им, утихнет. Тогда можно будет попытаться вылепить из погибшего кашатера подобие нового героя.
Об этом он подумает позже.
А сейчас – прочь, глупые мысли. Старой истории приходит конец. Он – главный хомун – жертвует ею во имя новой.
Лифт остановился.
Сердце ёкнуло в тот миг, когда дверь начала открываться.
Балмар придал лицу солидное выражение на случай, если в зале окажется кто-нибудь из курсантов, и шагнул вперед.
Зал был пустым.
Выйдя на середину, Балмар оглянулся.
С четырёх портретов на него с легким укором смотрели боги.
– Что я такое теперь? – спросил Вадим, когда Милена скрылась из виду.
– Ты прошел три васты, умер и побывал в четвёртом измерении, – ответил старик.
– И что с того? Я теперь бог? – Вадим огляделся. – Где мы? Где Доэ? И зс какой целью ты отобрал у меня память? Я кое-что вспомнил, но до сих пор не знаю, всё ли.
– В этом мире не осталось никого, кто мог бы следить за судьбами, – сказал Харт. – Относительно устойчивые прежде связи давно нарушены. Всюду хаос. Вселенной давно уже требуется починка. Раньше в Мегафаре была гармония и справедливость. А теперь неразбериха.
– Харт, ты, как всегда, говоришь загадками.
Вадим сделал несколько шагов в ту сторону, где только что плескалось море, но всё застилал непроглядный туман.
– Она исчезла в волнах, – вздохнул Вадим. – Для этого ей пришлось проделать такой трудный и бестолковый путь. Ты всё устроил, да?
– Её ждёт то, что она искала, – ответил Харт.
– Сокровища? Это хорошо… – Вадим обернулся, посмотрел старику в глаза. – Так где же Доэ?
– Она в пути, – сказал Харт. – Так же, как и ты.
– Где она, Харт? Я хочу знать.
– Я уже дважды говорил тебе, что во вселенной вы обречены, – сказал старик. – Повторю и в третий раз: вы обречены. Всё оружие мира нацелено на точку, через которую вы войдете в Мегафар, будь то Глубина, будь то оболочка.
– Но я же завершил путь становления!
Харт покачал головой.
– Нет.
– Что нет?! Я должен ещё что-то сделать?! Ещё десять раз умереть?!
– Сделай выбор, – сказал Харт.
– Но путь уже пройден…
– Если так, то зачем задаёшь глупые вопросы? – проворчал Харт. – Реши сам, кто ты такой и что должен делать. А теперь выбирайся.
– Постой! Что ты сделал с моей памятью?
Но видхар исчез.
Глава 20
Ладно, сказал себе Вадим. Он остановился на том, что он – это он, а не какой-нибудь там бог или что-то ещё. К чему выдумывать имя, если оно у тебя уже есть? Разве ребенку после того, как он научивлся ходить, дают другое имя или новое звание?
Оставшись наедине с самим собой, Вадим задумался.
Для начала необходимо расставить приоритеты. Многое изменилось с тех пор, как он покинул родной город и пошагал вглубь уровней, уверовав в свою необходимость там, на линии огня.
Он сражался с дивноголосыми контролёрами, летал над крышами домов, нёс весть в Кантарат, мчался по колодцу Глубины, умирал от голода, разговаривал с грибом, сражался с ледорубами – и остался все тем же Вадимом Расиным. Он боролся с чернью, спасал Криброка, охотился на Захватчика, отдавал на суд присяжных-ледорубов, а затем снова похищал, покидал пределы вселенной, проникал в разум девушки и даже умирал. И, несмотря на это, если с него снять сейчас лиловый костюм летающего кашатера, надеть белый халат и вернуть в больницу, он снова сможет пойти на обход, опрашивать пациентов и давать через плечо указания постовой медсестре.
Он всё тот же и, вместе с тем, совершенно другой. Теперь не обстоятельства выбирают его, а он выбирает обстоятельства. И пускай Доэ не рядом, и Харт не дал ответа, будущее всецело зависит от его выбора. А ему действительно есть из чего выбирать.
