Может быть, все это – расплата за то, что в последнее время она совсем забросила церковь. Да что там говорить, и дома-то почти не молится.
Да, наверное, она была неправа. Но раскаяния Ильгет не чувствовала – может, потому, что все последующее казалось ей слишком уж неадекватной расплатой за такую неправоту. За что ей – такое?
Да нет, не надо думать в таких категориях. Пита болен, это же очевидно. Предложить ему полечиться? Но он наверняка разъярится сразу.
Господи, если дальше такое будет продолжаться, я этого не выдержу, подумала Ильгет. Я сбегу от него. Лучше совсем одной жить, чем такое. Да мне, вдруг с просветляющей откровенностью подумала Ильгет, и вообще лучше бы было оставаться одной. Да, с Питой иногда бывало хорошо... мы гуляли... ужинали вместе. Да. Но если бы я жила одна, пусть в одиночестве, пожалуй, я была бы счастливее.
Но ведь не только обо мне речь. У нас семья. Другой не будет. Семья – это задача, данная Богом. Если уж ты не можешь ее сохранить и улучшить, то что ты вообще можешь? И до сих пор ведь все было нормально! Но сейчас стало просто невыносимо.
Подошел поезд, электричка. Ильгет смешалась с толпой, людской поток внес ее в двери.
Она с детства любила поезда. Место оказалось свободное у окна, и это особенно здорово, ехать и смотреть на крутящиеся за стеклом поля, на ленту лесопосадок, домики, людей... Что-то лязгнуло в тамбуре. Перрон медленно поехал назад. И этот особенный поездной запах, железа, искусственной кожи, странной затхлости... Ильгет поправила сумку под ногами. Пакет бы довезти.
В общем-то, ничего сложного. На вокзале встретят. Пароль, отзыв. Дома передать пакет. Не должно ничего случиться.
В конце вагона зазвенела гитара. Пел какой-то паренек. Один. Ильгет захотелось сесть к нему поближе, но жаль расставаться с местом – еще займет кто-нибудь, вот и будешь торчать среди вагона.
Голос едва пробивался сквозь громкий перестук колес.
Ночь закрыла глаза.
Ночь темна, как беда.
На ладонях земли
Тихо спят города.
Странная песня. Тревожная. И тоже нетипично – раньше бы орали веселой компанией «Корсара» или «Эх, да на пригорке!» А тут – одинокий голос. Справа обсуждают биржевые новости, слева – какое-то строительство. Почти и не разобрать песни.
Но звезда высока.
Посмотри, посмотри:
Все дороги во тьме,
А звезда все горит!
Все дороги во тьме, подумала Ильгет. Все дороги. Ее вдруг охватил страх – а не подозревает ли что-нибудь Пита? В общем-то, ему два и два сложить. Ведь и тогда она еле-еле смогла объяснить, что от нее нужно было квиринским спасателям. И теперь наплела какую-то ерунду про одноклассницу, объявившуюся в Тригоне (а почему одноклассница не позвонила?) Пита хотел с ней поехать, и даже, вроде, обиделся, что она его не позвала... плевать. Главное, чтобы ничего не заподозрил. Нет, он все-таки не подлец, чтобы пойти доносить, но...
Все дороги во тьме,
Миллионы дорог
Словно змеи, сплелись
В узловатый клубок...
Парень допел песню и замолчал. Какой-то галдеж раздавался в том углу... а, контроль. Только это ведь не обычный контроль... Ильгет почувствовала, как спина взмокла – в одно мгновение.
Народная Система. Просто проверяют документы. Теперь положено в поездах возить с собой документы. Ильгет вытащила билет, удостоверение личности... А что, если не просто проверяют?
Господи, страшно-то как! Ильгет почти ничего не видела перед собой, все заволокла белесая пелена. Сердце бешено билось.
– Ваше удостоверение, пожалуйста...
Ильгет, не видя, молча протянула корочки контролеру. Или кто это... полицейский... вроде не в форме. Кто это?!
Прошло несколько секунд, длинных, как часы.
– Пожалуйста.
Вернул... Пальцы Ильгет дрожали. Она засунула корочки в потайной карман. Господи, ну и трусиха...
Ильгет стояла, озираясь, на перроне. Вроде никого нет похожего... Высокая худая светловолосая женщина. По описанию – прямо модель, длинноногая блондинка. Ну и где она?
– Вы комнату хотите снять?
Ильгет едва не подскочила. Обернулась, хватая ртом воздух. Да, ничего не скажешь – высокая, худая, светловолосая. Правда, больше тут подошли бы слова – длинная, тощая, белобрысая. Очень спортивная, ловкая девица, возраст неясен, движения – ловкие, скрадывающие, как у кошки. Одета непритязательно, по-туристски – куртка-штормовка, лыжные штаны. Тонкий нос горбиком, лицо бледное, неяркое.
– Я... интересуюсь... только отдельные квартиры, – промямлила Ильгет. Неправильно... но повторять правильно было бы как-то нелепо. Блондинка сказала, понизив голос:
– Ильгет.
– Да... а вы... Иволга.
– Правильно. Пошли?
Спустились, похрустывая свежевыпавшим снежком, к переходу. Иволга замахала рукой ближайшему такси. Ничего себе, шик, подумала Ильгет. А как это с конспирацией согласуется?
Через четверть часа они уже стояли у дверей квартиры, которую Иволга отпирала своим ключом. За дверью слышался нетерпеливый цокот когтей и фырканье. Иволга открыла. Увидев собаку, Ильгет ахнула.
