— Сокол! Что там?
Сок, скачущий рядом, прищурился в направлении вытянутой руки.
— Там… дети! Бегут к городу!
Они гонятся не за нами, отчётливо осознал Палыч.
— Они гонятся не за нами!!! Коля!!! Туда!!!
Коля вывернул шею, чтобы увидеть, куда ему машет Палыч, лицо его исказилось непониманием, но в следующий момент и он увидел отчаянно бегущих к крепости детей, заливисто свистнул и развернул повозку, на мгновение действительно напомнив знаменитую каховскую Тачанку.
«Ну, чисто цы́ган», — успел удивиться по-новому открывшемуся повару Олег, разворачиваясь за изменившим направление шефом. Следом, вынимая из ножен мечи, разворачивался весь их отряд. Теперь они неслись навстречу бегущим детям, наперехват отряду басмачей, отчётливо понимая, что уйти и спрятаться в крепости уже не успеют. Олег вдруг вспомнил Югославию, и тот ночной бой, когда из оружия у него остался только штык-нож и сапёрная лопатка. Ну, держитесь, суки!
Сок лихорадочно подсчитывал шансы. Нет, бл*дь, шансов, ни единого! Тридцать шесть бойцов. Да двадцать новичков. Поваров и конюхов можно вообще в расчёт не брать. Если только чудо.
Колька уже остановился, из фургона выскочили три сестрёнки и начали прятать детей внутрь. Если связать бандитов боем, у детей и девушек появится шанс…
Маринка заскочила на облучок и положила первую стрелу на тетиву. Она смогла. Его женщина.
В горле заклокотало яростью, вырвавшейся даже не «ура», а каким-то диким «р-р-р-ра-а-а-а-а!!!», подхваченным со всех сторон. Он скорее почувствовал, чем услышал свист стрелы. В приближающейся волне один вскинул руки и завалился под копыта. Три секунды. Второй. Три секунды. Третий. Три секунды. Четвёртый.
А потом они схлестнулись.
Оскаленные рты, бешеные глаза, кровь, крик, хрипы раненых, ржание коней, время перестало быть…
Внезапно что-то изменилось. Раскидывая басмачей, на поле кружились три огромных пантеры. Это были не просто звери, а словно воплощение льда, огня и тьмы. Они догоняли в безумстве разбегающихся бандитов, рвали, превращали в кучки пепла, в куски льда, в чёрных мумий с пустыми глазами…
Отряд, ощетинившись, сбился перед фургоном.
— Сокол, — хрипло спросил Палыч, — эт кто такие?
Сок, бинтующий Олегу рассечённую руку, только покачал головой:
— Первый раз такое вижу.
Пантеры закончили с басмачами и неторопливо пошли в их сторону.
— Вот бля, не сожрали бы, — высказался кто-то.
— Не подавились бы, — хмуро ответил ему другой голос.
Белоснежная, с голубым отливом, подошла первой, облизнула окровавленную морду и мягким переливчатым голосом сказала:
— Отвернитесь, нам надо переодеться…
АНГЕЛЫ ПАЛЫЧА
— Ты, бл*дь, по-имаешь, что я с ними спал? Ты понимаешь, Олежа? Это к-к… а-а-а… — Палыч растопырил перед лицом пальцы, не в силах описать бурю накрывающих его эмоций.
Нет, по порядку.
Отряд остался цел, не считая отдельных ран, не очень больших и не вызывающих опасений о сохранности жизни. Запуганных, оборванных и почти ничего не говорящих детей общим числом четырнадцать (на вид младшему — года четыре, старшей — десять) доставили до гостиницы, и сейчас ими занимались Марина, три сестры, хозяйка трактира и несколько её соседок. Мужики расползлись по гостеприимному заведению и приходили в себя, а отцы-командиры, уединившись в маленькой комнатушке, методично заливали пережитый шефом стресс. Нет, ещё не пережитый.
Палыч резко выдохнул, опрокинул в рот очередную стопку и зажмурился, занюхивая рукавом. Закуски они прихватили гораздо меньше, чем выпивки, а вылезать из укрытия не хотелось. С этикетки улыбалась маленькая огненная ящерка. Кажется, сперва у неё рот был закрыт? Или нет?
— Да забей ты, Палч! — Олег чувствовал, что вот-вот наступит откат; края предметов начинали слегка плыть. — Красивые девки! Так поют — м-м-м — зак… закачаишшшшься. И в случ чего — такой аф… аф… а-фи-генный козырь! Чик — и всех сожрали!
— Да⁈ А если они на меня обидятся, а?!! И голову мне откусят?..
Сок, давно уже разговаривающий очень чётко и правильно, широко открытыми глазами смотрел в середину столешницы, потом медленно повернулся к Палычу и тихо спросил:
— А если не голову?
Палыч внимательно посмотрел ему в глаза и допил оставшиеся полбутылки из горлышка.
За ним пришли ангелы. Точно. Не-е-ет, не те, которые с арфами и крылышками, а те, которые с огненными мечами и всем прилагающимся. Иначе, почему их прекрасные голоса отдаются в голове так, как будто их гвоздями забивают?..
— Я вам говорила, надо было сразу сказать! — первый голос, похож на жаворонка.
— Ага, хрен бы он нас с собой взял, — второй, более глубокий и бархатный. Что-то очень приятное с ними связано.
— А почему бы, кстати, и нет, девочки? Это ж три таких боевых единицы! — О! Этого ангела помню, он был там, когда все бегали вокруг, а я летал сверху и заглядывал им через плечо, да-да…
— Вот! И Марина со мной согласна! — ага, значит третьего ангела зовут Марина.
— Знаете что, девчонки… Как бы наши мужики не того… Не отъехали… — И четвёртого помню. Целая компания ангелов, зашибись…
— Сколько они выпили-то?
