ожалуй, прорвался бы… Добрых ему, засранцу, посмертных путей, чтобы в следующей жизни не стал таким же безмозглым засранцем.
Лорма еще не успела дожевать, когда Суно развернул ее вместе со стулом и защелкнул блокирующий ошейник. Больше ничего не выкинет. И самое главное, не сбежит.
«У нее в обуви «Пятокрылы», – предупредил Зомар.
«Забери».
Заблокированный волшебник не может управлять артефактами – если только это не амулетчик исключительной силы, вроде того же Дирвена. Но, возможно, существуют давно забытые обходные уловки.
– Дела Светлейшей Ложи, – бесстрастно произнес один из магов, когда подоспел хозяин «Карамельной гусыни».
– Нам понадобится помещение, чтобы обыскать арестованную, – распорядился Орвехт.
Лучше изъять амулеты, не мешкая, чтобы никаких сюрпризов.
Хозяин подобострастно сообщил, что есть у него кабинет для самых важных гостей, и там сейчас никого – пожалуйте за мной, господа маги!
Амулетов набралось более двух дюжин, в том числе пресловутый «Кувырок личины». Конфискат сложили в мешочек из особого заклятого материала и отдали на хранение Зомару. Не все артефакты подлежат перемещению через магическую кладовку, а разбираться с ними сейчас недосуг, сначала нужно доставить задержанную в тюрьму.
На улице дожидались три кареты в окружении толпы зевак. Лорма, сидевшая напротив Суно, всю дорогу помалкивала, лишь изредка кривила губы в вызывающей и горькой усмешке – а что еще ей оставалось? В резиденции Ложи ее сопроводили в подвал, где находилась тюрьма для особо опасных.
– Я могу действовать? – спросила черноволосая женщина в маске, скрывающей верхнюю часть лица.
Коллега Роледия, в недавнем прошлом одна из первых красавиц среди магичек Ложи. Под кружевом ее перчаток поблескивал металл. В застенках узурпаторов она лишилась носа и ушных раковин, кистей обеих рук и правой стопы. Лорма держала ее в камере с зеркалом, на цепи, чтобы она не могла это зеркало разбить. Нашли полуживую, насколько возможно подлечили, выписали из Бартоги протезы на артефактах. И поскольку было решено сразу после ареста принять меры, чтобы Лорма не смогла сбежать, Роледия попросила, чтобы решить этот вопрос дозволили ей.
– Ее умственные способности пострадать не должны, то же самое касается зрения, слуха и членораздельной речи, – напомнил Орвехт, после чего отправился наверх.
Не любитель он таких сцен. Хотя, если бы Лорма изувечила его Зинту, он бы присоединился к Роледии.
С Мейленанк сняли манящие чары – Суно проверил, чтобы малейшего следа не осталось, во избежание инцидентов. И выразил ей от имени Светлейшей Ложи благодарность за содействие в поимке преступницы. Девушка смотрела стесненно и растерянно, она ведь не знала, что участвует в сыскных мероприятиях.
– Езжайте домой, – сказал Суно Глодии.
Та жила по соседству с Мейленанк, в съемной квартире над швейной мастерской «Сладкая Мейлат».
– А как же поизучать амулеты, которые у этой поганки забрали?
– Поздно уже, завтра этим займемся.
– Дядюшка Суно, а можно, я тоже этим займусь? Я ж у первого угробца всему училась, и мой бывший говнюк много всякого про амулеты рассказывал, вдруг я чего нужное вспомню да подскажу? Разрешите мне тоже, я хочу принести пользу!
Ее глаза так и горели служебным рвением.
– Что ж, тогда тебе надлежит явиться сюда завтра к девяти утра, – рассудив, что резон в этом есть, согласился Орвехт. – Не опаздывай.
Россыпь огоньков Ляраны – а дальше дремлет под звездами песчаный океан, и кажется, что по небу время от времени проходят серебристые волны. Или не кажется?.. Нельзя ведь сказать, что он до конца понимает Олосохар. Этого даже Хеледика сказать о себе не может.
Хорошо, что ночное зрение осталось при нем. И способность перекидываться. А то, что он теперь не такой могущественный маг, как до схватки с Вуагобу – невелика потеря.
Хантре никогда не смотрел на это самое могущество как на важную составляющую своего «я». Скорее, как на инструмент, с помощью которого можно решать проблемы. Инструмент сломался, зато работа выполнена. Досадно, что сломался, но для решения проблем найдутся и другие инструменты.
К тому же Тейзург утверждает, что это не насовсем, со временем силы восстановятся. И даже торжественно заверил, что «на твою зарплату это не повлияет».
Сегодня утром Ринальва наконец-то согласилась его выписать, а завтра или послезавтра они отправятся в Аленду.
Есть ощущение, что скоро что-то изменится. Хотя он не был до конца уверен, что это ощущение видящего. Возможно, такая же игра воображения, как волны мерцающего звездного света над песками Олосохара.
Или эти волны все-таки присутствуют в реальности – независимо от точки зрения наблюдателя, который смотрит на пустыню с крыши ляранского дворца?
Явившись утром в штаб-квартиру Ложи, Суно застал в приемной Верховного Мага Хеледику. Та сидела на диванчике для посетителей, чинно сложив руки на коленях. Волосы заплетены в косу, лицо грустное и тревожное.
