Дороги Средневековья. Рыцари, разбойники, кочевники, святые — страница 29 из 50

происходит во времена завоевания государства ацтеков, но и здесь тоже возникает угроза инквизиции.

Инквизиции вообще бывали разные, но по сути можно выделить три основные, о которых мы и поговорим подробно. Это похожие и в то же время в чем-то различающиеся институты, именуемые современными историками средневековой инквизицией, испанской инквизицией (совершенно особое явление) и римской, или церковной, инквизицией, созданной непосредственно католической церковью. Конечно, каждое следующее поколение инквизиторов использовало предыдущий опыт, но при этом времена и обстоятельства менялись.

С тех пор как церковь вышла из катакомб, существовал и церковный суд – в том или ином виде, – но инквизиция как некое значимое явление образовалась в XIII веке. Почему именно тогда? Мы часто связываем инквизицию со Средневековьем, а ведь XIII век – это уже позднее Средневековье, в те времена начала прорастать культура Возрождения. И потому особенно интересно разобраться, что поспособствовало появлению инквизиции. Прежде всего XII–XIII века – это период многочисленных ересей, массовых, мощных еретических движений. Хотя самые разнообразные учения, которые церковь считала еретическими, существовали всегда. Например, в IV веке приняли символ веры, и тут же какие-то люди стали толковать христианство по-другому, а церковь называла их еретиками и наказывала: ссылала, отлучала от церкви и т. д.

Надо заметить, что средневековые ереси – явление городское. К ним, конечно, могли присоединяться и крестьяне, но зарождались они внутри городских стен, и именно потому их было так много в позднем Средневековье, когда расцвели и разрослись города, когда в них появились новые люди. Сильно упростив, можно сказать, что горожанин в среднем более склонен к критическому мышлению, чем обычный крестьянин. Крестьянин живет в соответствии с круговоротом природы, у него каждый год происходит одно и то же: посев, сбор урожая, время выгонять скот на пастбище, время готовить инструменты, и тому подобное – в соответствии с природными условиями. Подобный уклад порождает традиционализм, преданность заветам предков. Конечно, что-то в деревне меняется, иначе до сего дня землю пахали бы так, как это делали в древности, но перемены эти неспешные. А городская жизнь предполагает развитие, неизменный интерес к новому. В город сходятся люди из разных мест, тогда как в деревне одни поколения сменяют другие на протяжении сотен лет. Горожане – это те, кто пришел, возможно, из соседних деревень. К тому же, говоря о Западной Европе, нельзя забывать знаменитую пословицу «Городской воздух делает свободным»: бежавший в город зависимый крестьянин мог прожить там год и один день и получить полную свободу.

Торговцы из разных мест, путешественники стекались в города, которые со временем стали центрами культуры. Великий французский историк Жак ле Гоф утверждал, что главные центры культуры раннего Средневековья – это монастыри. Да, в монастыре, расположенном иногда в труднодоступном месте, изолированном от мира, окруженном стенами, монахи читали и переписывали книги. В позднем же Средневековье функцию центров культурной жизни взяли на себя университеты. Университет – это городское учреждение; студенты могли враждовать с горожанами, но всё равно были частью города. В большие университетские города приходили ученые, там издавались книги. Да и в целом городская среда способствовала размышлениям, новшествам. Основное население города – ремесленники и торговцы, которые тоже постоянно привносили что-то новое в свое дело. Кроме того, горожане меньше склонны принимать всё на веру, неслучайно в городах возникла потребность в переводе Библии с латинского на народные языки: люди хотели разобраться, что там написано, однако церковь препятствовала этому. Но это всё равно происходило. А кто-то читал и латинскую Библию, и постепенно начали возникать разнообразные новые толкования текста, далеко не всегда совпадающие с признанными церковью.

После крестовых походов, то есть как раз к XIII веку, церковь невероятно разбогатела, ей платили десятину, к ней стекались огромные пожертвования, и авторитет ее был очень велик. И когда люди начали читать Библию – слова Христа о том, что птицы небесные не сеют, не жнут, и Отец Небесный питает их, или о том, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царствие Небесное, – они задумались, почему церковь так богата и так сильна. Это породило мощнейшие еретические движения, которым следовало противостоять, и инквизиция – один из важнейших инструментов в борьбе с ересями.

Но имелись и другие причины. Нельзя сказать, что политическую раздробленность в XIII веке уже преодолели, что сформировались единые государства (этот процесс займет несколько веков), и всё же во многих странах – например, в Англии и во Франции – начал формироваться и усиливаться центральный государственный аппарат. Королевские судьи получали всё больше прав, тогда как аристократы, феодалы по решению королей постепенно этих прав лишались. Развивались судебные процедуры, и инквизиция – как ни странно, как ни дико это звучит – стала большим шагом вперед в эволюции суда и права.

