Волчонок остановился у самой полыньи, переводя взгляд с вожака на темную воду и обратно. А потом вдруг сжал кулаки, зажмурился — и прыгнул…
Мигом припав на колено, Тополь за ворот выдернул Недоноска из воды, прежде чем он нырнул с головой, и поставил перед собой.
С мальчишки ручьями текла вода. Сгорбившись, он стоял перед вожаком, поджимая пальцы на ногах, — Тополь поздно заметил, что Волчонок был, как все, босиком.
— Зачем ты явился? — напустился на него вожак. — Я тебе что — мать родная?.. Пасти тебя тут некому!
— Я с тобой… хотел, — шмыгнув носом, тихо ответил Волчонок. — Не гони меня!
Он вскинул глаза, и Тополь, несмотря на темноту, заметил, что на длинных ресницах его дрожали то ли слезы, то ли капли невской воды. Но нянчиться с детьми вожак отвык и только погрозил пальцем:
— Заболеешь — пеняй на себя… А сейчас — живо домой и грейся!
— Я не заболею! — смахнув влагу с ресниц, веселея, сообщил Волчонок. — Я двужильный!
Но Тополь уже отвернулся от него.
— Неждан! — позвал он отрока. — Иди-ка сюда!.. Всемила твоего нет — я заменю его сегодня!
Отрок так и скакнул навстречу — не часто выпадает такое, чтоб сам вожак обратил на тебя внимание. И бывалые воины, и отроки, и совсем зеленые щенята порой из кожи вон лезли, чтобы заслужить хвалу. Неждан был заранее готов на все и не удивился, когда Тополь встретил его на полпути и, захватив за локоть, крутанул, бросая в снег:
— Не спеши… Вставай!
Неждан послушно поднялся, отряхиваясь, и, повинуясь манящей руке вожака, снова пошел на него. Теперь он двигался медленнее, осторожнее, и Тополь, чтобы разогреть его, неуловимо быстрым движением ушел в сторону, оставив отрока подкрадываться к пустому месту:
— Не спи!
Еще раз или два Неждан бросался на вожака, но тот не давал даже дотронуться до себя, не то чтобы поймать, но сам то и дело возникал за спиной или у плеча отрока и кидал его в сугроб, раз за разом сбивая с ног. Дождавшись, пока Неждан не начал тяжелее дышать, он оставил отрока и кивнул щенятам, что уже начали замерзать:
— А ну-ка, давайте все разом!
Второй раз приказывать мальчишкам было без надобности. Завизжав, они скопом ринулись на вожака, который встречал их чуть присев и раскинув руки. Такая забава с мелкотой радовала его, заставляя забывать о прожитых годах, о пропавшем где-то на просторах Гардарики Вороне и собственных нерожденных, несужденных сыновьях.
Щенята напали, как всегда, все вместе, размахивая кулаками с удвоенным рвением — начали замерзать на снегу. Справиться с ними было гораздо проще, чем казалось со стороны, — накидываясь, они больше мешали друг дружке, и сейчас вожак с привычной легкостью ушел от них. Кого-то пришлось бросить через голову, кого-то развернуть за выметнутую вперед руку и послать в сугроб, сопроводив легким пинком, но остальные сбились и пробежали мимо.
— Что ж вы, щенята? — подзадорил их Тополь. — Вот он я!
На сей раз он встретил их плечом, как старый опытный волк. Мальчишки окружили его, не давая улизнуть, и он завертелся в кольце, обеими руками ловя локти, колени и запястья и отбрасывая прочь нападавших. Но его броски и рывки, которые могли бы вмиг раскидать десяток взрослых противников, а кое-кому повыбивать зубы и переломать руки, только отталкивали щенят вон из круга, не причиняя вреда никому. Со стороны это и впрямь могло показаться похожим на возню старого волка с волчатами.
Кто-то не в меру ретивый зашел сзади и запрыгнул на плечи, обхватывая за шею. Обычно потасовка на этом заканчивалась — на удальце висли остальные, заставляя вожака согнуться под их соединенной тяжестью. Но тут кольцо мальчишек словно взорвалось — кто-то налетел сзади и принялся расшвыривать их направо и налево, угощая полновесными тумаками. Щенята бросились врассыпную, сверкая пятками. А уже припавший на колено вожак нос к носу очутился с Волчонком. Парнишка с присвистом дышал через стиснутые зубы.
— Опять ты? — Тополь резко выпрямился. — Что еще?
— Все на одного… нечестно! — выдохнул Недоносок.
Собравшиеся вокруг воины залились дружным смехом — хохотали даже щенята, выбиравшиеся из сугробов. Сам вожак усмехнулся в усы и цапнул-таки Волчонка за ухо.
— Много ты понимаешь, — осадил он парнишку. — Честно-нечестно… Подрасти сперва, а там и разбирайся что к чему!.. И вообще — не лезь не в свое дело. Ты не в стае, ты гость, и не тебе нам мешать.
Волчонок стрельнул в него прежним настороженным взглядом, но Тополь уже отпустил его ухо и вскинул руку:
— Домой!
На востоке за холмами полоска рассвета успела вырасти вдвое, и в сердце ее разлилось золотое пламя, такое яркое, что больно было глазам. В низине Невы еще густела тьма, и тени не спешили сворачиваться, прячась до следующей ночи. Но наверху темнота уже отступала, и все вокруг серело тенями в сумраке.
Все мигом оставили забавы, перестав кидать друг друга в снег, и бегом бросились к берегу, в лоб беря крутой склон. Здесь было пробито несколько тропинок, по которым сейчас и взбегала стая.
