Волчонок кивнул:
— А тем летом викинги пришли… За данью иль еще за чем… Ну, среди них был один, которому я глянулся… Он, верно, думал, что раз силен и здоров, да меч на поясе, так и все можно!.. А я чего — род за меня не вступится — некому!.. Ну, я переждал, пока он уснет, да и полоснул его вот этим самым ножом по горлу. — Глаза Волчонка хищно сузились — он словно въяве переживал ту давнюю обиду. — А наутро его, конечно, хватились, сыскали… Переполошились все — видели ж, как он со мной уходил!.. Одно добро — боги меня не выдали. Жрецы на нашем капище меня до ночи укрыли — викинги с ними тягаться не посмели, они богов чтут, хоть и не ихние… А как стемнело, меня потихоньку из поселка вывели, да и сказали: иди, мол, отсюда подальше да жилья сторонись. Викинги-то, они нынче повсюду, авось и повстречаешься где с кровниками своими… Я и пошел… Всех боялся. Я ведь, пока не научился язык за зубами держать, много кому за добро-ласку про себя рассказывал! Люди слушали, а наутро за порог выставляли… Вот я и решил, что больше никому, никогда…
— А теперь что ж?
— Теперь мне все равно, — повесил голову Волчонок. — Делайте со мной, что хотите!
Тополь сверху вниз посмотрел на его понуренную голову и притянул сжавшегося в комок Волчонка к себе.
— Здесь нет твоих викингов, — сказал он, — и не найдется никого, кто завтра захочет выставить тебя вон. Живи тут сколько хочешь. Наша стая еще не позволяла ни одному из волчат голодать и мерзнуть на снегу.
Волчонок вскинул на Тополя заблестевшие в темноте глаза.
— Я для тебя… что хочешь сделаю, если ты не врешь! — пылко промолвил он. — Кем хочешь буду!
— Добро-добро. — Тополь потянулся взъерошить лохматые вихры, но рука замерла в воздухе. — Отдохни сперва, обживись, а там поглядим!..
Прижатый к его боку Волчонок сперва напрягся, но потом успокоился и даже перестал дрожать, прижавшись теснее. Видать, несладко пришлось мальцу одному по полям да лесам плутать! Этак и вовсе зверем станешь!.. Тополь поелозил на лавке, устраиваясь поудобнее.
Недолгое время оба молчали. Парнишка притих, пригревшись, а вожак снова хмурился, уйдя в свои мысли. Померещилось ему то давнее предчувствие беды или нет?.. И Волчонок ли тому виной? Как узнать?
Раздумья нарушило тихое сопение. Тополь глянул — Волчонок сморился в тепле и крепко спал, привалившись к его боку. Во сне на его лице разгладились тревожные горькие морщинки, и он казался обычным парнишкой пятнадцати — шестнадцати лет.
— Говорил — волчонок, а на деле — щенок бродячий, — усмехнулся Тополь.
Волчонок на эти слова заерзал, почмокал во сне совсем по-детски губами, но не проснулся. Стараясь двигаться как можно осторожнее, Тополь приподнял его на руки, отнес на свою постель, уложил там и поплотнее укрыл шкурой медведя, сам устроившись на лавке у лучины.
Глава 3
Звонкий раскатистый удар в медное било разорвал тишину на заставе. То был знак для отроков и кметей — воины поднимались до света.
Наученный узнавать этот звук прежде, чем он через стены и двери достигнет слуха, Тополь вскочил за миг до него, отбросив плащ, которым укрывался. Засидевшись с Волчонком, он так и лег спать в одежде, сняв только сапоги, и теперь рванул с плеч надоевшую рубаху, переоблекаясь в свежую исподницу.
Суета разбудила его гостя. Волчонок вскинулся, спросонья хлопая в темноте глазами, отбросил, мало удивившись, тяжелую шкуру.
— Случилось чего? — услышал в темноте вожак его сонный голос.
— Ничего, — отмолвил тот. — Спи давай!
Толкнул привычно в темноте дверь, шагнул наружу и услышал за спиной торопливое:
— Я с тобой, вожак!.. Не оставляй меня!
— Сказано было — спи! — бросил Тополь через плечо, выходя.
Снаружи уже горели костры, и возле них ждали воины. Лесовики, как всегда, поспели первыми и начали замерзать в ожидании — некоторые пробовали схватываться на кулачках, чтобы разогнать кровь и скоротать время. Кто-то в полутьме признал вожака, полушутливо пихнул его в бок, приглашая размяться. Тополь походя отмахнулся — задира увернулся, едва не припадая на колени.
У самого большого костра огромной бесформенной тенью выделялся Медведь — тот самый мальчишка из чужой стаи, которому когда-то Тополь оставил жизнь. Сейчас он и его сестра были оба семейные, имели детей. Стойко Медвежонок приплясывал босыми ногами на снегу рядом. Найдя его взглядом, Тополь вдруг понял, что новичок покинул теплую постель одним из первых — остальные отроки, в том числе и Всемилов Неждан, только сбегали по ступеням на двор.
Ждали последних. Тяжелая дубовая дверь гулко бухнула в очередной раз, но никто не простучал пятками по снегу, вбегая в круг. Обернувшись, Тополь с удивлением узнал Волчонка. Мальчишка выбрался из дружинной избы и застыл на крыльце, расширенными полусонными глазами озирая двор и людей у костров на снегу. Мимо него пробегали опоздавшие — он только чуть отодвигался, давая им дорогу.
— Ты чего тут забыл? — окликнул его Тополь. — Живо в дом! Досыпать иди!
