– Помогите!..
Каркнул, как издыхающая ворона, то-то с утра в горле саднило. Но его услышали.
– Никак человек кричал?
– Вон там, у речки!
– А если это серчан?
– Серчанов прогнал мастер-маг из Виссату, не могли эти твари так скоро вернуться...
– А если уже вернулись? Помните прошлый год?
– Помогите! – не щадя больное горло, возопил Дирвен.
По-ларвезийски, он ведь теперь ларвезиец. Амулет позволял ему понимать местную тарабарщину, а говорить на чужом языке придется учиться.
Те все-таки рискнули подойти и посмотреть. У одного из них был амулет, реагирующий на демонов, нежить и волшебный народец – выглядела эта штуковина, как леденцовый фонарик на палочке. Хотя ее обладатель, к крухутакам не ходи, даже на полмизинца не амулетчик.
Убедившись, что перед ними живой человек, мужчины подошли ближе. Двое усатых, один безусый. На всех вышитые круглые шапочки, долгополые кафтаны и широченные штаны длиной до лодыжек – смехота, издали можно принять за юбку. Но Дирвену было не до смеха.
– Совсем молодой парнишка, – сказал один из островитян. – Эй, ты откуда, и как тебя звать?
Дирвен махнул рукой в ту сторону, где осталось море, потом показал на себя и представился, еле ворочая языком:
– Броло Шумонг.
Распространенное в Ларвезе мещанское имя.
– Не из наших, – заметил седоусый дедок. – Как же госпожа речка принесла его с моря, коли она течет отсюда туда?
– Вон там что-то плавает, – показал другой. – На худой лодке приплыл.
Дирвен всей душой понадеялся, что это была не их лодка. Похоже, и впрямь не их, потому что разбираться не стали, а подняли на ноги и повели через кустарник к дороге, где ждала запряженная мулом повозка. На козлах сидела толстая тетка – одета так же, как мужчины, только вместо шапочки цветастый платок с бахромой, завязанный на затылке, а поверх кафтана еще и бусы в несколько рядов. Дирвена втащили в кузов, усадили на дерюжную подушку. Он попытался объяснить, что хочет пить, островитяне в конце концов поняли и дали ему фляжку с травяным чаем.
Повозка покатила дальше по неширокой ухабистой дороге. С обеих сторон деревья, густой подлесок. Дирвен стучал зубами и пытался согреться, используя «Теплотвор» и «Сторож здоровья». Чуть не пропустил момент, когда мул остановился и заревел, а люди встрепенулись, засуетились.
Впереди заступило дорогу нечто долговязое, отдаленно похожее на амуши, но без травяной шевелюры. Покрыто свалявшейся серо-бурой шерстью, с ослиными ушами в придачу. Раскачиваясь всем телом, оно зубасто ухмылялось и тянуло к путникам руки, шевеля длинными когтистыми пальцами.
Никогда не видел таких тварей. На Оборотном архипелаге водится свой народец, не такой, как на Великом материке.
– Да что ж это делается, серчанов же прогнали!
– Мы же деньги заплатили!..
– Пошел отсюда, тварь окаянная!
Значит, вот это и есть серчан. Недолго думая, Дирвен влепил ему «Медным кулаком». Тварь покатилась кубарем, потом вскочила и бросилась в заросли, хромая, изломано вихляясь. Кустарник затрещал – кто-то еще, сидевший в засаде, кинулся наутек. Ориентируясь на звуки, Дирвен вмазал им вслед «Пчелиным горохом».
Подобравшие его люди сообразили, кто здесь герой – уставились ошеломленно и с уважением.
– Это ты побил серчанов? Ты маг?
Помотав головой, Дирвен вытянул за шнурок из кармана и показал «Теплотвор».
– Ты мастер-артефактор!
– Меженди, давай, трогай! Надо поскорей до деревни добраться, обогреем его да накормим.
Безусый парень стянул с себя кафтан и набросил Дирвену на плечи поверх мокрой одежды. Жизнь налаживалась.
– Вот уж повезло, что встретили мастера-артефактора!
– Госпожа речка его принесла, поклон ей за это!
– Наша госпожа речка худого не принесет!
Во придурки, ухмыльнулся про себя Дирвен.
Зинта полторы восьмицы хранила секрет. И, наверное, на лбу у нее было написано, что она хранит секрет, потом что Суно и так, и этак пытался выспросить, в чем дело – вроде бы ненавязчиво, но настойчиво. Зинта не поддавалась, она ведь не зложительница какая-нибудь: раз пообещала Хантре, что раньше времени не проболтается – значит, не проболтается. Только сказала, что к их семейным делам это не имеет отношения, после этого Суно как будто успокоился. Хотя все равно порой задавал окольные вопросы – с расчетом, что она потеряет бдительность и обмолвится.
Наконец срок истек, и Зинта отправилась на улицу Черных Вишен.
Кованые фонари в виде орхидей по обе стороны ворот не горели – для них еще рано, они наливаются волшебным золотисто-изумрудным сиянием, когда наступают сумерки.
Ее впустили через калитку, сказали, что господин Тейзург пьет кофе в саду, в новом павильоне, и велел его не беспокоить.
– Мне можно. Я должна ему кое-что важное рассказать, и если сейчас уйду, может, не скоро опять сюда выберусь.
