– Ты чего? – сипло спросил Чирван, приподняв голову с соседнего тюфяка.
– Мне по нужде.
– Пошли.
Вернувшись в дом, Хантре потребовал воды – мол, в кувшине было на один глоток, а его сушняк мучает.
После этого уже не уснул. Лежал, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Магии в прорве нет, но обычная человеческая интуиция осталась при нем, и что-то его настораживало. Была во всем происходящем нотка фальши – понять бы еще, где и в чем.
С первыми лучами солнца староста и его домочадцы начали просыпаться. Хантре снова попытались угостить тем же самым отваром, он заявил, что с этого питья его мутит. Сначала препирались, потом недовольный Руджадил махнул рукой, и все отправились на окраину деревни, где белел шатер.
К полотняным стенкам прицеплены букетики цветов, еще не успевшие завянуть на жаре. Вокруг собралась толпа. Вот и Хеледика, возле ее ног лежат две котомки. Значит, она предполагает убраться отсюда сразу после обряда? Правильно. Непонятно почему, но правильно.
Изобразив радостную улыбку, она помахала ему рукой и заодно сложила пальцы в условный знак: будь начеку.
Ага, ей тоже показалось, что дело нечисто.
Ответил таким же приветственным жестом.
Нарядная Нунефай вывела вперед девушку, с головы до пят укутанную в покрывало, поверх красовался венок из луговых цветов. Староста торжественно объявил Хантре и Омлахарисият мужем и женой перед лицом милостивых покровителей Ийжу и Мусу, толпа разразилась одобрительными криками.
Приглашающим жестом откинув полог шатра, сваха негромко затараторила, обращаясь к жениху:
– Личиком-то она некрасива, да в остальном не хуже других, ты ей на личико не смотри, тряпку не снимай. Возьмешь ее возле алтаря, а после как пожелаешь – или сразу вас проводим, припасов дадим в дорогу, или с нами пировать оставайтесь. И о разводе тут же объявим, все как уговорились.
Нунефай впихнула невесту в шатер, он вошел следом. Внутри мягкий полумрак – натянутое на жерди полотно просвечивало. Небольшой алтарь, как будто только вчера наспех сооруженный из кое-как обтесанного камня. Два деревянных болванчика. Тюфяк для новобрачных накрыт чистой простыней.
Омлахарисият стояла, как истукан. Хантре снял с нее венок и покрывало, положил на землю. Она была босиком, в безрукавой тунике до колен. Худенькая, чтобы не сказать истощенная. Голова и лицо наглухо замотаны платком, в щелке лишь глаза видны – затуманенные, словно время для нее остановилась.
Он сделал то, чего Нунефай категорически советовала не делать – размотал истрепанный платок с разлохмаченными краями. Лицо в нарывах, места живого не осталось. Но вряд ли это заразное – ниже подбородка кожа гладкая. Черные, как сажа, вьющиеся волосы острижены до мочек ушей и клубятся пышным облаком.
Вдруг девушка шагнула вперед и уткнулась ему в плечо – это движение застало его врасплох.
Отстранившись, заглянул ей в глаза, но там был все тот же туман застывшего мгновения.
– Ладно, – тихо сказал Хантре. – Найдем кого-нибудь, кто сможет тебе помочь.
По-ларвезийски, какая разница, Нунефай говорила, что она и по-сурийски ни слова не понимает.
Звук его голоса как будто ей понравился, и она снова прижалась к его плечу – бесхитростно и доверчиво, словно давно его знала.
Хеледика с котомками держалась позади людского сборища. Будто бы стояла расслаблено, греясь в лучах утреннего солнца, а на самом деле изнывала от напряжения. Пока не поднялась буря, песок спокоен.
Пусть силу песчаной ведьмы в прорве как отрезало, натренированная способность подмечать детали осталась при ней. Не нравились ей эти детали. Вызывали вопросы. Здесь ведь совершается традиционный священный обряд, влияющий на урожай и остальные блага, за которые отвечают Ийжу и Мусу? Но почему-то ни песнопений, ни хоровода, да и жреца не видно. Хоть один-то у них должен быть? Можно подумать, за него староста деревни Руджадил, но что-то не похож. Вдобавок жители напоминают толпу на Денежной площади в Аленде на Новый год, перед тем как король начнет бросать с балкона монеты: словно ожидают, что им что-то перепадет, и заранее радуются.
Она ни о чем не спрашивала, не выказывала удивления – и на нее не обращали внимания. А потом к ней протиснулась рассерженная Нунефай:
– Ты чего не сказала-то, что у него с этим делом не все ладно?! Я ж тебя спрашивала!
Сваха еще вчера отбросила церемонии и начала вести себя с ней, как старшая женщина с девчонкой.
– А что неладно?
– Да сидят они там рядышком и ничего больше! Уж сколько времени сидят. А он должен взять ее, как жену на брачном ложе. Отвар пить не стал, а куда он годится без отвара! Лицом красивый, да нутром немощный... Вот еще беда, какую не ждали!
– Я не знаю, чего он так, – изобразив простодушную улыбку, ответила Хеледика.
– Да платок он с нее размотал, хотя я говорила – не трожь, на личико не смотри. Если уж взялись помогать, должны помочь! Ты вот что, давай-ка залезешь к ним, да как-нибудь подсобишь. Ну, так или эдак, но чтоб он взял ее как положено. Ступай туда, и кувшинчик с отваром я тебе дам, пускай выпьет. А сумки свои тут оставь, никуда не денутся.