Первое. Если раньше он был хирургом и жил в столице Украины Киеве, то теперь будет хомуном-странником и должен отыскать место, которое иногда будет его приютом. Место, где он сможет восстанавливать силы и размышлять о преходящем и вечном. Где он сможет скрыться от преследователей, ведь не просить же ему всякий раз помощи у Харта.
Второе. Балмар, главный хомун, начальник Кантарата. Как можно допустить, чтобы этот человекообразный бюрократ правил громадным куском вселенной и считал себя отцом и благодетелем человечества? Вадим обязательно вернётся в Пустыню и отыщет хомунов, недовольных правлением слабодушного императора, приложит все силы к тому, чтобы устроить переворот. Увы, он слишком мало времени провел в Кантарате и не знает ещё ни единой достойной кандидатуры на место главного хомуна.
Третье. Доэ. Надо сказать себе правду о ней. А чтобы сказать себе правду о Доэ, необходимо время и место, чтобы подумать.
Итак, приоритеты.
Новый дом.
Балмар.
Доэ.
Вадим посмотрел под ноги. Сероватый грунт. Туман, окутывающий со всех сторон, подбирается к самым стопам.
Безусловно, он не в Мегафаре, равно как и не в одной из трёх васт. Тогда где же? В каком-нибудь кармане вселенной Харта?
Нет сомнения в том, что в Пустоте кроме вселенных и васт возможно существование непостоянных миров, таких, как лабиринт из каналов, по которым Вадим бродил, когда Харт его вышвырнул со своего берега, или как этот маленький пятачок под ногами.
Что ж, приступим.
Вадим хлопнул в ладоши, и пространство мгновенно расширилось до размеров футбольного поля.
Хорошо. Да нет, просто прекрасно. К сожалению, нет способа подтвердить или опровергнуть реальность этого места. Это вполне может оказаться чем-то вроде сна. Впрочем, все призрачно.
Кстати, можно было обойтись и без хлопка.
Вадим оттолкнулся от грунта и пронесся над полем, разбрасывая по пути всевозможные предметы: скамейку, урну, скульптуру в виде мальчика с горном, велосипед и… Воображение больше не могло ничего придумать.
Вадим сделал вираж, пролетел мимо только что созданных предметов и, даже не приближаясь к ним, увидел, что все они ни качеством, ни дизайном похвастаться не могут.
Да уж, не достаточно быть создателем, надо быть ещё художником и хорошим ремесленником.
Вадим опустился рядом с велосипедом. Он был сделан из легкого металла, покрытого зеленой краской, – именно так Вадим его себе представил. Чего-то явно не хватало в этой конструкции. Рама была какой-то неправильной. Вадим проверил педали: те оказались неподвижными. Ещё бы. Ведь, создавая велосипед, он не думал ни о подшипниках, ни о цепи, ни об осях.
Пусть будет действующим! – мысленно сказал Вадим, но ничего не изменилось.
Вадим вздохнул.
Трудно быть богом, подумал он, вспомнив Стругацких.
Перебросив ногу через раму, Вадим уселся на сиденье, поставил ступни на педали и… издавая громкий скрип, сдвинулся с места.
Приспосабливаясь к телу, велосипед менял форму. Ход улучшился, стал тише.
– Быстрей! – приказал сам себе Вадим.
Ноги замелькали, почти не ощущая нагрузки.
– Ветер навстречу! – скомандовал Вадим и почувствовал, как поток воздуха ударил в лицо.
Пугающее всесилие…
Он мчался по узкой лесной тропинке.
Эх, видели бы его сейчас ученые мужи космических ведомств!
Трава, стелющиеся кустарники, обрамляющие тропу, исчезали в пустоте. Не было ни звезд, ни тьмы.
Тропинка вела к тому участку колодца «Кантарат – ледяное сердце», где располагался карман персолипа. У Вадима не было ни путеводителя, ни каких-либо навигационных приборов, однако тропинка направлялась прямо к месту назначения. Он так хотел.
Возможно ли было преодолеть это расстояние мгновенно? Безусловно, да. Но Вадим добирался именно тем способом, которых подсказала интуиция.