— Да, вроде, три бутылки.
— Ой, девочки! Тут под кроватью ещё!
— И под этой тоже! — стеклянный звон впивался в мозги стальными спицами.
— Так, я сейчас!
Кто-то хлопнул дверью, чуть башка не взорвалась. Кто-то продолжал звенеть в стеклянные колокольчики. Да боже мой, перестаньте уже…
Дверь хлопнула ещё раз.
— Голову держите!
— Это что?
— Универсальное противоядие, эльфийское!
— Давай живей!
Похоже, ему хотят оторвать голову. Ну, понятно. Чего ещё ожидать грешнику?
— Да глотай же, мать твою! — что-то кисло-сладкое потекло по языку. Похоже на лимон с сахаром. А ничего, вкусно. Голова, фаршированная лимоном. С сахаром. Оригинально.
— Так, второго давай! — Рядом что-то происходило. Похоже, он не один претерпевал тут мучения. Кто-то застонал.
— Олега держи! — О, и Олег здесь.
— Голову, голову! — Видимо, головы всем оторвут… Не свезло…
Перед глазами замаячили цветные пятна, которые начали оформляться в картинку. Эту девушку помню.
Рут сердито трясла пустыми бутылками.
— Два литра! Два литра на нос! Ты хоть знаешь, что полтора гарантированно считаются смертельной дозой, а?
— Ой, какая ты красивая…
Рут сердито сощурилась:
— Только попробуй помереть! Я… Я тебе голову откушу!
— Я согласен! — Палыч закрыл глаза.
— Ну вот! Я, значит, за противоядием бегаю, а красивая — она.
Палыч не мог открыть глаза. Сил не было.
— Лизонька, солнышко, ты тоже очень красивая. И Тиша очень красивая. Все три. Девочки, вы о-бал-денные, я не готов отказаться ни от одной из вас. Это я вам, пока пьяный, говорю. Значит — правда. А Марина — ангел. Я помню, она меня оживляла. Я ещё тогда на шкафу сидел.
Тиша фыркнула и пошла выносить бутылки.
25. БЕГЛЕЦЫ
МАЛЫЙ СОВЕТ
Тот же день, Новая Самара, трактир
Денисовский отряд
Отцы-командиры, протрезвевшие, умытые и несколько сконфуженные сидели за столом. Марина сердито прохаживалась по комнате:
— Упиться насмерть, скажу я вам — не самый оригинальный способ самоубийства.
— Ну Марина-а… — протянул Сок.
— А вы, Дмитрий Алексеич, постеснялись бы! Вы же всё-таки врач, — пере-дразнила она его.
— А ты откуда знаешь это имя?
— Ты мне сказал, пока пьяный был.
Сок покаянно вздохнул:
— Ну ладно, девочки! Это ж саламандра! Ей невозможно насмерть упиться.
— Это почему? — Марина подозрительно сощурилась.
— У него встроенный магический блокиратор. Как только доза приближается к критической — вырубает и всё. Проснулись бы завтра, как огурцы…
— М-м-м… — задумчиво протянула Рут, — а если какая-нибудь добрая душа в этот момент тебя напоит другим алкоголем — что будет? Тоже не полезет или как?
— На этот счёт я что-то… Не знаю, если честно, — Сок поёжился. — Даже не предлагайте, пробовать не буду.
— Так, девочки, — Олег решил взять беседу в свои руки, — Наши переговоры зашли в тупик. Если вы всё выяснили про выпивку, то теперь моя очередь спрашивать. Сейчас я, во-первых, хотел бы узнать про ваше участие в сегодняшнем событии: что это за свойство, как оно проявляется в повседневной жизни, несёт в себе угрозу в быту или нет.
Рут посмотрела на сестёр:
— Я буду говорить, поскольку я старшая, согласны? — Тиша и Лиззи кивнули, — Свойство у нас врождённое, от папы. Он — маг-оборотень. В повседневной жизни проявляется… да никак внешне не проявляется. Говорят, что даже в человеческом виде оборотни лучше чуют и распознают запахи, более выносливы. Но, как вы понимаете, нам сложно это оценивать. У нас нет какой-то привязки к объектам или циклам. Автоматически звериная форма включается только во время опасности: если, допустим, мне угрожает смерть, или на меня напали…
— Погодите. Значит тогда, в купальне?..
— Я вам расскажу, как было. Ветер был в их сторону, и мы ничего не почувствовали. Так бывает. Когда на Тишу накинули аркан, она испугалась и перекинулась, чтобы защититься. Она ударила его в лицо. Я перекинулась тоже, выкинула тело на берег (порвала, уж извините) и услышала, что в кустах ещё люди. Они убегали, и я постаралась напугать их, слегка поцарапала одного. Гнала до реки, убедилась, что они сбежали — и вернулась. Прошла по верху скалы, оставила следы. Прыгнула вниз. Всё. Это было очень быстро, минуты три.
— В вашем рассказе нет Лиззи.
— А Лиззи всё это время пела. Мы очень боялись, что вы узнаете кто мы, и откажетесь взять с собой. Мы не хотели раскрывать свою сущность, из-за этого. И… — она поколебалась, — ещё по личным причинам.
— Но Тиша была напугана, я же сам её отпаивал! Такое невозможно подделать!
— Конечно, Тиша была напугана, а как вы хотели⁈ — Рут подняла брови и всплеснула руками. — Тиша ещё маленькая, на неё никто никогда не нападал. Мы всегда её берегли. Если честно, я бы предпочла с этим уродом разобраться сама, но… всё так быстро случилось, я не успела… Тиша первый раз убила человека. Вы как себя чувствовали, когда первый раз человека убили? Нормально так?