Первым же выстрелом из пистолета он разнес вдребезги череп твари, которая уже тянулась зубами к шее Милены, рывком перебросил магессу к себе за спину, буквально вырвав ее из костлявых рук, а дальше началась маленькая война, эхо которой я и слышал в хозяйственных помещениях бункера.
Надо отметить, что сюда на огонек заглянуло нежити куда меньше, чем к нам, да и освещение здесь было получше, а потому ребята под командой Наемника отработали по целям слаженно и деловито, как в тире, после же, на стадии добивания, в ход пошли приклады.
Да и нас чуть не встретили стрельбой, услышав шаги, хорошо, что я крикнул:
– Свои, не стрелять, – и помахал фонарем.
– Сват, она все плачет. – Джебе показал на Милену, которая захлебывалась в слезах. – Уже и заварушка кончилось, а она плачет.
– Да не плач это. – Я присел на корточки напротив магессы. – Истерика обычная.
Милена выдала особо протяжную руладу, в которой можно было расслышать: «Го-о-осподи, когда все это-о-о ко-о-ончится!» Глаза закатились, носик покраснел, тело ее сотрясала дрожь.
– Никогда, – вздохнув, ответил я и погладил ее по щеке.
Милена дернулась от моего прикосновения, а я снова ее погладил, легко, почти невесомо. А вот на третий раз ударил ее по той же самой щеке, сильно, наотмашь.
Голова Милены мотнулась в сторону, но зато стих непрерывный стон-жалоба.
– Фига себе! – Крепыш шмыгнул носом. – Сват, не перебор?
– Спасибо, – пробормотала Милена, прижав ладонь к щеке.
– Не перебор, – ответил я ростовчанину. – Истерика у женщин – дело затяжное, так что тут есть три варианта решения проблемы: или поступить так, как я сейчас, или ведро холодной воды ей на голову вылить, или… Скажем так, отвлечь ее физиологически. Но последнее чревато сменой вектора, там истерика на агрессию может перескочить, и ногти в ход пойдут, рожу так расцарапают, что не приведи Господь. А потом еще и в изнасиловании обвинят.
– Фу. – Милена вытерла лицо рукавом. – Какие ты гадости говоришь иногда!
– А что ты хотела, солнышко? Мы все меняемся под влиянием обстоятельств. – Я взял ее за руку. – Именно по этой причине из меня потихоньку выветривается клерк со всеми познаниями в этикете и охмуреже барышень, зато возвращается кое-кто другой.
– Знаешь, чего мне больше всего не хватает сейчас? – Милена улыбнулась трясущимися губами.
Крепыш хмыкнул и глянул на меня, как бы говоря: «Гадость не гадость, а угадал командир».
– Пироженки и бокала мартини? – предположил я.
– Этого мне не хватает все время. – Милена свела бровки к переносице, ее личико стало совсем печальным. – А мне не хватает носового платка. Никак я пальцами себя сморкаться не заставлю, а переводить материю на платки мне совесть не позволяет.
– Эх, – сплюнул Крепыш. Ему явно было жалко Милену, что вполне объяснимо.
– Тор, Джебе, Арам, очень аккуратно идете к выходу и так же аккуратно, страхуя друг друга, смотрите, что там на опушке леса, – приказал я. – Если что, сразу спускаетесь сюда. Проход узкий, держать оборону здесь будет удобно.
Сентиментальность – прекрасное чувство, но рассопливливаться не время. И платков нет, и место не то. Опять же меня еще там, в коридоре, посетила жуткая мысль, что из мертвых восстали не только обитатели бункера, но и все те, кто полег в лесу. А народу там было, полагаю, немало.
– Даю тебе слово, маленькая моя, что, если мы найдем залежи материи, будут тебе и платки, и парео, – пообещал я Милене. – Станешь в нем по берегу Большой реки рассекать, всем на зависть.
– Парео, – уже совершенно ненатужно улыбнулась магесса и ткнула мне пальцем в лоб. – Откуда в этих местах легкие ткани, толстокожий ты мужлан? Парео… У нас на нижнее белье материи не хватает, а он о парео говорит.
Отлегло, стало быть. Ну и славно. И жалко ее, больше других жалко. Тепличная ведь совсем девочка, сама красивая, и жизнь у нее на том свете наверняка была красивая, и занималась она там тем же самым – красоту создавала. А тут – что она получила? Бегала голой по степи, потом ее звероподобный Окунь огулял по полной, причем два раза. А после него – стрельба, выживание, война, соленые шутки, отсутствие всего, включая исподнее, и, как финал, объятия мертвеца. Плюс полная неизвестность впереди. Для Насти, которая попала из не своей жизни в свою, – самое то. Для этого декоративного цветка… Но она молодец, столько времени держалась, столько в себя это загоняла, тут не всякий мужик сдюжит. И хорошо, что наконец прорвало ее, такие вещи как нарыв гнойный – прорвался он, вытекла дрянь всякая, и пошло заживление ранки, главное, чтобы грязь в нее не попала.
