Они ушли, а Куду принялся убирать со стола. Бросив быстрый взгляд на дверной проем, в несколько глотков допил остатки чая, прямо из носика расписного сурийского чайника. За этим занятием и застала его Флаченда, помогавшая Тоншилу на кухне. В переднике поверх испачканного платья, глаза покрасневшие, волосы заплетены, на шее брильянтовое колье – подарок Лормы, которая с помощью этого украшения в любой момент определит местонахождение своей новой служанки. Девушка ничего не сказала, только взглянула на Куду искоса, тяжело вздохнула, и его снова охватило чувство вины.
На кухне он выпил большую кружку воды, и тут явился амуши, с ужимками позвал их в «тронный зал». Мол, всему двору велено собраться, сейчас консорт принесет клятву верности нашей царице.
В душе у Куду теплилась надежда на благополучную развязку: кто проглотит Черную Ягоду Предателя и произнесет лживую клятву – тот умрет, но не сразу, перед тем его тридцать дней и тридцать ночей будет терзать мучительная агония. Тейзург в последний момент извернется и пойдет на попятную. Или использует какую-нибудь уловку – например, выронит ягоду и якобы случайно раздавит. Тогда Лорма поймет, что ему нельзя доверять, и примет меры, чтобы он не смог ей навредить, а Куду и Монфу наконец-то отправятся в дальние края.
Черная Ягода Предателя лежала в хрустальной плошке, которую держала на подносе придворная дама-амуши, надевшая по такому случаю пышную юбку с кринолином. Лорма сидела на троне. Показалось – или она и впрямь немного волнуется?
Тейзург стоял возле нее, рубашка с кружевами расстегнута, под левой грудью белеет жемчужный глаз заклятой булавки.
– Ты готов? – спросила царица.
– А ты сомневаешься, моя несравненная госпожа?
Взяв двумя пальцами ягоду из плошки, он отправил ее в рот.
– Смотри, я ее проглотил. Она большая, за щекой не спрячешь. Клянусь, я верен моей несравненной госпоже. Клянусь, что я не собираюсь так или иначе обманывать мою несравненную госпожу. Клянусь, я готов выполнить то, чего желает моя несравненная госпожа.
Он умолк и, выдержав паузу, добавил:
– Как видишь, я прекрасно себя чувствую, никаких признаков агонии. Теперь убедилась?
– Да, пожалуй... Теперь я тебе верю.
Поднявшись с трона, Лорма подошла к нему и попыталась вытащить булавку. Расстроено заметила:
– Не поддается…
– Вопрос времени, мы ведь уже об этом говорили. Ошейник снимешь?
– Не сейчас, мой консорт. После того как смогу вытащить булавку. Я не хочу, чтобы ты от меня ушел. Хранить верность можно и на расстоянии, а ты ведь не сказал, что не покинешь свою несравненную госпожу.
– А если я… О, демоны, время упущено – клятва должна быть произнесена сразу после того, как проглотишь ягоду. Что же ты не подсказала? Понимаю, ты думала, что я сам догадаюсь, а я не догадался. Но я тобой очарован, поверь, и я уже близок к тому, чтобы тебя полюбить.
Он обнял Лорму и привлек к себе. Флаченда горестно вздохнула, дама-амуши в кринолине ее передразнила.
У Куду билась на виске жилка, и в такт с ней билось отчаянное: это конец, конец, конец…
Глава 17. Кот-лазутчик
Зинте давно хотелось с кем-нибудь подружиться, да все было не до того. К ней многие хорошо относились, но ей не хватало приятельских отношений, как с Эдмаром. Только чтоб это была не такая зложительская зараза, как Эдмар.
Вначале Уленда Крумонг была ее пациенткой, а потом оказалось, что они и характерами сходятся, и книжки любят одни и те же. И обе молодые матери. Хотя когда познакомились, Ривгера еще не было.
В лечебницу, где работала Зинта, наведалась матушка Тарбелия, известная акушерка. Не под дланью, но искусная в своем деле, с большим опытом – если роды тяжелые, посылают за ней.
– Вот хорошо, что застала вас. Окажите милость, заверните на Абрикосовую улицу, дом номер четыре. У хозяйки дочь нынче утром родила, да так порвалась, что не зашить толком – иглу воткнуть некуда. Раздобыли для нее «Кровостоп», но лучше бы запечатать. Всю ночь промаялась, темечко показалось, и ни туда, ни сюда. Как будто, говорят, что-то противодействовало. Меня уже под утро позвали, и как я приехала, младенчик вышел. Но не стану врать, что это моя заслуга. Что-то ей мешало, только на рассвете отпустило. Вы еще гляньте, нет ли у них в доме какой нечисти.
– Прямо сейчас туда поеду, – решила Зинта.
– Вот и славно, я подвезу вас.
В двухэтажном домике на Абрикосовой улице никакой нечисти не обнаружилось, кабошон на рукоятке священного кинжала не светился. Хотя это еще не значит, что ее здесь не было ночью. Зинта силой Тавше залечила разрывы, заодно убедилась, что с новорожденным мальчиком все в порядке.
Потом, как водится, лекарку усадили за стол, стали угощать. Вокруг хлопотали три женщины немолодого возраста, а Уленда лежала с малышом в комнате наверху.
– Видела я у вас на окне звездолянку лапчатую, – почувствовав, что находится в доброй компании, заговорила Зинта. – Была у нас такая, да пропала во время смуты, вместе с разрушенным домом. Не подскажете, где взяли росток? Ваша еще маленькая, нельзя от нее отщипывать.