Спорить с лекаркой под дланью Тавше слуги не стали, но и доложить о ней смельчаков не нашлось. Только показали, по какой аллее пройти к павильону.
«Нехорошо так людей запугивать, пусть даже ты, стервец бессовестный, жалование им платишь», – с неодобрением подумала Зинта.
Павильон белел за старыми вишнями, его оплетала кольцами громадная мраморная змея, положившая голову сверху на купол. Шелестела листва, доносились голоса – мужской и женский. Неспроста Эдмар распорядился, чтоб его не беспокоили: он там не один кофе пьет.
Остановилась в нерешительности: погулять по дорожкам, пока они любезничают – или отложить визит на потом? Вдруг у них надолго?
«Миллион лет» – разобрала она обрывок произнесенной Эдмаром фразы.
Ладно, будем считать, что это знак, решила Зинта, приду в другой раз.
– Да вовсе не миллион! – возразила гостья. – Ну, сам подумай, если сейчас находят письменные документы той эпохи – поврежденные, но читабельные… Пролежало бы оно миллион лет?
– Вот и у меня это вызывало сомнения, – отозвался Эдмар. – Я не уточнил у крухутака, сколько прошло времени – когда спохватился, вопрос уже был задан. Но он упомянул о том, что речь шла о миллионе лет.
Раз там не флиртуют, а разговаривают об интересном… Наверное, со стороны Зинты не будет большим зложительством, если она случайно услышит их разговор? Подкравшись поближе, она уселась на скамейку под кустом мускусной розы.
– Ну да, Лиузама, когда создавала для своего брата эту лазейку, использовала неточную формулировку: не «через миллион лет», а «хоть даже это произойдет через миллион лет». Так что времени все-таки прошло меньше.
– Сколько?
– Не скажу! Если оно тебе надо, можешь заняться научными изысканиями. Исследователи древнейших эпох без конца путаются в датах, погрешность в несколько десятков тысячелетий для них обычное дело.
– Не испытываю желания пополнить их ряды. Меня больше привлекает настоящее.
– Если б не это, я бы за твой рассудок после Лилейного омута медной полушки не дала.
– Вы так добры, моя госпожа… Еще кофе?
– Кто ж откажется? Только давай в этот раз не твой черный, а капучино.
После паузы женский голос спросил:
– Ты все-таки взял ученика?
– Это не ученик, а один из моих порученцев, которого я кое-чему обучил в пределах необходимого. Маг небольшой силы, но я могу послать ему мыслевесть – как сейчас, чтобы он передал мое распоряжение на кухню. Брать учеников… Нет уж, увольте! С учениками мне никогда не везло. Они или пытались меня убить, как Тимодия со своими крысиными пирожками, или сбегали и потом жаловались на меня каждому встречному, или переходили на сторону моих недругов, или обвиняли меня в домогательствах… Или сразу и то, и другое в различных комбинациях. Ученики – зло.
– Может быть, причина не в них, а в тебе?
– Не люблю эту фразу, моя госпожа, – отозвался Тейзург с легкой укоризной, хотя и почтительно. – Впрочем, бывает, что я и сам ее использую… Но одно дело, когда это говорю я, и совсем не то, когда это адресовано мне.
– Уж это да, разница очевидна, – фыркнула «его госпожа». – Но как же тогда Лиса?
– Ее учителем будет Харменгера. Я собираюсь присматривать за Лисой, при необходимости помогу и подскажу, но никакого официального ученичества. Вот именно поэтому, чтобы наши отношения не испортились.
«Лучше бы ты научился вести себя с учениками и со всеми остальными по-доброжительски, – мысленно заметила Зинта. – Тогда бы не пришлось звать на помощь демона Хиалы».
– А хочешь, я отвечу на твой вопрос? Только за это ты будешь мне должен. Это неправда, что я ничего не делаю даром. Иногда делаю. Но ты от меня уже наполучал в этой жизни подарков, а сейчас я предлагаю тебе сделку.
– И что же от меня на этот раз потребуется?
– Когда вернешься в тот мир, где ты родился, выполни просьбу своей сестры – первое, о чем она попросит, идет?
– Вы смеетесь, моя госпожа? Сестренка наверняка попросит, чтобы я никуда больше не исчезал.
– Это не считается, это будут эмоции, а не просьба. А вот когда она всерьез попросит, ну, какую-нибудь там проблему решить…
– Лаури заключила с вами сделку?
– Нет, что ты, она обо мне знать не знает. Согласен?
– Хм, разве я могу отказаться?
– Так тебя интересует, сколько веков прошло с той эпохи, когда сгорела Марнейя?
– Пожалуй, нет, есть вопрос поинтересней. Кто такой Безглазый Вышивальщик, от которого зависят людские судьбы? Такое божество реально существует или это миф?
– Во-первых, не так уж и зависят. Бывает, что в чем-то зависят, но это не обязательно. А во-вторых, неужели сам не догадался?
– Увы, нет… А впрочем… Его придумали вы, и это одна из ваших личин?
– На лету схватываешь, – засмеялась собеседница Тейзурга. – Мог бы и раньше додуматься!
– Выходит, на этот вопрос наполовину ответил я сам, и можно тогда в довесок еще один? Когда я смогу открыть Врата Перехода?
– Слишком конкретная формулировка. Я тебе не Госпожа Определенностей, а Госпожа Вероятностей, точные даты – это не ко мне.
«Эдмар, это я тебе скажу, для того и пришла!»