— Да не на брань я еду! — С досадой Вадим оглянулся на слуг. Говорить при них не хотелось — истинную причину поездки князя навстречу Рюрику ведали весьма немногие ближние люди. — И полно сердце раньше времени рвать, а меня оплакивать.
Понурившись, княгиня ткнулась лицом ему в грудь. Плечи ее напряглись — она сдерживала рыдания, в самом деле боясь голосить по еще живому мужу.
Ждавший на пороге Милонег шагнул к супругам и легко отодвинул женщину.
— Будешь его оплакивать — и впрямь не воротится назад князь Вадим, — сурово молвил он. — Жди его и верь!.. Я с ним еду.
Встретившись с ним взглядом, княгиня притихла и скорым шагом вышла. Она не спустилась его проводить с крыльца и не отпустила на последний погляд к отцу сына. Заметив отсутствие домочадцев, Вадим нахмурился, но посмотрел внимательнее на жреца Перуна и первым, взгорячив коня, выехал за ворота детинца.
Новый Город насторожился. Княжеская дружина вся при бронях и оружии стояла на стенах, с ними смешались горожане, кто был в силах и сметке держать оружие. Даже некоторым из женщин уже нашлось дело — они ждали начала возле котлов, где уже побулькивала смола. Князя и его малую дружину провожали настороженными тревожными взглядами. Кто-то кричал вслед напутствия, но большинство тихо ворчало в кулаки, восхищаясь отвагой Вадима, не зря носившего прозвище Храбрый, и одновременно возмущаясь его самонадеянностью. Двое воевод — выборный от горожан и князев, — стоявшие у ворот, сами распахнули створки.
— Ворочайся, княже! — последний раз прокричал чей-то голос.
Вадим быстро обернулся на скаку — но встретил только взгляд Милонега. Жрец сверлил его тяжелым испытующим взором, и на миг князь почувствовал себя неуютно. Кроме жреца, с ним было всего тридцать воев. Все отборные, проверенные, поседевшие в боях, с конца копья вскормленные, из шеломов вспоенные. С ними можно было надеяться отбиться и от сотни. Но Рюрик привел под стены Нового Города гораздо большую силу.
С замерзшей пристани, где под неглубоким еще слоем снега на берегу ждали вешней воды большие торговые и малые рыбацкие лодьи, князя Вадима ждали. Увидев женщину, что при их приближении подтянула к себе повод коня и, вперевалку шагая, двинулась навстречу, Милонег скоком вырвался вперед.
— Почто ты тут? — крикнул он. — Почто не бережешься?
Зарница вскинула руку, останавливая его. Под подбитой мехом свитой ее с каждым днем растущее чрево выпирало особенно заметно.
— Хочу ехать с вами, — просто объяснила она. — Мне… видение было. Перун знак подал!
Услышав про такое, Милонег сник, а поравнявшийся со жрецами Вадим помрачнел.
— Ведаю, о чем дума твоя, княже, — быстро заговорила Зарница, — но ты верь — то встреча добрая!.. Боги меня послали. Не тебе их ослушаться.
Вадим скрипнул зубами, но промолчал. Пользуясь тем, что он не торопит своих, Милонег сошел с коня и помог влезть в седло Зарнице, шепотом осудив ее за ненужную лихость. Из-за чрева женщина сделалась неповоротливой и тяжелой, но на коня села привычно плотно. От волнения она не чуяла, как от резких движений непривычно сильно толкнулся во чреве младенец. Боги вовсе не посылали ей видения — просто, в раздумьях о Рюрике, она вспомнила, что и Тополь, отец ее ребенка, уже встречался с этим бодричем и считал его своим недругом. Женщине самой захотелось поглядеть на князя бодричей и нового ладожского наместника.
Под ней была старая, но еще сильная, привычная ко многому кобыла. Повинуясь всаднице, она заняла место ближе к норовистому темно-гнедому жеребцу князя Вадима, который горячил своего коня, вымещая на нем досаду. По его внутреннему разумению, с врагами надо было сражаться, а не вести унизительные смиренные беседы. Но жрецы сумели убедить его в том, что мечи ничего не решают, и он был вынужден повиноваться богам.
Рюрик со своими боярами и советником Доброгастом выехал им навстречу, остановившись на полпути между причалами и раскинувшимся возле берега Волхова станом дружины. С ним было тоже около трех десятков людей, но его не снимавшая броней и державшая наготове оружие дружина была гораздо ближе. Стоит ему махнуть рукой и даже крикнуть погромче — и не спасут кони, и подмога из Нового Города не подоспеет вовремя. Вадим отметил про себя это и, разглядывая князя бодричей, заметил, что тот тоже недоволен присутствием женщины. Особенно его насторожило то, что Зарница, углядев Рюрика, больше не спускала с него внимательных глаз.
Вадим и Рюрик, съехавшись, тронули коней, равняясь друг с другом. Угадав бодрича по богатой броне и тому почтению, с каким даже дышали вокруг остальные, новогородец усмехнулся про себя. Рюрик был еще молод — на год или два старше самого Вадима.
— Приветствую тебя, князь, — первым, как положено хозяину, заговорил Вадим. — Что за дела привели тебя в земли Нового Города?
Рюрик чуть шевельнул рукой, подзывая к себе Доброгаста. Он не мог не заметить, что словене чувствуют свою слабину — они были почти одни против всех дружин бодричей, — но не трусят. А князь Вадим ему даже понравился — статен, красив, на коне сидит как влитой и держится хорошо. Смущало присутствие женщины. Из-под меховой свиты виднелся подол расшитого жреческого одеяния. Словене что, нарочно волхвиню сюда привели? Как бы не сглазила! Вон как смотрит!
