«Бывает, что ты не воздерживаешься от рукоприкладства, – мысленно дополнил видящий. – Изредка, если эпизод совсем ни в какие рамки».
– А от внутренних демонов никакие надписи на воротах не помогут, – добавила лекарка с сухой усмешкой. – С ними каждый сражается в одиночку на своей территории. Когда мне было тринадцать лет, я из-за своих внутренних демонов стала посмешищем, и это послужило мне уроком на всю жизнь. Я справилась… А потом Милосердная приняла меня под свою длань, и у меня не осталось времени на ненужные глупости. Такая защита лучше любых оберегов, даже если твой внутренний демон снова пытается поднять голову. Простите, что разоткровенничалась. Вы из тех собеседников, которые все поймут правильно. И давайте-ка наденьте шляпу, вам только солнечного удара не хватало.
Хантре подчинился, до этого широкополая шляпа висела у него за спиной. В первый же день после возвращения из Бацораждума его постригли под ноль: голова в порезах, волосы спутались в окровавленный колтун. Сейчас порезы затянулись, но шляпа раздражала кожу, лучше бы повязал бандану.
В этот раз регенерация шла медленнее, чем обычно. Сегодня он в первый раз выбрался на прогулку за пределы лечебницы.
Дорога убегает к постройкам вперемежку с блекло-разноцветными шатрами и палатками. Слева до горизонта барханы, справа царство зелени, вдалеке сияет солнечными бликами Шеханья. А за спиной похожий на мираж белый дворец, с воспрещающей надписью для демонов на трех языках просвещенного мира.
Восприятие как будто расслаивалось: смутно вспоминались другие города, другие пустыни, другие дороги...
Зачем вспоминать о том, что было и закончилось? В Сонхи он дома.
Да он и не отрицает, что дома. Но ему позарез надо в Аленду. Вместе с Эдмаром. Там что-то важное, и он то помнит об этом, то забывает, то снова помнит.
А сейчас пора возвращаться в палату, голову все-таки напекло – перед глазами плавают бирюзовые круги.
Чем скорее Ринальва сочтет его состояние удовлетворительным, тем раньше можно будет отправиться в Аленду.
Облокотившись о перила на палубе для пассажиров второго класса, Дирвен с презрительной миной наблюдал за суетой на пристани.
Из-под картуза выбиваются темные пряди, в тени козырька поблескивают очки, над верхней губой полоска фальшивых усиков. Одни крухутаки разберут, кто такой, но эти пернатые оглоеды за просто так чужие секреты не выбалтывают. Через две-три восьмицы он будет на Клухаме, и если потом решит податься на Оборотный архипелаг – туда плыть еще столько же. Но вдруг ему на Клухаме понравится: остров большой, народу полно, и говорят, в тамошних борделях шлюхи со всего света… Только Наипервейшей Сволочи там не будет.
Эта Сволочь о существовании Дирвена как будто забыла – ну, не может же такого быть?..
Он пытался связаться с Куду и Монфу, но те на его мыслевести не отвечали. Может, Лорма уже их сожрала? Или ее новый консорт с ними разобрался? Не с крухутаком же играть в три загадки, чтоб узнать, что у них там происходит.
Один крухутак закладывал круги над речурахским портом, высматривая с высоты жертву-игрока, а вдалеке над крышами и башенками виднелся в коричневатом облачном небе второй крестообразный силуэт. Стекла очков как чайная заварка, поэтому все кажется слегка коричневым.
Если бы в заморских краях найти такой же амулет, как Наследие Заввы… Он король Ларвезы, и он от престола не отрекался. Если получится, он вернется.
А на пристани суета: колпаки и картузы, шляпы и шляпки, тюрбаны и береты, фуражки и моряцкие косынки. Всему этому дурачью невдомек, что на «Гискаде» отправляется в изгнание Повелитель Артефактов, опальный король Ларвезы, преданный неблагодарной сволотой Властелин Сонхи.
От высоких помыслов Дирвена оторвала пощечина. Вернее, звук пощечины – у него за спиной кому-то отвесили оплеуху.
«Да я бы тебе это счастье даром отдал, еще бы и приплатил!»
Он не сказал это вслух.
Чтобы не задеть Эдмара? Тот наверняка установил здесь артефакты для слежки – логичный поступок после того, что выкинула эта девушка.
Или чтобы не расстроить ее перед серьезным разговором? Но именно из-за этой фразы она вряд ли бы расстроилась.
Так или иначе, удержался. Хотя чуть с языка не сорвалось, когда Флаченда, увидев его на пороге, грустно вздохнула и произнесла с трагической интонацией:
– Если вы хотите поговорить об отношениях… Я все понимаю и рада за вас. Я не хочу и не буду мешать вашему счастью.
– Не об отношениях, а о вашем даре, – надо быть вежливым, даже если оппонент бесит, иначе она обидится, сосредоточится на своей обиде и все важное пропустит мимо ушей. – Я прошу вас о разговоре, как видящий и как запасной Страж Мира. Может быть, прогуляемся?
Атмосфера у нее в комнате кисловато-едкая, слезоточивая. Сумбурное мельтешение картинок-воспоминаний: одни более-менее отчетливы, другие расплываются, словно на рисунок чернильным карандашом капнули воды, от третьих мелькают одни обрывки – и все это на тему обидных или неловких ситуаций. Не наведенные чары, она таскает это с собой по собственной воле.
