Дороги Средневековья. Рыцари, разбойники, кочевники, святые — страница 14 из 50

И в этой ситуации в 1598 году Тоётоми Хидэёси умер, оставив маленького сына. Понимая это, перед смертью он разработал хитрый план: выбрал пятерых крупнейших даймё Японии (предпочтя тех, кто враждовал друг с другом, чтобы они никак не могли сговориться) и назначил их регентами при своем сыне до тех пор, пока тот не вырастет. Сложилась очень интересная ситуация. Власть принадлежала сыну Хидэёси – Хидэёри, но за него должны были править пятеро регентов. И они, конечно, сразу после смерти Тоётоми Хидэёси начали думать, кто станет главным. Двое из них обладали наибольшим влиянием: Маэда Тосииэ, которому Тоётоми поручил воспитание наследника, и Токугава Иэясу, главный полководец при бывшем императоре. Старый Маэда довольно быстро умер, Токугава тут же переехал в Осаку, и наследник оказался в его руках. Но в этот момент появился другой полководец, Исида Мицунари, невероятно преданный роду Хидэёси и желающий спасти наследника и разбить Токугаву. С огромным войском он пошел против регента.

Друг Токугавы с небольшим гарнизоном встал на защиту его крепости. Они держали оборону несколько дней, пока не осталось всего десять защитников, которые в итоге совершили сэппуку. Однако им таким образом удалось задержать войско, и Токугава смог собрать довольно большую армию, способную дать достойный отпор. В узком ущелье рядом с местом под названием Сэкигахара произошла битва между Токугавой и его противником (ставшая самым масштабным сражением за всю историю Японии). Мицунари занял очень выгодное положение: он блокировал ущелье, его войска и силы его союзников стояли на склонах горы, откуда могли легко атаковать подходившего Токугаву, имевшего к тому же меньшее войско. Однако союзник Мицунари предал его, изменил самурайским принципам: его люди, бросившись с горы в атаку, пошли не против Токугавы, а против войск Мицунари. Токугава в итоге победил.

В 1603 году он стал сёгуном и почему-то сохранил жизнь Хидэёри – сыну своего бывшего господина. Будучи мальчиком, тот не представлял угрозы. Однако, повзрослев, возжелал власти, к чему его подталкивала мать и все недовольные Токугавой. Оппозиционеры сконцентрировались в его замке в Осаке, и он попытался поднять восстание. В 1615 году войско Токугавы, которое использовало огнестрельное оружие и пушки, захватило замок в Осаке, казавшийся неприступным. Естественно, Хидэёри и его мать совершили сэппуку. И на этом череда войн в средневековой Японии завершилась. Если не считать еще одно небольшое восстание, которое будет подавлено, то можно сказать: сёгуны из рода Токугавы обеспечили стране два с лишним столетия мирной жизни – с начала XVII до середины XIX века.

В 1639 году издан приказ о закрытии страны: в Японию перестали впускать европейских торговцев и миссионеров, ограничившись торговыми отношениями с Китаем и Кореей, и такое положение сохранялось до середины XIX века. Самураи же, оставаясь военным сословием, больше не воевали. Они беспрерывно тренировались в военном искусстве, достигали удивительных успехов, однако в реальных войнах не участвовали (что было хорошо для страны, но плохо для них самих). Они обратили внимание на другие искусства: начали писать стихи, занялись философией и тому подобным, сохраняя при этом воинские умения, но одновременно поднимая свое сословие до интеллектуальных высот. Конечно, ходили слухи и о подлых самураях, которые, например, закладывали собственные мечи, чтобы выручить деньги, или даже занимались подпольной торговлей. Да, такое наверняка было – да и как еще могли выживать те, кто не имел земель?

До середины XIX века Япония вела средневековый образ жизни – со всеми его достоинствами и недостатками. В стране сохранялось представление о самурайской доблести. До тех пор, пока в 1854 году у побережья вдруг не появились американские корабли под командованием коммодора Перри, с современным для того времени вооружением. Незваные гости вынудили сёгуна подписать торговый договор с Америкой и допустить желтоволосых варваров в Японию. Это шокировало страну. Японцы поняли: если они хотят сохранить свою независимость и прежний образ жизни, то придется модернизироваться.

Всё это подтолкнуло к реформам молодого императора Муцухито, вступившего на престол в 1867 году, в четырнадцатилетнем возрасте. Известный как император Мэйдзи, Муцухито придумал всё не сам: его окружали сторонники реформ, последовательно проводившие политику европеизации, изменений в стране. И для самураев в этот момент рухнул их старый мир.

Интересно, что примерно тогда же (чуть пораньше) на другом конце Азии османские султаны тоже поняли: то самое войско, которое прежде обеспечивало их величие, – войско янычар – давно стало тормозом развития государства. В конце концов янычар перебили, и началась модернизация Османской империи. В Японии шли похожие процессы: в течение нескольких лет велась борьба между сторонниками сёгуна и сторонниками молодого императора, но сёгун (последний сёгун из рода Токугавы) довольно быстро ушел в отставку, сёгунат пал, и император, что неожиданно, взял власть в свои руки. Вокруг правителя собрались его единомышленники и противники сёгуна, но при этом далеко не все приверженцы императора поддерживали модернизацию. Многие выдвигали лозунг «Да здравствует император! Долой варваров!» – то есть европейцев и американцев.