Тополь привычно обогнал большинство своих и потому не видел, как увязавшегося за щенятами Волчонка кто-то толкнул на бегу так, что парнишка споткнулся и окунулся в сугроб. Пока он выбирался из него, стая пробежала мимо, и ему пришлось одолевать последние шаги в одиночестве.
Хоть и клялся, что с ним ничего не случится, назавтра Волчонок все же жестоко простыл. Весь день он с лихорадочно-восторженно блестящими глазами вертелся поблизости от воинов разинув рот, глазел на забавы, с настойчивостью приблудившегося щенка не замечая, что всем мешается. Но уже за вечерней трапезой Тополь приметил, как горят его щеки и мелко дрожат губы. Несмотря на то что в трапезной было жарко натоплено, Волчонок никак не мог согреться и с трудом заставил себя поесть. Заметив, что с парнем творится что-то неладное, Тополь подозвал Стойко и строго-настрого приказал ему устроить Недоноска в их клети.
А наутро, когда опять чугунное било возвестило о начале нового дня, Волчонок не выбрался на двор.
В то утро никто не путался под ногами, не брался растаскивать возившихся с вожаком щенят, но Тополь почувствовал его отсутствие и, едва пройдя в ворота, сразу отправился в клеть отроков.
Волчонок метался на лавке в жару, и даже с первого беглого взгляда было заметно, что он весь горит. Скинув одеяло, он разметался на постели и что-то шептал пересохшими темными губами. Вожак склонился над ним, трогая ладонью пылающий лоб.
— Погодите, я сейчас… сейчас встану… — прошептал Волчонок в забытьи. — Я с вами!.. Подождите меня, я…
Он рванулся привстать — широко распахнутые глаза смотрели мимо вожака. Тополю пришлось приложить усилия, чтобы заставить парнишку лечь, — в тощем теле оказался действительно немалый запас силенок. Вот только пошли они не на то.
Удерживая продолжавшего просить не оставлять его Волчонка за плечи, Тополь обернулся на вошедших следом Стойко, приятелей-корелов и теснящихся у порога отроков.
— Медведю накажите — пусть сестру свою кликнет, — приказал он. — Да в баню его, хворь гнать!..
Сестра Медведя, как и любая другая женщина-лесовичка, была травницей и, если надо, ведовицей, да такой, что порой знахарки-корелинки да словенки только ахали, удивляясь. Когда-то Роса заглядывалась на Тополя — вожака-вдовца, — особенно когда поняла, что тот не обижает ни ее брата, ни остальных пленных мальчишек. Все лесовики молчаливо одобряли выбор Росы — негоже вожаку ходить одиноким, следовало продолжить род. Но Тополь первое время все скорбел по Лане, к которой успел привязаться крепче, чем думалось, а когда боль утраты немного утихла, то выяснилось, что девушка, устав ждать, уже пошла замуж за другого. Но она не забывала вожака и с готовностью спешила на его зов, не замечая ревности мужа.
Волчонка отпарили в бане до малинового жара, выгоняя болезнь, а потом закутали в медвежьи шкуры и уложили в землянке Росы ближе к каменному очагу, в тепло, где женщина принялась поить его отварами и молоком с диким медом.
Бывало такое и прежде — кто-нибудь из отроков случайно проваливался под лед или застуживал грудь, задержавшись в лесу на охоте или в дальнем дозоре, случалось и старым ранам воспалиться, не давая житья. Вожак знал, кто из воинов его стаи здоров, а кто хвор, с кого спрос меньше, а кого надо гонять до седьмого пота, но, пока не изберет себе преемника, он никого не выделяет, разве что подрастающих сыновей. Не имея семьи, Тополь не прикипел ни к кому, а тут вдруг зачастил в землянку Росы.
Волчонок не поднимал головы с постели без малого три седмицы — видать, хворь поймала его еще зимой, в лесу, а тут предутренний бег босиком по снегу да ныряние в прорубь доконали мальчишку. Сейчас он медленно выздоравливал, борясь со всеми недугами враз, и не проходило и дня, чтобы Тополь не спускался по расчищенным ступеням, отворяя забухающую дверь. Хлопотавшая у огня Роса вскакивала ему навстречу, торопливо убирая распущенные волосы под плат, улыбалась беспомощно и ласково и сторонилась, уступая место у постели больного. У нее уже было четверо детей, к лету она должна была снова родить, и всякий раз, попадаясь вожаку на глаза, женщина смущалась и словно бы обижалась за то, что из всех детей ни один не был похож на Тополя.
Не глядя на женщину и ее младших детей — первенец уже полгода как жил в дружинном доме среди прочих щенят, — Тополь проходил к постели. Первые дни Волчонок больше спал и во сне казался совсем маленьким и беспомощным. Он очень исхудал и словно светился изнутри. Вожак садился рядом, а Роса вставала за его плечом.
— Он будет жить, — как-то сказала она. — Он очень сильный!
В полутьме землянки Тополь над своим плечом увидел очень близко ее напряженное лицо.
— Он сильный, — повторила Роса. — Как ты.
С утра стояла ясная, почти весенняя погода, и ее дети выбежали наружу сбивать сосульки. Только младший сынишка посапывал в колыбели, и в землянке они были одни. Роса положила руку на плечо Тополю и, когда он обернулся к ней, осталась стоять так близко, что он чувствовал ее запах. Женщина смотрела на него во все глаза, она ждала его слов, его рук на своем теле, может быть, даже чего-то большего. Не было сомнения, что она все еще продолжала его любить, но вместо того чтобы прикоснуться к женщине, Тополь поднялся и за плечи отодвинул ее от себя: