циалист по Средним векам Михаил Анатольевич Бойцов свою лекцию для университета Arzamas, посвященную варварам, назвал «Нравились ли Аттиле римские бани?». Об Аттиле мы этого не знаем, но знаем о его ближайшем помощнике и понимаем, что они постепенно впитывали римский комфорт.
Что еще увидел Приск? «При въезде в эту деревню Аттилу встретили девицы, шедшие рядами под тонкими белыми и очень длинными покрывалами [никаких шкур]; под каждым покрывалом, поддерживаемым руками шедших с обеих сторон женщин, находилось по семи и более девиц, певших скифские песни; таких рядов женщин под покрывалами было очень много. Когда Аттила приблизился к дому Онегесия, мимо которого пролегала дорога к дворцу, навстречу ему вышла жена Онегесия с толпой слуг, из коих одни несли кушанья, другие – вино (это величайшая почесть у скифов) [о сыром мясе и речи нет], приветствовала его и просила отведать благожелательно принесенного ею угощения. Желая доставить удовольствие жене своего любимца, Аттила поел, сидя на коне, причем следовавшие за ним варвары приподняли блюдо (оно было серебряное)». Конечно, мы можем предположить, что это блюдо – трофей, но с той же вероятностью оно могло быть изготовлено местными мастерами. «Пригубив также и поднесенную ему чашу, он отправился во дворец, отличавшийся высотой от других строений и лежавший на возвышенном месте». Дальше послы остановились в доме Онегесия, где их приняли с почетом. Им было нелегко; в какой-то момент, когда римляне воспевали императора как бога, гунны тоже запели свои песни, превозносящие Аттилу, и возмутились тем, что римляне не считают Аттилу богом. В общем, конфликты возникали, но все-таки это было посольство. «На следующий день я пришел ко двору Аттилы с дарами для его жены по имени Креки; от нее он имел троих детей… Внутри ограды было множество построек, из которых одни были из красиво прилаженных досок, покрытых резьбой, а другие – из тесаных и выскобленных до прямизны бревен, вставленных в деревянные круги; эти круги, начинаясь от земли, поднимались до умеренной высоты».
Дальше совсем интересно: «Стоявшими у двери варварами я был впущен к жившей здесь жене Аттилы и застал ее лежащей на мягком ложе; пол был покрыт войлочными коврами, по которым ходили. Царицу окружало множество слуг; служанки, сидевшие против нее на полу, вышивали разноцветные узоры на тканях, которые накидывались для украшения сверх варварских одежд. Приблизившись к царице и… передав ей дары, я вышел и отправился к другим строениям, в которых жил сам Аттила. <…> Стоя среди всей толпы, – так как я был уже известен стражам Аттилы и окружавшим его варварам, и потому никто мне не препятствовал, – я увидел шедшую массу народа, причем на этом месте поднялся говор и шум, возвестивший о выходе Аттилы; он появился из дворца, выступая гордо и бросая взоры туда и сюда. Когда он… стал перед дворцом, к нему стали подходить многие, имевшие тяжбы между собой, и получали его решение. Затем он возвратился во дворец и стал принимать прибывших к нему варварских послов».
Дальше Приск описывает пир у самого Аттилы: «…Отведав из кубка, мы подошли к креслам, на которых следовало сидеть за обедом. У стен комнаты с обеих сторон стояли стулья. Посредине сидел на ложе Аттила, а сзади стояло другое ложе, за которым несколько ступеней вело к его постели, закрытой простынями и пестрыми занавесями… Первым рядом пирующих считались сидевшие направо от Аттилы, а вторым – налево… Онегесий сидел на стуле вправо от царского ложа». Стулья, кресла, ложе совсем не свойственны жизни кочевников. Да, римляне, как мы знаем, возлежали на ложах во время пиршеств. И здесь мы видим какое-то смешение: ложа явно римские (на таком лежит и жена Аттилы), а ковры на полу ассоциируются с востоком. То есть перед нами интересная смесь разных культур.
Приск говорит: «После того, как все были удостоены… приветствия, виночерпии вышли, и были поставлены столы. <…> Каждый имел возможность брать себе положенные на блюдо кушанья. <…> Первым вошел слуга Аттилы с блюдом, наполненным мясом, а за ним служившие гостям поставили на столы хлеб и закуски. Для прочих варваров и для нас были приготовлены роскошные кушанья, сервированные на круглых серебряных блюдах, а Аттиле не подавалась ничего, кроме мяса на деревянной тарелке». Тоже интересно – почему? Он боялся яда? Или ему не нравились все эти римские изыски? Напоминает князя Святослава (тот, правда, жил спустя пять веков), о котором летописец писал, что он ходил «аки пардус» (то есть леопард), спал на голой земле и ел только жареное мясо. Суровый вождь. «И во всем прочем он выказывал умеренность: так, например, гостям подавались чаши золотые и серебряные, а его кубок был деревянный. Одежда его также была скромна и ничем не отличалась от других, кроме чистоты; ни висевший у него сбоку меч, ни перевязи варварской обуви, ни узда его коня не были украшены, как у других скифов, золотом, каменьями или чем-либо другим ценным». А у тех, значит, украшены. «Когда были съедены кушанья, мы все встали, и вставший не возвращался к своему креслу прежде, чем каждый гость из первого ряда не выпил поданный ему полный кубок вина, пожелав доброго здоровья Аттиле. Почтив его таким образом, мы сели, и на каждый стол было поставлено второе блюдо с другим кушаньем… При наступлении вечера были зажжены факелы, и два варвара, выступив на средину против Аттилы, запели сложенные песни, в которых воспевали его победы и военные доблести; участники пира смотрели на них, и одни восхищались песнями, другие, вспоминая о войнах, ободрялись духом, иные, у которых телесная сила ослабела от времени и дух вынуждался к спокойствию, проливали слезы». Возможно, дело в том, что им уже много раз наливали вино. «После пения выступил шут». Затем появился мавританский карлик Зеркон, о котором известно, что его подарили Аттиле. Таким образом, перед нами разворачивается интереснейшая и бесценная по содержанию картина. Мы видим варварского вождя, который пирует со своей дружиной (как сказали бы применительно к Руси или к скандинавам); при этом он демонстративно прост в обыденной жизни, но окружен невероятной роскошью. Перед ним все трепещут – это хорошо заметно: когда они пытаются возражать, то все сразу напрягаются, и спорить с Аттилой никому не удается. Иными словами, гунны совсем не похожи на дикарей.