– Сумки мне понадобятся, – заявила Хеледика. – Я знаю, что никто не тронет, да у меня там лежит кое-что полезное – может, пригодится, как раз по этой части. Не помню, в которой лежит.
– Пошли! – раздраженно махнула рукой Нунефай.
Возле шатра сунула ей кувшин и кружку, и Хеледика ввалилась внутрь, как нагруженный багажом и угощением из буфета пассажир в вагон поезда. Кто-то опустил у нее за спиной холщовый полог.
Они и впрямь сидели рядом на тюфяке. Девушка с закрытыми глазами прислонилась к Хантре, тот одной рукой обнимал ее за плечи – ни намека на чувственность, жест защиты. Выражение лица у него было хмурое и напряженно-задумчивое, словно трудную задачу в уме решает.
– Надо отсюда сматываться, – тихо произнес он по-ларвезийски, подняв взгляд на песчаную ведьму.
– А с ней как же?
– Заберем с собой.
– Тогда нужно, чтобы ты взял ее в жены, как они требуют.
– Исключено.
– Почему? – прошептала Хеледика, присев напротив. – Мне тоже кажется, что они в чем-то темнят, но я все перебрала – и как-то ничего не сходится. По-моему, она зачарована, но навести чары на одного человека через другого в прорве невозможно. Если яд, то проще было отравить нас за ужином. Если зараза, как у нее на лице, то способ навредить слишком сложный, а до границы прорвы недалеко, выйдем отсюда – там и лекари под дланью, и магия. И господин Тейзург этого так не оставит, им тогда не жить.
– Не в этом дело.
– А в чем тогда?
– Не могу определить. Но я этого не хочу.
– Ну… бывает. Нунефай дала мне возбуждающего отвара. Иначе нам не позволят забрать ее с собой и принесут в жертву.
– Исключено, – повторил Хантре. – Как раз этого делать нельзя. Здесь у меня восприятие перекрыто, но все равно есть буквально шкурное ощущение, что так нельзя. Иначе… Как будто из-за этого что-то изменится. Если сравнивать, как будто солнце в небе потускнеет.
– По-настоящему?.. – у Хеледики мурашки по спине пробежали, таким тоном он это сказал.
Секунду-другую сосредоточенно помолчав, Хантре ответил:
– Не по-настоящему, но для нее – точно. И для меня тоже.
Все-таки он не просто видящий восемь из десяти, а бывший Страж Мира. Возможно, у него даже в прорве восприятие не полностью отказало, что-то осталось. Подумав об этом, ведьма с сожалением взглянула на Омлахарисият и согласилась:
– Тогда надо уходить. Только они ее нам не отдадут.
– Это я беру на себя. У тебя ведь есть еще одна пара обуви?
– Есть. Они подслушивают… Но я знаю, что делать.
Хеледика принялась рыться в своей котомке, приговаривая по-сурийски:
– Не беда, сейчас мы тебя приоденем – красавицей будешь! А ты пока отвернись, посмотришь на нее, когда я скажу. И сразу тебе захочется, потому что мы с ней станем одинаковые, будто бы две меня…
За полотняной стенкой Нунефай одобрительно цокнула языком.
Ведьма не очень-то рассчитывала на то, что им удастся прорваться втроем. Скорее всего, девушка обречена, но попытаться стоит. Вытащила свернутые шаровары и шнурованные парусиновые ботинки: убегать босиком и без штанов – это совсем не то, что убегать в удобной обуви и подходящей одежде.
Этой зимой в Аленде на нее напали: швырнули сгусток пламени Анхады, уничтоживший олосохарский песок, который был спрятан в том числе под стельками. Подошвы пришли в негодность, и как она ковыляла в дырявых сапожках по заснеженным закоулкам – такое нескоро забудешь. Поэтому в котомке лежали запасные ботинки: хорошо, если не пригодятся. Однако же пригодились, хоть и не для нее. Повезло, что размер ступни у них с Омлахарисият почти совпадает.
– Теперь ты нарядная, мы из тебя настоящую невесту сделали! – объявила Хеледика для тех, кто толпился снаружи. – Я тебя одела, а жених тебя разденет, давай-ка еще шарф на лицо…
Одновременно с этим она сунула за пояс стилет в ножнах и надела свою котомку, а Хантре надел свою, после чего шагнул за алтарь и полоснул ножом по задней стенке шатра.
Песчаная ведьма взяла девушку за руку. Если не захочет с ними пойти, начнет упираться – тогда никаких шансов… Но та пошла, как будто безоговорочно им доверяла.
Разумеется, они оказались лицом к лицу с жителями деревушки, обступившими шатер со всех сторон.
– С дороги! – приказал Хантре.
Люди негодующе зароптали, но тут он выдернул одну из поддерживавших полог жердей, крутанул, как боевой посох, и те попятились.
– К полю! – бросил он девушкам.
Рассчитывает оторваться, петляя в зарослях кукурузы? Хеледика решила, что это вряд ли получится, и решила воспользоваться другим путем к спасению:
– Вы смерти ищете?! Если мы послезавтра не выйдем из прорвы, господин Тейзург, князь Ляраны, пришлет сюда солдат, они тут всех вырежут!
– Уходите! – гневно крикнул Руджадил. – Никто вас не тронет, убирайтесь! Только ее оставьте!