Волчонок захлопал глазами, умоляюще взглянув на вожака:
— Я с вами!.. Не гони меня!
Проще всего было поймать его за ухо и оттащить обратно в дом, повалить на постель и укутать шкурой, но Тополь не привык нянчиться с малышней. Пасынка Ворона он воспитывал в строгости — в десять лет мальчишка уже скакал босиком на снегу, а в двенадцать лет впервые пошел в бой, когда в устье Невы заметили драккар ютов. Поэтому он лишь махнул рукой и отвернулся от заморыша-Недоноска, поворачиваясь к остальным.
Их всех ждала предрассветная воинская потеха. К утренней трапезе они соберутся разгоряченные, с малиновыми от морозца щеками, жарко дышащие. После такого подъема любой холод днем покажется игрой, и, когда старшие воины вручат молодым деревянные мечи и копья и начнут гонять до изнеможения или решат схватиться на кулачках, никто не станет зря кутаться в полушубок. Сколько раз так бывало — разошедшиеся борцы скидывали их, оставаясь в рубахах, которые темнели от пота. Снежинки таяли в облаках пара, поднимающегося над спинами.
Дозорные растворили ворота, словно открыли ход в потусторонний мир, — снаружи было еще темно. Только вблизи отсветы костров высвечивали утоптанный снег, припорошенный ночной поземкой. Вожак первым выскочил в темноту, привычно устремляясь через равнину к близкому высокому берегу реки — мимо остающегося сбоку еще досыпающего поселка, мимо корабельного дома, мимо маленького островка березовой рощи, где летом в Ночь Солнцеворота под кустами целовались влюбленные. Туда, где поднимал лобастую голову пологий склон. Нева здесь делала поворот, и склон смотрел на восток. Каждый день первые лучи солнца падали на него — и каждое утро здесь встречали новый день воины стаи Ломка Тура.
За ночь ветер нагнал снеговые тучи, но не смог уже заволочить ими все небо, и в разрывах поблескивали звезды, а впереди, на восходе, небо от земли уже отделяла золотисто-розовая полоса рассвета.
Подбегая, Тополь невольно замедлил шаг и остановился у раскидистой березы, которая росла на самом краю и каким-то чудом цеплялась корнями за обрывистый берег. За его спиной тяжело дышала стая — смешавшиеся в одно полноправные кмети, отроки и щенята, лесовики, словене и корелы. Медленно, распрямляясь, вожак поднял руки, обращаясь к пробуждающемуся солнцу:
— Даждьбоже великий, Даждьбоже могучий! Приди в Мир людей, озари его теплом, добротой своею! Взгляни на нас, детей своих, и возрадуйся!.. Тебе славим, солнцеликий Даждьбоже Сварожич! Тебе зовем!
— Тебе славим!.. Тебе зовем! — отозвалась единым выдохом за спиной стая.
— Все от тебя, отец наш! Наши мечи — тебе! Наша жизнь — тебе!.. Славься, солнцеликий! Гой!
— Гой, солнцеликий! — грянуло позади так, что, казалось, содрогнулись покрытые снегом холмы.
— Гой!.. Гой!.. Гой! — обрадованно подхватили спросонья дали.
Шагнув под самый обрыв, Тополь поклонился полоске рассвета, которая стала чуть ярче, словно солнце и впрямь услышало зов и заторопилось начать новый день.
Стая рассыпалась по берегу, торопясь спуститься на лед Невы. Там были проделаны проруби, которые наверняка затянуло за ночь ледком. Снег обжигал босые ноги, и воины вперемешку со щенятами спешили бегом. Кто-то на бегу толкнул соседа. Тот не остался в долгу, догнал зачинщика, пихнул его обеими руками в спину, и оба, сцепившись, покатились по склону, угощая друг друга тычками и затрещинами.
Их поймали уже внизу, в сугробе, растащили облепленных снегом так, что с первого взгляда и не признать, кто подрался. Но противники не думали яриться и рваться из рук. Оба хохотали во всю глотку — сцепились, оказыватся, сам Медведь с Медвежонком.
— Смотри, не засни вдругорядь на бегу! — крикнул отроку Медведь и, легко поведя плечами, стряхнул с себя висевших на нем. Потом раздвинул удерживающих Стойко парней и поволок его за собой.
Прорубь и правда за ночь замерзла, но Тополь не медлил ни мига. Углядев это еще на ходу, он прибавил шагу и, толкнувшись обеими ногами, прыгнул. Тонкий хрупкий ледок сломался с сухим хрустом, плеснула черная вязкая вода. Успев ухватиться руками за край, Тополь на одних руках вынес себя на лед, отряхнулся, как волк, и отступил в сторону, потому что к полынье уже подоспели другие. Бывалые воины прыгали первыми, обламывая лед по краям и дробя льдины. Отроки и щенята поотстали — только Стойко, которого не отпускал от себя Медведь, с ним вместе окунулся в ледяную воду Невы и сейчас фыркал и изо всех сил скакал на снегу, пытаясь согреться.
— А ну, живо! — махнул рукой жмущимся отрокам Тополь.
Более опытные парни, не первый раз выскакивающие из дома до рассвета, уже устремились к полынье, но всех опередила знакомая невысокая тень. Откуда-то взявшийся Волчонок выскочил вперед и замешкался уже у самого края, взмахнув руками.
— Ты тут откуда? — удивился Тополь. — Я тебе что наказывал? Домой, живо!
— Да он с самого начала тут был, — сказал кто-то из старших. — За нами увязался…