– О-о… – выражение лица Этой Сволочи стало мечтательно-восторженным. – Значит, ты тоже? Одного поцелуя Харменгеры достаточно, чтобы испытать бесподобный оргазм, такого неземного наслаждения ты ни с кем больше не получишь. И я как раз собирался навестить ее на обратном пути…
Перекинувшись в демонический облик, он взмыл над кронами деревьев и исчез в раскрывшейся на миг прорехе.
Дирвен несколько секунд стоял, как истукан. Уши горели, естество горело, на глазах закипали злые слезы. Потом с тоскливым надрывом выругался, растоптал в крошево битые стекла и пнул дощатую дверь, которая после удара повисла на одной петле.
– У бартожцев есть присказка: вижу петлю – сую голову. От Хурмдье слышала, из его любимых. И знаешь, Тунанк Выри, я бы ничуть не удивилась, если бы что-нибудь в этом духе отмочил рыжий. Или кто другой. Но только не он! И ладно бы, если б на конце удочки болталась достойная приманка. А то ведь эта недотепа Флаченда… Понадобились ей стручки акаций, которые растут в оазисе возле Ирбийских скал, и мол-де нужно, чтобы сам Тейзург с ней туда отправился, потому что насчет магии этих акаций ей не все понятно. И он согласился! – Венша фыркнула. – Это после того, как я сказала ему о своих предчувствиях и предложила спровадить эту дуреху, пока не поздно.
– Все-таки у меня впечатление, что он не принимает ее всерьез, – в раздумье произнесла мучаха.
Устроившись в изнаночной комнате среди вороха разноцветных шелковых подушек, они пили чай с халвой и сушеными жуками. Жалко, что люди не делают халву с жуками, но вприкуску тоже объеденье. На белых стенах проступали барельефами где лепной цветок, где кусок орнамента, а больше всего Венше нравился сияющий, словно звезда, переливчатый многогранник в центре потолка – то ли пробка хрустального графина, то ли украшение с люстры. Никогда не угадаешь заранее, что и как из людских вещей отразится на изнанке.
– Пусть он хочет над ней посмеяться, но почему игнорирует мое предупреждение? – амуши стукнула себя кулаком по острой коленке. – Или даже все еще непонятней… Вчера он отдал кое-какие распоряжения Городскому совету и магам, которые у него на службе – мол, на тот случай, если что-нибудь случится. Значит, он понимает, что я неспроста предупредила. Но почему тогда?!
– Я тоже ума не приложу. Он совсем не похож на… моего прежнего, и я еще не научилась улавливать, как он поступит.
– Ты ничего нового не разведала? Любой пустяк важен.
– Пока нет, – виновато отозвалась после паузы Тунанк Выри. – Те двое, с которыми знается Флаченда, такие же недотепы, как она сама – потому и сошлись. Когда я за ними следила, ничего подозрительного не заметила. В том оазисе Флаченда побывала вместе с ними. Брали напрокат верблюдов, ковры, зонтики. Уехали рано утром, вернулись вечером. Флаченда до сих пор ноет, что у нее на пикнике нос облупился, и будто бы теперь все об этом говорят у нее за спиной и считают ее некрасивой.
– Да она всему дворцу уши прожужжала, от принцессы Касинат до последней поломойки, – Венша снова фыркнула. – Я еще выясню, чего она хочет, иначе я буду не я. Если они потащатся в оазис, я за ними прослежу. А ты в городе за ней приглядывай. И все равно выйдет по-моему, я добьюсь, чтоб ее выгнали взашей, вот увидишь.
Нинодия решила, что Ляраны с нее хватит.
Все чаще ее мысли витали вокруг многолюдных алендийских бульваров и уютных ресторанчиков, магазинов с затейливо убранными витринами, театров и винных лавок. Настоящая жизнь кипит там, в ларвезийской столице, а здесь – всего лишь яркое наваждение, то знойное до заливающего глаза пота, то подернутое серебристой звездной прохладой, в зависимости от времени суток. Ее место в Аленде, куда она явилась из провинции бойкой соплячкой, готовой урвать от жизни все, до чего подфартит дотянуться.
К своей Таль Нинодия по-прежнему испытывала слезную любовь, смешанную с ревностью – вон сколько вокруг чужих людей, которые хотят присвоить ее ненаглядную крошечку! – но в то же время начала ощущать, что эти чувства для нее словно платье, на котором потихоньку распускают тугую шнуровку. Очень хотелось заполучить это платье, а потом оказалось, что не такое уж оно и удобное…
Новой Таль не грозит умереть от простуды в деревне у родственников, которым она даром не нужна. Она будущая волшебница, да теперь еще и наследная принцесса, сам Тейзург о ней заботится. Бездетная сучка Касинат, официально ее удочерившая, рада-радешенька своему счастью.
После бутылки «Счастливого вечерка», выменянной у торговца на золоченую ложку с эмалевым узором, Нинодия убедила себя в том, что это она сама этак по-хитрому подкинула свою доченьку в богатый дом, чтобы та росла в довольстве и роскоши. Благодарение воровскому богу Ланки, интрига удалась, она хорошая мать, кто бы чего ни думал.