Эта запутанная борьба разных группировок привела к гражданской войне между сторонниками сёгуна и сторонниками императора. Император вроде бы победил, начались реформы. Но в этот момент среди тех, кто выступал за императора и против сёгуна, подняли головы враги модернизации. При этом выступающие против реформ подчеркивали свою верность самурайским доблестям. Казалось бы, подобного не могло происходить в XIX веке, и всё же… Во главе противников модернизации стоял мощный клан Айдзу, который поднял восстание. На борьбу встали вассалы клана – люди разного возраста. Они объединялись в отряды, которым давали красивые названия, в частности, юноши 16–17 лет образовали «Отряд Белого Тигра». Когда замок Айдзу – центр сопротивления – осадили правительственные войска, «тигры» вышли навстречу противнику, а отойдя от замка, обернулись и увидели, что замок горит. Они решили, что замок взят (это была ошибка, на тот момент их сторонники еще успешно сопротивлялись), и двадцать юных воинов совершили сэппуку. Девятнадцать из них погибли. Двадцатого подобрали живым, он дожил до 30 лет, а после смерти его похоронили вместе с отрядом «тигров», к которым в Японии до сих пор относятся с почтением. Замок пал лишь через несколько дней, и после этого более двухсот мирных жителей (женщины, старики, подростки) тоже совершили сэппуку, чтобы уйти вслед за своими господами.

Примерно в те же годы произошло восстание, организованное Сайго Такамори – приближенным императора Мэйдзи. Такамори поддерживал императорскую власть, выступал против сёгуна, но, не желая модернизации, отошел от двора. В своих владениях он создал частные школы – по сути, военные училища, – в которых формировал свою самурайскую армию. С этой армией он позже и отправился на штурм очередного замка. Интересно, что рассказы о том восстании во многом повторяют старинные сказания о самураях. Вышли они во время сильной метели – так и сорок семь ронинов отправились мстить, когда мела метель. Перед последней битвой Сайго Такамори – человек XIX столетия – вел себя как полагалось самураю: исполнял ритуальный танец, играл на лютне, пил саке со своими собратьями, то есть совершал ритуальные действия, словно полководец XVI века. Естественно, когда его войско проиграло, он совершил сэппуку.

Япония стала проводить очень быструю и удачную политику модернизации и европеизации. В течение первых лет правления императора Мэйдзи сословие самураев было упразднено. В конце XIX – начале XX века самураев несколько подзабыли, но в 1930-е годы, с усилением милитаризации страны (когда Япония в очередной раз начала покушаться на Корею и Китай), самурайское наследие – правда, в его худшем виде, – снова оказалось востребованным. Тем самым «белым тиграм» – мальчикам, покончившим с собой, – установили памятник на холме Иимори, где находятся их могилы. Муссолини, заключивший союз с Японией, пожертвовал для этого колонну из Помпеи, увенчанную римским орлом.

Самурайский культ постепенно начал возрождаться. После поражения Японии во Второй мировой войне жизнь людей существенно изменилась. И сегодня самураи с их кодексом, мечами, прекрасными стихами, доблестями – это, с одной стороны, часть поп-культуры (красивые, увлекательные, романтичные истории, которые хорошо продаются в виде фильмов, книг, игр и т. п.), а с другой – важная составляющая японского наследия, которую пытаются возродить консервативные милитаристические круги.

Удивительная попытка воскресить самурайские доблести – история выдающегося японского писателя Юкио Мисимы. Наверное, никто не рассказал о его странной жизни (и смерти) лучше, чем Григорий Чхартишвили, и потому мы закончим эту главу цитатами из его книги «Писатель и самоубийство»:

«Пьесы Мисима писал следующим образом: сначала – финальную реплику, потом весь текст, начиная с первого действия, без единого исправления. Так же поступил он и с пьесой собственной жизни. Когда финальный эпизод был придуман, остальное выстроилось само собой.

Вспарывать мечом хилое, жалкое тело, доставшееся Мисиме от природы, было бы надругательством над эстетикой смерти. Поэтому писатель пятнадцать лет превращал себя в античную статую, ежедневно по много часов проводя в гимнастическом зале. Добился невозможного – стал истинным Гераклом. Выпустил фотоальбом, позируя обнаженным в разных позах: пусть потомки видят, какой прекрасный храм был разрушен». (Слово «храм» здесь использовано не случайно, ведь знаменитая книга Мисимы – переведенная, кстати, Чхартишвили – «Золотой Храм» повествует о том, как был сожжен прекрасный буддийский храм.)

«Другое препятствие: харакири во второй половине XX века выглядело анахронизмом. Могли счесть сумасшедшим, а то и высмеять. Красота не терпит смеха, она возвышенна и трагична. И Мисима решил эту проблему с присущей ему обстоятельностью. Западник, светский лев и нигилист, он в последние пять лет жизни внезапно поменял убеждения: стал ревнителем национальных традиций, ультраправым идеологом, отчаянным монархистом. Задуманный финал предполагал массовку, роль которой была отведена членам “Общества щита”, студенческой военизированной организации, содержавшейся за счет писателя.