Дороги надежд — страница 31 из 48

И Сип снова «полез» на стену - на ту самую стену, на которой был выложен цветной мозаикой портрет Великого Кормчего.

- Приятно видеть гвардейца, увлеченного чем-то вечным, - пропел грустный низкий голос. - Ты давно интересуешься живописью. Сип?

В проеме маленькой потайной двери стоял Тирас. Его благородное открытое лицо без морщин, печальные серые глаза и аккуратно зачесанная назад шевелюра снежной чистоты как нельзя лучше подходили к титулу «министр государственного милосердия». Он был очень похож на портретные изображения Кормчего. Возможно, художники, лишенные натуры, безотчетно вносили выразительные черты Тираса в абстрактный облик правителя. А возможна и другая причина… Нет, это было бы слишком просто. И все равно не объяснило бы главного.

- Ты давно интересуешься живописью, Сип?

- С детства, высший.

Да, Сип явно переменился за последние дни. Он никогда не был трусом, но раньше в его смелости была угрюмая обреченность. А сейчас в нем была уверенность и вызов. Для простого сержанта это было чересчур необычно. И самое главное, что эта уверенность в своей Тайной власти смущала и пугала имеющих явную власть. Они терялись перед нахальным сержантом. Вот и сейчас Сип не отскочил от мозаики, не вытянулся в струнку перед вторым человеком Свиры, не затрепетал под его ледяной улыбкой - и Тирас, поколебавшись, уступил, даже замечания не сделал.

- Наверное, любовь к живописи у тебя наследственная?

- Возможно. Я не знаю своих родителей. Как многие в Силае.

- У всех сирот Свиры есть один великий родитель. Благодаря ему они не знают горя, а только радость от служения обществу.

- Да, на Свире многого не знают благодаря Великому Кормчему…

Тирас счел возможным пропустить мимо ушей опасную дерзость.

- Чудесный портрет… И какое сходство! Но это копия! И к тому же с дефектом. Вот здесь идет трещина. Я залил ее эпоксидным клеем, и она теперь почти не видна. Но дефект есть дефект! Оригинал у меня в кабинете. Он больше по размеру - в полный рост и совершеннее по колориту. Полный эффект присутствия. Постоянное ощущение, что за твоей спиной не портрет, а сам правитель. Вот что делает искусство… Кстати, Сип, ты знаешь, кто автор этих шедевров?

- Знаю.

- Знаешь… Воистину неисповедимы пути знания! Даже всемогущая воля бессильна преградить их, если честно признаться. Имя таланта - пусть запретное, пусть грешное - ведомо избранным. А Кокиль Уран был талантлив, чертовски талантлив… Ты где учился, Сип?

- В Силае, высший. В «Гнезде Кормчего».

- В Силае? Странно. Такая эрудиция, такая интеллигентность - и Силай. Впрочем, возможно, голос крови… Великая вещь - голос крови… Тебе, конечно, известно, что государственный преступник Канир Уран по прозвищу Бин - внук Кокиля Урана, великого художника и великого преступника?

- Его казнили?

Тирас словно не замечал Шанина. Был он не в мундире, а в строгом сером костюме с голубым галстуком, и вел себя так, словно решил отдохнуть от дел, поболтав со старыми знакомыми. Пока, правда, он обращался только к Сипу, но Шанин чувствовал, что каждое слово этой странной беседы направлено рикошетом в его сторону.

Шанин ждал встречи с Тирасом и готовился к ней. Она должна была решить многое, если не все. Тайна Кормчего, тайна Свиры обитала где-то здесь, рядом с Тирасом, и Тирас владел этой тайной - иначе быть не могло. Надо было приручить Тираса. Любой ценой.

Но пока все шло наоборот. Инициативой владел Тирас. Он вел какую-то свою игру, цель и смысл которой открывать не спешил.

А Сип… Сейчас он плохой союзник. Во-первых, он крайне взвинчен и насторожен. А во-вторых… В таком деле можно работать лишь спиной к спине, безраздельно доверяя друг другу. Шан доверился Сипу. Сип Шану - нет. В результате даже Тирас знает о Бине больше, чем Шан. И если эти скрытые Сипом детали родословной соотнести с его поведением в последнее время, многое становится яснее, а многое - загадочнее. Как это трудно - в чужом мире, когда приходится разгадывать не только врага, но и друга.

- Его казнили?

- Да нет, Сип, его не казнили. С ним еще придется повозиться моим медикам… Трудный случай… Полная амнезия…

- Вы хотите заставить его вспомнить свою биографию?

- В этом нет надобности. Биографию Канира Урана, который уже к тридцати годам был незыблемым авторитетом в области электроники и прикладной физики, а в сорок - приговорен к смерти за покушение на Великого, мы знаем лучше самого Бина. Но его мать и отец, которых Бин даже в лицо не видел, обладали одним фамильным секретом. Секретом огромной государственной важности. У меня есть сведения, что им владел и Бин, хотя на первый взгляд это попросту невозможно. Супруги Ураны скончались… м-м-м… под нашим наблюдением. Связи с внешним миром они не имели. А Бин в то время даже не подозревал об их существовании. О том, кто его родители и как они окончили свои дни, он узнал только через несколько десятков лет… Мои медики пытаются выудить золотую рыбку из мертвого моря, из головы того, кто был когда-то Бином…

- Зачем вы рассказываете нам все это, высший? Государственная тайна не для любопытных ушей. Даже если это уши полицейских гвардейцев. Зачем нам знать про Бина? Мы свое сделали - отдали его в ваши руки. И мы не медики…

Тирас, словно не слыша, подошел к портрету, провел мягкой ладонью по нетускнеющим срезам камня, смахивая несуществующую пыль. Постоял с лицом человека, изучившего за долгие годы каждую пядь, каждый изгиб, каждый скол изумительного сочетания естественных и искусственных линий мозаики.