– Я бы прогулялась, но ко мне все плохо относятся, поэтому я отсюда не выхожу.
– Вы будете со мной. Я от вас ни на шаг не отойду и потом провожу обратно. Идемте туда, где никого нет?
Помявшись, Флаченда согласилась.
Он привел ее в розарий под застекленным куполом. Голубоватое иномирское термостекло, защищающее от полуденного зноя, Эдмар раздобыл еще до того, как маги Ложи заперли его в Сонхи.
На стене распласталась бронзовая ящерица с циферблатом на спине – часы бартогской работы. Обещал Ринальве вернуться к половине четвертого. Запряженная верблюдом карета ждет у парадной лестницы, у него не так уж много времени.
– Флаченда, не идите по пути Лормы. Не надо.
– Почему вы так обо мне думаете? – на него изумленно уставились блестящие от подступивших слез глаза. – Я никогда не вела себя как Лорма… Что у меня с ней общего?
– Вы получили дар Порождающей, которым раньше владела Лорма. Вы ведь знаете о том, что Порождающие, в отличие от Созидающих, не планируют в деталях, что у них получится? И даже если планируют, результат может сильно отличаться от задуманного. Результат в большой степени зависит от ваших истинных желаний и душевных импульсов. Нет, я не хочу сказать ничего плохого о ваших импульсах и желаниях. Я вам кое-что расскажу о Лорме, просто чтобы предупредить о ловушке, связанной с этим даром.
Бобовая ведьма раздумала плакать и уселась на мраморную скамью. Он тоже сел, не выпуская из поля зрения часы. Не хотелось бы опоздать и вызвать недовольство главы лечебницы. Даже Тейзург как-то раз обмолвился, что немного побаивается Ринальвы – и похоже, это была не совсем шутка.
– Я не помню, что было в моей прошлой жизни, но мне о тех событиях рассказали. Я тогда уничтожил порождение Лормы – спалил синим пламенем, а то, что осталось на бестелесном уровне, унес за Врата Хаоса, чтоб оно исчезло окончательно. И в Бацораждуме я считал прошлое Лормы. Раннее прошлое, еще до того как она стала вурваной. Она не всегда была такой как сейчас.
– Я не похожа на Лорму, – со слезами в голосе пробормотала Флаченда.
– Я не говорю, что похожи. Вы на нее совсем не похожи. Я же сказал, что хочу предупредить о ловушке, в которую попалась она и не должны попасть вы.
Минутная стрелка шевельнулась, сделала очередной крохотный шажок, а ящерице хоть бы что – как дремала, так и дремлет.
– Лорма когда-то в юности была очень одинока, и ей казалось, что весь мир против нее. Никто ее не понимает, каждый готов предать и так далее. Возможно, она тогда действительно находилась в такой ситуации – королевские родственники, которые конкурировали за власть, и весь этот придворный серпентарий. Одинокая девочка начала мечтать и придумала себе воображаемого друга. Жестокого убийцу, который губит людей, никого не жалея, для него это способ существования, но при этом Лорма – единственное исключение. Он ее уважает, бережно относится к ее переживаниям, всегда готов за нее заступиться и никогда не убьет. За Лормой он признает право на жизнь, которого не признает за другими – то есть, признает ее величайшую ценность на фоне всей остальной кормовой массы. Одинокая девочка была из Порождающих и в конце концов породила героя своей мечты. И после этого начала постепенно превращаться в ту Лорму, которую вы знаете. Не идите по этому пути, не мечтайте о таких союзниках.
Флаченда смотрела на него растерянно, настороженно и чуть затравленно, с опаской. Похоже, он попал в точку. Плохо. Лучше бы ошибся.
– Я ни о чем таком не мечтаю и не хочу никого убивать!
«Убивать не хочешь, в этом ты отличаешься от Лормы. Но мечтаешь о друге-любовнике, который всех готов растоптать в слякоть, зато тебя будет носить на руках и нежно заботиться».
Нельзя об этом вслух, тогда точно обидится.
– Поскольку вам теперь принадлежит дар Лормы, я, как видящий, счел своим долгом рассказать вам об этом, – произнес Хантре дипломатично-вежливым тоном – научился, пока исполнял обязанности «господина наместника». – А сейчас мне пора возвращаться в лечебницу. Пойдемте, я провожу вас в комнату.
Добился он нужного эффекта или нет? Надвое. Будущее покажет. Хорошо, если она все-таки задумается.
Затрещину получила изящная темноволосая дамочка. Черноусый мужчина глядел на нее желчно и оценивающе, словно укротитель на непокорное животное.
– Ты не смеешь поднимать на меня руку! – произнесла она по-бартогски.
– Еще как смею, – процедил кавалер, после чего подкрепил свои слова еще одной пощечиной. – Эркина, ты вся изолгалась! Ты забыла о том, что ты моя жена и принадлежишь мне, но я выбью из тебя дурь! А посторонних это не касается… – добавил он, покосившись на Дирвена.
Тот отвернулся и снова уставился на Речурах. И впрямь не касается. Раз муж лупит ее прямо на палубе, наверняка заслужила. Эта парочка обвешана оберегами, и на нем, и на ней по два «Мимогляда» – не будь Дирвен повелителем амулетов, вовсе не обратил бы на них внимания.