— Ходят слухи, что нынешним летом в твоих краях пропал невесть куда князь Ладоги Будимир Касатич, — кашлянув, заговорил по его знаку боярин Доброгаст. — Он отправился к тебе с малой дружиной, да так и не воротился назад.
— Князя Будимира в моем городе видом не видывали и слыхом не слыхивали, — ответил Вадим. — Дошли до нас слухи, что пропал он неведомо куда этим летом — но пропал будто бы в своей Ладоге вскорости после того, как под ее стенами появился князь Рюрик с дружиной…
Рюрик дернулся ответить.
— Ведомо мне, что ты молвить хочешь, — резко сказал он, — хочешь поклеп на меня возвести, что убил я Будимира Ладожского! Но меня эта земля призвала, чтобы я лишь суд судил по наряду и справедливости. Про то мне поведал при первой встрече посол старейшины Гостомысла боярин Доброгаст…
При упоминании имени Гостомысла Вадим нахмурился, но сказал только:
— Ежели ты прибыл для того, чтобы надо мной за убийство Будимира Ладожского суд судить, что ж, я готов! Хочешь справедливым мечом обвинение утвердить или по закону испытать мою правоту пожелаешь?.. Что изберешь? Железо велеть раскалить иль доверить Волхову нас рассудить?
Рюрик, видимо, не ждал столь решительного напора новогородца. Он бросил быстрый взгляд на Доброгаста. Боярин раздумывал. Если Вадим станет настаивать на судилище, боги его наверняка оправдают — не зря он притащил за собой сразу двух жрецов. Они будут ворожить для него!.. А тогда окажется, что нечист Рюрик. Как в том случае оправдываться?
Зарница, переводившая взгляд с одного князя на другого, вздохнула, откидываясь назад. Главное слово было сказано, и женщина, поймав тревожный взгляд Милонега, тревожившегося сразу за нее и за князя, улыбнулась ему, радуясь и дивясь, как ее другу удалось утихомирить гордого Вадима. Она сама отчаянно молилась Перуну, прося его усмирить князей, и теперь мысленно благодарила бога за помощь. Рюрик ей почему-то не нравился — сколько ни приглядывалась, она не могла понять, почему боги на его стороне.
Тем временем Вадим легко спешился и бросил отроку повод коня. Помедлив, Рюрик последовал его примеру. За ними один за другим сошли с седел остальные и столпились двумя полукружьями позади своих князей.
Стараясь не глядеть на жрецов и сам дивясь на себя, Вадим кивнул Рюрику:
— Что ж, коль ты тут для суда, давай выбирай, каким судом мне очиститься!.. По нашей правде твой послух, мой очистник. Кто тебе про убийство Будимира Касатича на меня клепал? Ты сам? Иль он? — Вадим кивнул на боярина Доброгаста.
Он был далеко от своих дружин, один с малой горсткой воинов, с ним рядом были двое жрецов, которые не оставят его и успеют даже с того света наслать на убийц проклятие, вздумай Рюрик повторить то ночное деяние. Если Вадим не вернется от бодричей, оставшимся в городе станет ясно, кто виновен в гибели князя Будимира. А если вернется, то очищенный от обвинения и с затаенной думой.
Рюрик понимал, что в любом случае обретает в лице Вадима Храброго врага. Доброгаст еще накануне рассказывал ему басни об отваге и воинской силе его противника. Он сумел оборонить от викингов-урман Белозерск, ходил на мерян и мордву, сражался с булгарами и видел хазарские сабли. И это несмотря на молодость — Вадим встречал тридцать первую зиму. Но поделать ничего не мог — он пришел сюда не на год и рано или поздно должен сойтись с соседями.
— Я предлагаю тебе, князь, бой, — помедлив, сказал он. — Пусть справедливый белый меч рассудит нас. Выкликнешь ли ты того, кто будет твою честь отстаивать, или сам выйдешь?
— Моя честь принадлежит мне, — ответил Вадим. — Я в своих людях уверен, они за меня горой стоять будут. Но зря я никем рисковать не буду. На мне твой поклеп — мне и ответ держать.
— И я в своих людях уверен, — в тон ему сказал Рюрик, — а потому сам против тебя выйду.
«Сам. — Вадим почувствовал нечто вроде облегчения. — Знать, уверен в себе, ничьей жизнью рисковать не хочет. А то бы выставил кого ни есть, а себя бы приберег… Неужто впрямь он чист за Будимира?.. Кто ж тогда?»
Отрок-меченосец принял плащ и меховую свиту, помог закрепить на локте щит, с поклоном подал меч. Но не успел Вадим коснуться рукояти, как к нему шагнула Зарница. Женщина дотронулась кончиками пальцев до основания меча, словно привлекая внимание оружия.
— Перуна моли среброкудрого о защите, княже! — сказала она. — Боги на твоей стороне, не выдадут!
Она начертила пальцами на лезвии оберег-громовник и отступила назад. Рюрик проследил за женщиной с любопытством. Какое у нее лицо, какие глаза! Ну кто бы мог подумать, что бывают такие женщины, как эта словенская жрица!.. И почему он не встретил ее прежде? Где ж ее прятали боги? Рюрик успел подумать, что опоздал совсем ненамного — встреть он ее хоть год назад, и она носила бы сейчас его сына…