А ей пора в Аленду. Там у нее государственная пенсия и собственный домик – с голоду не помрем, без крыши над головой не останемся. И овдейским проглотам больше незачем за ней охотиться. Эх, задаст она жару в столице, вовсю оторвется! С бартогскими протезами можно и ходить, и даже танцевать почти как раньше, никому и в голову не придет, что у нее ступни искалечены. Какого ни на есть кавалера она подцепит, умеючи недолго, хорошо бы небедного… Лишь бы Тейзург ее отпустил: Нинодия понимала, что без его согласия ей отсюда не уехать. Ну, да она уже придумала, с какой стороны подкатить и кого позвать в союзники. И не станет же князь Ляраны перед ее отбытием столовое серебро пересчитывать… Об этом отдельно помолилась, чтобы Ланки-милостивец уберег от такой напасти.
Ринальва примчалась с утра пораньше – кому-то во дворце стало худо. Нинодия второй день высматривала ее из окна, а как увидела, сердце тревожно екнуло: неужто Талинса заболела? Но оказалось, неприятность случилась с молодым художником из Руфагры, занимавшимся росписью потолков.
– А-ва-ва-ва-уааа!.. – провыл он горестно, эхо гулко отдалось под сводами Белого зала.
Лекарка остановилась напротив и через мгновение изумленно спросила:
– Мананагу жевал? Или песчаным ежом решил позавтракать? Еще и темный фон… Что это было?
– Эво хав-вива, фа фей фа-ва-вавва! Фа ве вав! – прорыдал парень.
– Ладно, объяснишь потом, когда сможешь разговаривать.
Она призвала силу Тавше и после оказания первой помощи велела:
– Ступай в лечебницу. Подойдешь к Отовгеру, мыслевесть я ему послала, нужную мазь приготовят. Да краски и кисти свои захвати. Проведешь там три-четыре дня, заодно разрисуешь стены в палатах, чтобы пациентам было повеселей.
Художник склонился перед ней в благодарном поклоне. А Нинодия аж содрогнулась, представив себе песчаного ежа – ощетиненного иголками оранжево-черного ползучего гада длиной в ладонь. Наверное, бедный парень все-таки закусил мананагой: то ли сунул в рот, не глядя, не заметив колючек, то ли на спор.
Она была тут не единственным зрителем: из-за соседней колонны подсматривали Хармина в алом пеньюаре и закутанная в голубую усхайбу Веншелат, чуть подальше выглядывала Пакина – с Веншелат они закадычные подружки, но демоницу Хармину эта мышка боится как огня. Да еще кое-кто из прислуги. Колонн в Белом зале две дюжины, и за каждой кто-то притаился, потому что все знают, Ринальва праздных зевак не одобряет.
– Могу побиться об заклад, он закусил мананагой, песчаных ежей даже амуши не едят, – со знанием дела заметила Веншелат.
Не стала дожидаться, когда лекарка уйдет – словно бросила ей вызов.
Хармина хихикнула, качнув своей неизменной рогатой прической.
– Спасибо, что поделилась мнением, – холодно обронила Ринальва. – Смотрю, много вас тут понабежало.
Прислуга съежилась, Пакина аж на корточки присела и обхватила голову руками.
– Так за погляд денег не берут, мы же не в театре, – дерзко отозвалась Веншелат. – А в театр к нам еще не надумали хоть разок заглянуть? Посмеетесь, так, может, злости у вас поубавится.
Хармина рядом с ней ухмылялась, но помалкивала.
– Только мне и дел по театрам бегать, на тебя смотреть. Лучше не попадайся мне на глаза.
– Ну-у-у, я поэтому и прячусь… Я же понимаю, что вы не прочь меня прикончить, вот и стараюсь не попадаться.
– Правильно понимаешь, – фыркнула молонка.
И уже развернулась к выходу, когда из-за колонны, собравшись с духом, выплыла Нинодия:
– Доброго утречка вам, добрая госпожа Ринальва! У меня к вам разговор, надолго не задержу. Добрый совет ваш нужен, только хорошо бы без посторонних ушей…
– Все брысь отсюда, – приказала лекарка.
Прислуга торопливо засеменила прочь, втягивая головы в плечи. Пакина сиганула к внутренней арке прямо из присядки, не хуже сойгруна. Хармина и Веншелат удалились под ручку – не бегом, но и не мешкая.
– Мерзавки, – процедила им вслед Ринальва. – Будь моя воля… Ладно, что у тебя там? Что-то беспокоит? Я ничего не уловила, кроме обычных для тебя симптомов алкогольного отравления.
– Здоровье не беспокоит, да вот какое дело…
Нинодия изложила, что хочет вернуться в Аленду, потому что ей тяжело переносить здешний климат, и вдобавок она не хочет мешать счастью Таль. Не согласится ли Ринальва замолвить за нее словечко перед его светлостью, чтобы кому-нибудь во дворце поручили отвечать на ее письма, рассказывать об успехах ее маленькой принцессы? Больше она ни о чем не просит.
– Ладно, поговорю с ним, – сухо ответила лекарка – и умчалась по своим делам.
Городишко под названием Тулд раскинулся на открыточно-живописном лесистом склоне. Домики под островерхими крышами, окруженный колоннадой минеральный источник, завлекательные вывески сувенирных лавок, аптек и чайных, на улицах пасутся курортники – типичная нангерская дыра. Дирвен шагал по тротуару, презрительно сморщив нос и низко надвинув шляпу. Еще и челюсть подвязал тряпкой, будто у него флюс, чтоб не узнала какая-нибудь паскуда из Ложи или из министерства благоденствия. Где-то здесь должно быть самое нужное заведение... Хоть одно, их же просто не может не быть в курортном городке!