Чтобы понять это, следует задуматься: как судили прежде? Наверное, всем встречалось в разных литературных произведениях понятие суда Божия: например, когда рыцарь, желая доказать свою невиновность, требовал суда Божьего – и сражался в поединке со своим обвинителем или с его представителем. Кто победил – тому Бог помог. Бог – главный судья, но это в основном касалось рыцарей. Для всех остальных – как для людей попроще, так и для знатных – существовала такая вещь, как ордалии: практически тот же суд Божий, но решение в нем выносилось в результате не поединка, а какого-то испытания. Скажем, если у человека, взявшего в руки раскаленное железо, появлялись волдыри – значит, он виновен (таким образом, в частности, выявляли и ведьм), если же всё быстро заживало – значит, Бог был на его стороне. Или, например, связанную ведьму бросали в воду, и если она не тонула, а ухитрялась плыть – значит, ей помогал дьявол, если же шла ко дну – считалась невиновной. И к этим процедурам прибегали на протяжении многих веков. Ни государственный, ни церковный аппарат в них не использовался, обвиняемый защищался самостоятельно (он сам был Бог, сам выносил себе приговор и демонстрировал его людям). Так что возникновение судов – светского (с судьями, чиновниками, законами, процедурами) и церковного (даже с применением ужасных пыток, но упорядоченных, оговоренных правилами) – это действительно шаг вперед.

Главное – появилась бюрократическая процедура, и потому многие историки пишут об инквизиции как о свидетельстве нового времени: ведь, если присмотреться, в ней (пусть и в страшной, дикой, ужасающей форме) проглядывают составляющие будущих судов, куда более нам понятных – с обвинением, адвокатом, сбором свидетельских показаний. Неслучайно от инквизиции (не средневековой, а более поздней) осталось невероятное количество документальных источников. Огромные архивы находятся, например, в Ватикане. Они долгое время были закрыты. Всё изменилось благодаря знаменитому итальянскому ученому Карло Гинзбургу, который в 1979 году написал письмо папе римскому Иоанну Павлу II. Начал он его такими словами: «Я – еврей, атеист, историк; я многие годы работал над документами инквизиции». Гинзбург объяснил, что открытие архива покажет всем: католическая церковь готова предстать перед судом истории. Папа сначала не удостоил его ответом, а Конгрегация доктрины веры (наследница инквизиции, которую возглавлял кардинал Ратцингер, будущий папа римский Бенедикт XVI) ответила на обращенное к ним письмо отказом. Как рассказывал Гинзбург, спустя 20 лет, когда он уже забыл об этом, его пригласили на пресс-конференцию, организованную по случаю открытия Центрального архива бывшей Святой Палаты, но он не мог поехать, потому что должен был читать лекции в Кембридже. Тогда ему позвонил человек, ответственный за это хранилище, и сообщил, что всё это произошло благодаря ему, благодаря его письму папе римскому.

Инквизиторы, следуя руководству, вели протоколы, записи допроса свидетелей и обвиняемого. Конечно, в них содержится немало того, что нам кажется совершенно неприемлемым. Например, обвиняемому не говорили, в чем его обвиняли (напоминает сталинские времена: мол, вы знаете, почему вас привезли сюда), ему следовало самому покаяться непонятно в чем. Обвиняемому не сообщали, кто его обвинял, – правда, предоставляли возможность дать отвод свидетелям (назвать тех, кто, по его мнению, не объективен), и тогда с его слов составлялись длинные списки с именами соседей и знакомых, которые ненавидели, завидовали, обижались на него, – таким образом от обвинения отсекалось как можно больше народу.

Положение адвоката тоже было довольно странным. Если он защищал слишком хорошо, то мог сам прослыть еретиком. Когда еретик упорствовал, адвокату следовало перестать его защищать, то есть задачей адвоката было уговорить несчастного покаяться. Главным доказательством считалось признание вины самим подсудимым, которое в римском праве называли Regina probationum – «Царица доказательств»); оно, по мнению судей, делало излишними все иные доказательства, улики и дальнейшие следственные действия. Признания, однако, добывали пытками, хотя для них в разное время вводились какие-то ограничения: оговаривалось, что применять их следует в меру, что пытать можно лишь один раз (правда, это легко обходили, называя следующую пытку продолжением предыдущей). В какой-то момент папы римские стали говорить, что для пыток требуется благословение местного епископа. К тому же, как известно, церковь не может проливать кровь, поэтому пыточные средства использовались особенные: дыба, испанский сапог, удушение, растягивание. Запрещено церкви и казнить, так что для исполнения приговора осужденного передавали светской власти.

Но как же все-таки возникла и развивалась инквизиция? Среди многих ересей XII–XIII века, о которых я упоминала, наибольшую известность получили катары (религиозное христианское движение, исповедовавшее дуалистическую концепцию о двух равных принципах мироздания – до́бром и злом). С юга Франции (Окситании), где практически всё население в XII веке принадлежало к этому движению, катары распространились в Италию, на север Испании и даже вроде бы добрались до Балкан, например до Боснии. (Сегодня в тех местах чтут этот эффектный элемент прошлого, там можно увидеть вывески «Добро пожаловать в землю катар!», хотя их, конечно, уже не осталось.)