- Дорого бы я дал, чтобы выведать фамильный секрет Уранов. Никто из вас, даже сами Ураны, даже этот несчастный Бин - никто на свете, кроме меня, не может хотя бы представить цену этому секрету… Дорого бы я дал за него…

И он вдруг пружинисто вышел на Шанина.

- А ты, Шан? Ты - дорого?

- Я? Я - ничего. Это меня не касается.

- Брось. Не надо. Мы все трое - интеллигентные люди, мы выше глупых тайн и махинаций. Не будешь же ты утверждать, что тебя интересуют только деньги? Кто тебе поверит?

- Горон.

- Горон… Мой лучший друг Горон - просто мелкий жулик с чрезмерным аппетитом. Он плебей. Он не способен на крупное дело. Настоящее дело, достойное гения…

- Горон прислал тебе, высший, ящик особого силайского пива.

- Протовит? Премного благодарен. Протовит вместе с остальным вашим багажом стоит у меня в кабинете. А больше Горон ничего не передавал? Более интересного?

- Нет, высший.

- Странно… А как насчет красного саквояжа?

Тирас не кривлялся. Его красивое лицо было сосредоточенно, как у боксера, ведущего атаку. И в серых глазах, которые принято называть «стальными», не было злобы - он просто следил за жертвой, пресекая попытки спастись или перейти в контратаку.

- Не хотите отвечать? Не надо. Я уже знаю, что настоящий саквояж остался у Горона, а у вас - подделка. Не скрою - я думал, что ты явишься в Дрому с настоящим саквояжем. Но Горон решил меня перехитрить… Старый трупоед… Итак, ситуация на сегодняшний день такова: красный саквояж у Горона, ключ от него - у меня. Ведь так, Шан?

- Я не знаю, о чем ты говоришь, высший.

- Я напомню. Ночь. Контрабандная «телега», которую задерживают сторожевые катера. Ваша встреча с Гороном. Ты отдал ему на хранение красный саквояж, добытый за Стальным Коконом. Саквояж, который открывается только твоим мысленным приказом. Горон делает тебя и Сипа «пернатыми» и героями поимки давно уже пойманного Бина. И отправляет в Дрому, где вы должны одурачить высшего Тираса ящиком протовита и проникнуть туда, куда не проникал никто за всю историю Свиры.

- Ты знаешь все, высший.

- Я знаю много, но не все. Я не знаю, например, что в красном саквояже. Как видишь, я откровенен с тобой.

- Там нет ничего, что повредило бы Свире, высший.

- Это не ответ.

- Пока я не могу ответить иначе.

- Хорошо… Тогда я задам другой вопрос: зачем вы явились в Дрому?

- Нам нужно видеть Великого Кормчего.

- Видеть Кормчего… Какое скромное желание - всего лишь увидеть правителя… Так вот, дорогой Шан, я, высший Тирас, правая рука и гранитная опора Великого, никогда в жизни не видел правителя Свиры и никогда не слышал его голоса. И самое горячее мое желание - нет, главная моя цель - видеть правителя! Видеть! Своими собственными глазами - бога ли, чудовище ли, гору всеведающей протоплазмы или обросший проводами автомат абсолютной власти - видеть! Прикоснуться руками! Осязать! Даже ценою жизни - видеть!

Он выбрасывал слова, как тугие кожаные перчатки, не повышая голоса, не теряя дыхания, скользя неслышно по белой комнате, как по квадрату ринга - он вел бой, но его противником был уже не Сип и не Шан, а тот, кто возникал из мозаичной стены, путая реальность и фантазию.

- Правитель! Вы хотите видеть правителя! Вы хотите видеть то, что не может существовать, но существует вопреки здравому смыслу! Зачем вам это? Зачем? Зачем рисковать жизнью ради праздного любопытства? Бросьте ломать комедию! Я знаю, что вам надо. Я догадываюсь, кто вы. Вы оба такие же контрабандисты, как я - министр милосердия. Играть со мной в дурачка бесполезно. Вас выдает порода…

- Ты идешь по ложному следу, высший.

Это вмешался Сип, непринужденно оседлавший софу с песчаным тигром и наблюдавший за пируэтами Тираса с видом тренера.

- Я? Ты самонадеян. Не отказывай и мне в способности мыслить логически. Почему Горон, поймав Бина, не отправил его сразу в Дрому? Ведь его ждала награда! Нет, он поджидал вас и красный саквояж… Ведь не станете же вы доказывать, что ваша встреча с Гороном на орбите - случайность? Это раз. Вам удалось то, что не удается моим медикам, - вытрясти из мертвой памяти Бина фамильную тайну. Помолчи, Сип, помолчи - ты недаром околачивался в Дроме по картинным галереям. Тебе надо было узнать, в какой части Вечного Дворца находится дверь в Башню Кормчего. Единственная дверь, которая открывается снаружи, а не изнутри, как остальные. Дверь, которую преступный гений Кокиля Урана замаскировал одним из настенных портретов Великого… Н