Большой белый пудель. Великолепный кобель. Стрижен коротко, но профессионально. Похож на ту собаку спасателей.
– Вот это да, – Ильгет погладила ластящегося к ней пса, – а у меня точно такая же... только девочка. И серебристая.
– Ну, у нас таких много, – улыбнулась Иволга и добавила негромко, – отличный рабочий пес.
Да ведь он ей, наверное, и правда нужен для работы. Если она с Квирина, подумала Ильгет. Зачем бы она просто так потащила сюда собаку?
А она, наверное, с Квирина... нездешняя какая-то. И как они рискуют работать здесь – что она, что Арнис? Ведь у них же на лице написано, что не отсюда они.
Девушки разделись, прошли в комнату. Ильгет сразу отдала Иволге пакет, и теперь сидела, осматриваясь. Квартирка ей понравилась. Явно меблирашка, Иволга, наверное, ее сняла на время. Но здесь уже царил какой-то особый, полубардачный уют – горит монитор, вещи кое-где разбросаны, на столе недопитый кофе и тарелка с огрызками, на стене – красивый стереоснимок, дети и собаки... Трое маленьких детей, два мальчика и девочка, все белобрысые, все чем-то похожи на Иволгу, и несколько белых и черных больших пуделей с бритыми добродушными мордами.
Иволга тщательно изучила содержимое пакета и понесла его куда-то в кухню. Видимо, прятать. Ильгет не двигалась с места. Меньше знаешь – лучше спишь. Хотя какая это тайна... но все равно.
– Иди сюда, – крикнула Иволга с кухни, – пожрать-то надо, как считаешь?
– Ага, – откликнулась Ильгет, – только руки помою.
После поезда осталось ощущение какой-то грязи. Да так оно, собственно, и есть, в поездах всегда грязновато.
Ильгет улыбалась, моя руки в маленькой ванной комнате. Утренняя тоска прошла, как рукой сняло. Как-то очень у Иволги было спокойно, уютно... Как будто домой пришла. В настоящий свой дом. Чушь, не мой ведь это дом. Это Иволга здесь все создала. А я... я не могу создать уюта в своем доме. Плохая хозяйка.
И почему так легко с Иволгой? Как будто сто лет ее знаешь... Ведь еще и не говорили, обмолвились несколькими словами – и уже ясно, что Иволга – свой человек, хороший, и уходить не хочется. И мы точно подружимся! Хотя она и старше, и дети на снимке, наверное, ее. Наверное, все это просто потому, что мы с ней... ну как бы это сказать – словом, товарищи. В одной войне участвуем.
– А ты с Квирина? – спросила Ильгет, зачерпывая очень вкусный, но очень горячий суп, поправилась тут же, – если это нельзя, то не говори...
Иволга улыбнулась.
– Да... то есть нет. Я сейчас на Квирине живу, а вообще-то я из другого мира. С Терры.
Глаза Ильгет расширились.
– С самой Терры?
– Да, а ты разве о ней слышала? Вроде такое захолустье... на вашу Ярну очень похоже, но там вообще никто ничего не слышал о других цивилизациях. Они до сих пор думают, что одни в космосе... Вот сагоны их посещают иногда.
– Но это же Терра, – сказала Ильгет, – Прародина, мир, где воплотился Сын Божий!
– А, так ты тоже в церкви... ну все понятно. Тьфу, надо было суп остудить сначала. Это называется – борщ, у нас так готовят. На Терре.
Ильгет задумалась.
– А у вас на Терре есть христианская церковь?
– Конечно есть, да еще несколько... ну в смысле, разные конфессии, понимаешь, что это такое? И вообще она у нас прямо скажем, кардинальную роль в истории сыграла.
– Но терране никак не контактируют с космосом, живут в полной изоляции...
– Ты сейчас умрешь, Ильгет! Они пока добрались только до орбиты своей собственной планеты, пару раз слетали на спутник планеты и с гордостью называют это космическими полетами. У них только последних два века технологический рывок начался, НТП так называемый...
– Слушай, – сказала Ильгет озадаченно, – а как же тогда получилось, что христианство с Терры распространилось на всю Галактику? И даже вот до нас дошло? И потом, ведь Терра – прародина, они что, потом одичали?
Иволга пожала плечами.
– Да, похоже... расселение произошло около 15 тысяч лет назад. Потом терранская цивилизация... там бедствие стихийное было какое-то. В общем, они заново начали. А как христианство распространилось – люди с других-то миров многократно бывали на Терре. На Эдоли народ был шустрый, пассионарный, они побывали на Терре, привезли оттуда святого Квиринуса, проповедника, ну и других, наверное, еще... А эта эдолийская империя ведь и стала главной основательницей Квирина. На Квирине есть даже специальная Терранская комиссия, я, к примеру, в ней состою. Мы изучаем тамошнюю культуру и все такое.
Иволга убрала тарелки, поставила вазочку с явно самодельным печеньем.
– Люблю готовить, – сказала она, – на Квирине этим уже почти никто не занимается, так, в качестве хобби...
– А, у вас эти... кухонные машины.
– Да, коквинеры. Все автоматизировано. Но ведь есть что-то в том, чтобы касаться продуктов руками, разминать тесто, сыпать специи, вдыхать эти запахи, верно? Я на Терре с детства привыкла... иной раз балуюсь. Муж ценит.