За молоком хвостатое племя бегает в людские поселения, пробирается тайком в хлева и загоны. Скотине с этого никакого вреда, да и хозяева не в убытке – мучахе много не надо, вдобавок она может подлечить своим колдовством занемогшую корову, козу или овцу. Поэтому крестьяне, даже если заподозрят, что к ним на двор повадилась мучаха, обычно об этом не болтают, и охотников за кисточками спроваживают: мол, нету здесь таких, и никогда не было.
Открыв глаза, Тунанк Выри увидела высокую девушку с двумя косичками золотисто-ржавого цвета. Гостья улыбалась до ушей, на загорелом лице пятнышками темнели веснушки. На ней было голубое платье с вышитыми перламутровой нитью стрекозами и кувшинками. В одной руке она держала кружку с молоком, в другой стеклянный пузырек, а локтем зажимала под мышкой ворох разноцветного тряпья.
Человек на изнанке?.. Может, кто-то из чворков ее сюда привел?
В следующее мгновение мучаха поняла, что перед ней вовсе не человек, другое существо.
– Первым делом выпей вот это, – гостья присела на корточки и поставила пузырек. – Это зелье, чтобы ты понимала сказанное с первого раза. Во флаконе зелье, которое позволит тебе понимать с первого раза все, что услышишь, выпей.
Мучаха отвинтила пробку и проглотила содержимое.
– Ну, давай знакомиться, – заговорила девушка, выдержав паузу. – Во дворце меня все знают, как придворную даму Веншелат, а для посвященных я Венша – хранительница города. Правда же, он красивый? Понравился?
– Похож на ковер… – только и смогла вымолвить ошеломленная Тунанк Выри.
– На, попробуй – верблюжье! Небось, такого ты еще не пила?
Благодарная мучаха обеими руками взяла кружку. Чудесное молоко, одновременно и сладковатое, и солоноватое, не смогла остановиться, пока не осушила до дна.
– А это тебе обновки. Если что не впору, портниха подгонит.
Тунанк Выри так и отсиживалась на изнанке в суконной нангерской курточке, заношенной сорочке и вязаных штанах с прорехой для хвоста. Только ботинки в разводах засохшей грязи сняла и поставила в уголке.
Венша разложила перед ней две цветастых юбки, три шелковых туники, светло-коричневую усхайбу – балахон с вуалью, удобно для маскировки, здесь некоторые женщины такое носят, а еще клетчатое платье с отложным воротником и круглую соломенную шляпку с бантом. Вдобавок тонкие, как паутинка, чулки, кружевное белье и пару туфель.
– Сейчас надевай вот это, – распорядилась она, указав на человеческую одежду. – Пойдем гулять по городу, там уже народ выползает, нас увидят. По-своему оденешься, когда мы с тобой побежим на наш базар в Алуду. И давай сюда старые тряпки и обувку, все это надо спалить, чтоб оборвать все концы.
Мучаха и сама об этом думала. С облегчением вздохнула, когда Венша затолкала в мешок ее прежнюю одежду и ботинки, затянула горловину лентой с выписанным тушью заклинанием. Хвала Госпоже Луне, теперь она для Арнахти исчезла без следа, никакой зацепки для поисков у него не будет.
На изнанке дворца было несколько зеркал, и в одном из них, обрамленном бронзовыми змейками, которые шевелились, сплетались в клубки и переползали с места на место, она увидела свое отражение: худенькая девушка с длинной рыжевато-русой косой, в скромном платье и шляпке. Не загорелая, так на то она и мучаха. Туфли с пряжками оказались чуть великоваты, но Тунанк Выри в два счета подогнала их по ноге – научилась этому колдовству у своего бывшего покровителя.
– Зонтик нужен, – критически оглядев ее, сказала Венша. – От солнца. По дороге возьмем. Ах, да, я ведь представилась только наполовину, настоящую меня ты еще не видела! Смотри, оп-ля…
Непринужденно изогнувшись назад в акробатическим мостике и выполнив лихое сальто, она выпрямилась уже в другом обличье. Иззелена-желтоватое лицо с выпирающими скулами, заостренные хрящеватые уши, безгубый рот растянут в улыбке. Зубы мелкие, треугольные, а на голове вместо волос – травяная копна, и над ней вьются крохотные мотыльки.
До сих пор Тунанк Выри видела амуши только на картинках. От неожиданности она охнула, но не сказать, чтобы по-настоящему испугалась.
Амуши мучахам не враги, обычно эти два племени между собой ладят. Малочисленный хвостатый народец умеет читать и способен понимать кое-какие людские премудрости, которые от амуши в силу Условия ускользают – мучахи могут доходчиво пересказать им то, что узнали. Иные ограничения нельзя преодолеть, зато можно обойти. Амуши, в свою очередь, иной раз спасают полезных союзниц от охотников за кисточками.
Тунанк Выри все это знала из книг. Улыбнулась в ответ. Венша снова обернулась девушкой с косичками, пояснив:
– Кувыркаться не обязательно, но так интересней. Ты даже не представляешь, как давно я о тебе мечтала! Я здесь не только придворная дама, я еще и самый главный в Ляране таможенник, подчиняюсь лично Тейзургу. Но теперь есть ты, и таможенные дела я свалю на тебя, а сама займусь театром. А то вообрази: у нас вот-вот начнется репетиция, но тут как раз пришел караван, и надо мчаться проверять, что на этот раз притащили, чтобы продать, не уплатив пошлину. Не беспокойся, я тебя научу всему, что для этого нужно знать. Я пыталась заманить на эту работу здешних мучах, да те не захотели переселяться в город. И вдруг появилась ты, вот это подарок! Ну, идем, – она подобрала мешок, кружку и пузырек из-под зелья.