– Если через два-три дня к нам заглянете, я вам к этому времени росток добуду, – пообещала одна из женщин.
Она и заглянула. Разговорились с Улендой, засиделись на целый час. Потом Зинта опять приехала ее проведать, захватив с собой орехов и два пирога, с мясом и с творогом, а то заметила, что на столе у них небогато. Снова заболтались о чем придется, пока не подошло время одной кормить малыша, а другой спешить на зов.
Уленда жила с мамой, бабушкой и свекровью. И отец ее, и муж были магами, обоих убили весной во время смуты. А у свекрови сгорел дом, когда шаклемонговцы жгли книжную лавку на первом этаже, вот они и позвали ее к себе. Волшебниц среди них не было, но пока город находился под властью короля-угробца, приходилось беречься и прятаться: тем, состоял в родстве с магами Ложи, тоже доставалось. Между собой женщины неплохо ладили, и вести хозяйство вместе сподручней.
Зинта и Уленда стали бывать друг у друга в гостях, обмениваться книжками. Вместе съездили в Парк Изваяний при храме Кадаха Покровителя Искусств – молодчики Шаклемонга не все статуи там побили, побоялись прогневать Радетеля.
Они решили, что их сыновья тоже непременно подружатся. Сызмальства будут вместе играть, а потом пойдут в одну школу.
Зинте не давали покоя мысли о том, что семейство Уленды кое-как сводит концы с концами: за погибших магов каждая из женщин получала небольшую пенсию, а кроме этого никаких доходов. И хотелось помочь, они-то с Суно живут небедно, и в то же время опасалась, что денежная помощь всю дружбу им с Улендой порушит, как это порой случается промеж людей. Но разве лучше смотреть, как подруга мается в бедности? Так бы и ломала голову, что делать, но в начале месяца Чаши Уленда поделилась, что ей назначили из государственной казны дополнительное пособие в пять раз больше вдовьей пенсии, и в придачу освободили их семью от налога на недвижимость. Они даже прошений не подавали, курьер Светлейшей Ложи сам явился к ним домой с известием и официальными бумагами.
Зинта всей душой за нее порадовалась, и еще порадовалась, что Ложа не оставляет в беде тех, кто во время смуты лишился кормильцев – да благословит Тавше проявивших милость! Впрочем, спустя несколько дней она узнала, откуда у этой милости ноги растут.
Уленда привезла ей книжку из домашней библиотеки (минувшей весной прятали в подвале, сложив в корзины для овощей и завалив сверху старым хламом), подарила погремушку для Ривгера, а когда Зинта ее провожала, Суно как раз заехал домой пообедать.
– Доброго здоровья, госпожа Крумонг, рад познакомиться, – поприветствовал он гостью, с которой столкнулся в прихожей.
Уже за столом Зинта озадаченно наморщила лоб: назвал по имени, как будто они знакомы – и в то же время «рад познакомиться»? Она ведь не успела представить их друг другу.
Все эмоции читались у нее на лице, еще Эдмар ее этим дразнил.
– Что такое? – поинтересовался Суно.
И когда она выложила, что ее удивляет, невозмутимо пояснил:
– Конечно, я в курсе, кто такая Уленда Крумонг, и как она выглядит, и где живет, и с кем общается кроме тебя. Мои подчиненные все разведали, никаких нареканий. Я рад, что у тебя появилась приятельница. И тем более рад, что это наш проверенный человек. Ее отец и супруг из магов по бытовой части, у руководства были на хорошем счету, добрых им посмертных путей. Я принял меры, чтобы ей назначили дополнительное пособие, а то куда ж это годится, чтобы подруга моей жены прозябала в нищете. Крышу им подлатают на следующей восьмице, об этом я тоже распорядился.
У Зинты в голове роились вопросы: а если б Уленда не оказалась «проверенным человеком» и к ней возникли бы пресловутые «нарекания» – что тогда? Он стал бы возражать против их дружбы? И получается, дополнительные пособия назначают не всем, кто во время смуты потерял близких, это для Уленды сделали исключение, ради Зинты. Разве это по-доброжительски? А Суно ничего предосудительного в этом не видит. Но ведь она сама размышляла, как бы устроить, чтоб у Уленды стало побольше денег: то ли клад им на чердак подбросить, то ли подослать торговца, который задорого купит у них что-нибудь из мебели, будто бы это ценный антиквариат – а теперь без нее все решилось. И хорошо, что в домике починят худую крышу, а то королевские поганцы-амулетчики разбили черепицу, и в комнате на втором этаже потолок протекает. Но крыши-то они многим расколошматили – мерялись, кто выше достанет «Каменным молотом», на иных улицах и окна повышибали, и балконы попортили – однако всем остальным государство не собирается помогать с ремонтом. Если сказать об этом Суно, тот наверняка ответит, что казенных средств на всех не хватит, другое дело «для своих». Однако сказать по этому поводу что-нибудь неодобрительное у нее язык не повернется, Суно ведь искренне хочет ее порадовать, а она хочет, чтобы Уленда жила в достатке.
В детской захныкал Ривгер, и Зинта выскочила из комнаты, а после решила, что не станет заводить никаких разговоров на эту тему. На свете много такого, на что она не может повлиять, зато Милосердная простерла над ней свою длань, и она делает свое дело – это не так уж мало, и спасибо, что у нее это есть.