Или ему показалось? Или не показалось, но при его появлении выражение лица песчаной ведьмы неуловимо изменилось?
– Что случилось? Не меня ждешь?
– Нет, господин Суно, – она улыбнулась, и на мгновение ему почудилось в этой улыбке что-то напряженное. – Мне надо поговорить с достопочтеннейшим господином Шеро. Я… должна кое-что ему рассказать.
«Гм, если речь о твоей беременности, то я об этом уже знаю от Зинты, да и Шеро в курсе. И ежели тебе в теперешнем положении нежелательно работать на раскопках нашей угробленной Резиденции, неволить не будем, не о чем тебе волноваться».
Из соображений такта он не сказал об этом вслух, лишь заметил дружеским тоном:
– Думаю, достопочтеннейший Шеро скоро подойдет и без проволочек тебя примет.
После чего свернул к своему кабинету. Его тоже ждали. Глодия и коллега Сибрехт – сухонький хромой старичок, бывший архимаг, признанный специалист по артефактам. Эти выглядели вполне довольными и непринужденно беседовали: Глодия вела себя, как почтительная и любознательная ученица, Сибрехт глядел на нее с умилением, как на родную внучку.
От Зомара пришла мыслевесть, что его с утра пораньше отправили на задание, так что начали без него.
Кабинет выходил окнами на восток и в этот час был озарен солнцем. Вдобавок верхние секции шкафа красного дерева – с зеркальными дверцами: не для того чтобы смотреться, для этого они слишком высоко расположены, а чтобы умножать освещение. Шкаф остался от прежних хозяев, у которых конфисковали недвижимость за сотрудничество с узурпаторами. По углам зеркальных прямоугольников золоченые узоры с вензелями. Приятно пахло лакированной древесиной. Припомнив свою жизнь в катакомбах минувшей весной, Орвехт мысленно возблагодарил богов за то, что все это безобразие закончилось, хоть и с потерями, но в целом благополучно.
Спустя полчаса он получил мыслевесть от Крелдона:
«Коллега Суно, как сможешь, подойди ко мне в кабинет. Тут Хеледика заявила, что хочет в чем-то сознаться. А у меня Марченда еще раньше вытянула клятвенное обещание, что ежели наша девочка заведет такой разговор, я позову ее и тебя, и будем разговаривать вчетвером. Так что жду, и Марченда уже едет».
Достопочтенный Сибрехт в это время объяснял, что засаленный деревянный кубик величиной с вишню, с четырьмя кабошонами разного цвета – устаревший аналог и прототип «Кладезя сведений», и пусть до «Кладезя» ему далеко, сей раритет обладает музейной ценностью.
– Вынужден вас покинуть, – дослушав лекцию, Суно поднялся с кресла – как раз и Марченда сообщила, что она уже здесь. – Не знаю, как скоро вернусь.
– А я пока для учителя Сибрехта чаек заварю, – осклабилась Глодия. – Дядюшка Суно, вы же позволите мне тут похозяйничать?
– Хозяйничай.
– Повезло вам с племянницей, коллега Суно, – умиротворенно заметил старый маг. – По душевной натуре воистину благоуханная роза! Я всегда говорил, что для молодой девицы главное не кокетливые ужимки, а добронравие.
Орвехт про себя хмыкнул, а щучья улыбка «благоуханной розы» стала еще шире и ласковей. С чего она нынче такая добронравная? Хотя понятно, с чего – Сибрехт из достопочтенных, то бишь из высокого начальства, и по части амулетов у него можно многому научиться.
Шеро, в отличие от него, предпочитал сумрак и держал кисейные гардины задернутыми: так лучше думается.
Маги расположились в креслах, Хеледику тоже приглашали сесть, но она осталась стоять. Лицо такое, словно сейчас или прыгнет с обрыва, или…
– Господин Шеро, я обманула ваше доверие. Я съела огрызок.
Первой реакцией Орвехта было крайнее недоумение, и лишь спустя несколько секунд до него дошло: речь не о каком-нибудь там огрызке, а об Огрызке. О древнем иномирском артефакте, который, как предполагалось, ушел в недра земли на большую глубину.
– И куда он делся после этого? – спросил Крелдон.
– Уничтожен. Он теперь никому не достанется. Я сказала об этом только Хантре. В Олосохаре я смогла вырезать это у себя из желудка, а Хантре выбросил его за Врата Хаоса, все семнадцать частей. В Сонхи ничего не осталось.
Она замолчала, трое магов тоже молчали. Из внутреннего дворика доносился птичий щебет.
– В нашем мире не должно быть таких вещей, – снова заговорила Хеледика. – Ни у кого, независимо ни от каких намерений. Я понимаю, что я перед вами очень виновата, и признаю свою вину.
Крелдон тяжко вздохнул, потом промолвил:
– Ладно… Связался на свою голову с песчаной ведьмой… Я бы предательства не простил. Ты проявила неповиновение и своеволие, и мы будем иметь в виду, что тебе не всякое дело можно доверить. Ступай.
Поклонившись, девушка направилась к двери.
– Погоди-ка, – остановил ее Верховный Маг. – Ты ведь можешь определить, жив или мертв угробец Дирвен?
– Могу, господин Шеро.
– И что скажешь?
– Он жив, но находится очень далеко. Наверное, за несколько тысяч шабов от Аленды. Может быть, в другом полушарии.