Дворец еще не проснулся, только из глубины боковой галереи доносилось шорканье веника. Завернули в комнату Венши, та заодно показала соседнюю комнату – «здесь ты будешь жить, рядышком со мной, и на изнанку отсюда можно, вон там в углу», взяли два кружевных зонтика. А когда вышли на крыльцо и окунулись в блаженное утреннее сияние, Тунанк Выри подумала: наконец-то я здесь!
Оттягивал до последнего момента. Впрочем, для этого была причина: он опасался оставлять Хеледику одну, и в то же время не хотел открывать Врата в ее присутствии, тем более, пока она в таком состоянии.
Ведьма по грудь зарылась в песок и большую часть времени дремала, но когда просыпалась, смотрела и разговаривала вполне осмысленно – хотя как будто не бодрствовала по-настоящему, а покачивалась на волнах полудремы. Сказала, что ей не больно, раны зарастают. Когда зарастут полностью, она почувствует. Ни пить, ни есть ей сейчас не надо, да она и не смогла бы, с травмированным желудком. Олосохар о ней позаботится.
Глаза полузакрыты, лицо одного цвета с песком, губы потрескались, но ее кожа не выглядела высохшей.
– До меня дотянулись корни растений, проросли под кожу, и я получаю от них воду, – сонно пояснила Хеледика.
Хоть и пустыня, а растительности вокруг хватало. Пучки ковыля и жесткой колосящейся травы, ощетиненные иглами мананаги – одни едва торчали над барханами, другие, похожие на странные колючие скульптуры, утром и вечером отбрасывали тени длиной в дюжину шагов.
Тейзург передал им через кладовку шесты и балдахин для шатра, баклаги с водой, одежду, припасы, одеяла. Песчаная ведьма и без этого не страдала в объятиях Олосохара ни от палящего зноя днем, ни от холода по ночам – другое дело Хантре.
Есть почти не хотелось, обычная для него реакция на стресс. Иномирское слово, вроде бы обозначает неприятности и сопутствующие им переживания.
Эдмар при каждом обмене мыслевестями въедливо интересовался, когда он в последний раз изволил что-нибудь скушать. Вперемежку с жалобами на шайку молонских лекарок под дланью Тавше, которые ведут себя с ним так, как будто учинили в Ляране государственный переворот, только он об этом пока не знает. Раньше он Отовгера считал тираном, но это было до того, как он с Ринальвой познакомился.
Спал Хантре урывками, понемногу. Лучше бы не засыпал вовсе: его преследовал один и тот же непонятный сон, после которого он просыпался с бешено колотящимся сердцем, в холодном поту – даже в полдень, когда вовсю пекло олосохарское солнце.
…Не то расколотое вдребезги зеркало, не то растрескавшийся черный лед – осколки подвижные, как на реке во время ледохода, и по ним то ли ползет мотылек, то ли катится мерцающая бусина.
Где это? Есть ощущение, что когда-то и он там побывал, и так же переползал с льдины на льдину, с осколка на осколок…
Но сейчас он не там, а здесь – в Сонхи, у себя дома.
Однако тревога, которую вызывал этот сон, была сильнее умиротворяющего ощущения, что он дома, на своем месте, и больше ему никуда не надо.
Так прошло несколько дней.
– Со мной все хорошо, – сообщила Хеледика, шатко поднимаясь в полный рост.
Ее волосы спутались, с нее осыпались прилипшие песчинки. Слева под ребрами, ближе к области солнечного сплетения, кожа иссечена тонкими белесыми шрамами, но это не слишком бросалось в глаза – а в остальном все в порядке.
– Пить хочешь?
– Вот теперь да, – она обеими руками взяла кружку и принялась пить маленькими глотками, потом спросила: – Когда ты сможешь уничтожить эту дрянь?
– Сейчас.
– Тогда меня подожди.
Она вытряхнула из волос песок, натянула шаровары, тунику и куфлу – длинный жилет с карманами, обычное одеяние для песчаной ведьмы в родной стихии. Намотала, на манер тюрбана, шарф из серебристого шелка, выпустив волосы наружу длинным хвостом. Зашнуровала ботинки.
А Хантре смотрел на мананагу, напоминающую кривой трезубец, и внутренне готовился к тому, что ему предстоит сделать.
В действительности туда не затягивает, хотя у очевидцев обычно возникает ощущение, что тянет с непреодолимой силой. Несотворенный Хаос – не вакуум.
Кстати, что такое вакуум? Тут же в мозгу возник ответ: безвоздушное пространство, и он отлично об этом знает… Но ему такие знания ни к чему, потому что в Сонхи он дома. Обо всем лишнем можно забыть раз и навсегда.
– Я готова, идем. Лучше подальше от шатра.
– Подожди здесь. Я все сделаю, тебе не обязательно на это смотреть.
– Я хочу увидеть, что там, – она напряженно улыбнулась. – Когда еще будет такая возможность! Пошли вместе.
Не стал спорить, раз она так решила. В конце концов, с мастером Бруканнером, Веншей и Фариймой ничего не случилось, да и Дирвен от этого зрелища не спятил.