Что же произошло дальше? В те времена Аттила, судя по всему, считался самым могущественным среди правителей варварских племен, окружавших Рим. В 450 году в Западной Римской империи произошел скандал. У императора Валентиниана III, который не отличался ни умом, ни волей, ни вообще какими-либо талантами, была сестра Гонория. Она не желала соблюдать правила, предписанные ей матерью и братом, и завела роман с управителем своего дворца. Когда всё это открылось, Валентиниан пришел в ярость и решил выдать ее замуж за одного из сенаторов. Надо сказать, что сестры и дочери императоров всегда считались очень ценным товаром: их можно было выгодно пристроить, заключив какой-то союз. Однако они всегда вызывали опасения: муж этой дочери или сестры, породнившись с императорским родом, мог захотеть власти. Так что Валентиниан выбрал самого завалящего сенатора, которому просто не хватило бы энергии, наглости и силы, чтобы восстать против правителя. Очевидно, именно этим сенатор и не понравился Гонории, она отказалась выходить за него и сделала удивительную вещь: написала Аттиле с просьбой помочь ей. И приложила к письму свое кольцо. Одни историки считают это кольцо просто знаком того, что просьба исходила действительно от нее, что это именно она поручала Аттиле выручить ее и наделяла его полномочиями. Но есть и другая версия: она якобы попросила его жениться на ней и потому прислала кольцо. Аттила истолковал ее послание однозначно и радостно сообщил Валентиниану, что собирается жениться на его сестре и требует выдать ему Гонорию, а в придачу – как в сказках – полцарства, то есть половину земель Западной Римской империи. Валентиниан, совершенно разъярившись, естественно, отказался. Сестру он, может, еще и отдал бы, а вот с половиной своих владений расставаться не хотел. И тогда Аттила, пройдя через германские земли, переправился через Рейн и вторгся на территорию Галлии. То есть начал борьбу за жену и за земли.
До нас дошли жуткие описания того, как гунны прошагали по Галлии, громя один город за другим. Они разорили множество городов, но не тронули Париж: как известно, святая Женевьева молилась вместе со всеми парижанами, и гунны, миновав Париж, дошли до Орлеана; они осадили его, но взять вроде бы не могли. И тогда Валентиниан отправил в Галлию войско, которое возглавил знатный римлянин Аэций (будущий великий полководец). Этот Аэций в 410 году (ему было на тот момент всего 19 лет) вместе с другими римлянами попал к гуннам в заложники и провел у них несколько лет. После он поддерживал хорошие отношения с варварами (возможно, потому что варвары во множестве населяли Рим, а возможно, потому что он сам живал в варварских землях). Войско Аэция, довольно маленькое, состояло из римлян и из варваров. Галлия же, которая формально являлась владением императора Западной Римской империи, в действительности уже находилась в руках разных варварских правителей, и римляне просто соблюдали хорошую мину при плохой игре, делая вид, будто эти правители – их вассалы. Хотя на самом деле те постепенно становились независимыми королями. В частности, на территории Галлии были франки, и, согласно одной из версий, Аттила вторгся туда не потому, что жаждал получить Гонорию, а потому, что сыновья короля франков не могли решить, кто из них будет наследником, и обратились к Аттиле – словно к третейскому судье. Кроме того, там обитали бургунды, а на юге сложилось мощное государство вестготов. Вестготы занимали большую часть Иберии, будущей Испании, и юг Франции, столица их располагалась в Тулузе.
Аэций, отправившись со своим небольшим войском воевать против Аттилы, понял, что ему придется тяжко, и обратился за помощью к королю вестготов Теодориху (не нужно его путать с Теодорихом Великим). Теодорих ему помог – пришел со своим войском. И в июне 451 года на северо-востоке Галлии, на Каталаунских полях, состоялось масштабное сражение между войском Аттилы (оно состояло, видимо, не только из гуннов, к нему примкнули и германские племена) и войском римлян (войском Аэция и довольно большим войском вестготов). То есть фактически судьбу Римской империи решали две сражавшиеся друг с другом варварские армии. Каталаунские поля находились там, где сейчас расположен французский город Шалон, – на реке Марне, той самой, на которой во время Первой мировой войны состоялись страшные бои между французами и немцами (тогда французская пропаганда обзывала немцев гуннами и уверяла, что их там остановят, это и произошло).