А беречь мне ее надо обязательно. Она магесса. Да и просто хороший человек.
– Я тебя когда-нибудь обманывал? – нарочито сурово сдвинул я брови. – А?
– Пока нет. – Будь я проклят, если в ее голосе не появились смутно знакомые мне интонации. – Надеюсь, что и дальше ты этого делать не будешь.
– Да уж не сомневайся. – Я подмигнул ей. – Так что будет тебе парео.
– Да, Сват, – подошел ко мне Наемник. – С этих тварей опыт капал, у меня двое уровни получили. Совсем немного, но он был.
– Эва как. – Я почесал затылок. – То ли я ни одного полностью сам так и не завалил, то ли просто внимания на это не обратил. Но ты меня и удивил, и порадовал одновременно. Проследи, чтобы баллы распределили по уму.
– Само собой.
Наемник у меня и в крепости этот вопрос контролировал, на пару с Жекой.
– Вроде тихо наверху? – прислушался я.
В глубине бункера то и дело глухо бухали одиночные выстрелы, там по второму разу добивали его защитников. А наверху было тихо, только дождь монотонно шумел.
Разведчики вернулись минут через пять, мокрые до нитки и грязные до невозможности.
– Ух, там и развезло все, – сообщил нам Арам. – Мама-джан, какая слякоть! Да еще и яма эта, в ней воды уже по самые эти, не при Милене будет сказано.
– Ясно, – оборвал я его. – Что там с нежелательным элементом? Все тихо или кто откопаться решил?
– Мы дошли до опушки, – перехватил инициативу Джебе. – Все тихо. Никого, ничего.
– Вот и славно. – Я потер руки. – Вот и ладушки. Наемник, двоих в караул к входу, еще парочку, на всякий случай, – на внутренний периметр. Мало ли, может, мы кого не добили? И нас не перестреляйте, когда мы обратно пойдем. Остальным отдыхать. Завтра будет трудный день, завтра будем разное-всякое носить. Тор, Крепыш, вам идти в лагерь. Одессита теперь не дождаться, он там резвится, а время терять не следует. Что сказать и кому, вы в курсе. И вот еще что, про эту ожившую погань там ни слова пока. Не стоит создавать нездоровые сенсации. Задача ясна?
– Так точно, – в унисон ответили «волчата» и рванули к выходу.
– Азиз, останься здесь, – попросил я зимбабвийца и поймал его благодарный взгляд. Ему очень не хотелось идти обратно в глубины бункера. – Бди.
Мое последнее слово гигант явно не понял, но белозубо улыбнулся и погладил ствол своего пулемета, как бы говоря: «Не сомневайся, хозяин».
– Один не ходи, – попросил Наемник. – Это не очень хорошая идея.
– Вот еще, в одиночку там бродить, – даже удивился я. – Джебе, ты со мной идешь.
Мне нравился этот парень. Немногословный, очень четко понимающий свою задачу, всегда сконцентрированный на ней, он привлек мое внимание с первого же дня, и я возлагал на него большие надежды.
Собственно, вопроса: «Где наши?» – особо и не возникало. Мы просто двигались на шум и стрельбу.
– Слушай, а этот был шустрее, – азартно твердил Одессит Фире, когда мы догнали их почти в самом конце бункера, они замыкали отряд. – Он даже двигался по-другому, не как те, из предыдущей комнаты.
– Он не двигался быстрее, он от тебя сбежать пытался, – расстроила его Фира. – Еще немного – и я сама доброй волей отдамся в их костлявые руки, так мне надоела твоя болтовня.
– А потом она удивляется, чего мы евреев не любим? – Одессит закхекал. – Так ото ж!
– Можно подумать, что ты русский? – всплеснула руками Фира. – Жора Циклер!
– Я одессит, – гордо заявил тот. – Это и половая ориентация, и национальность, и даже диагноз, чтоб ты знала!
– Один другого краше, – поделился я своими мыслями с Джебе, и тот подтвердил согласие со мной кивком.
– Ой! – Одессит застыл на месте. – Так мне же ж бежать надо. В Сватбург!
– Спохватился, – щелкнул его по носу я. – Будем мы тебя ждать. Все уже. Кто надо, тот в пути. А ты остался тут. Фира, ты как?
– Нормально. – Она отмахнулась. – Настя подлечила. Я даже удивилась: чтобы она – и сделала что-то доброе для меня?
– Что же вам в мире-то не живется? – посетовал я. – У нас толком нет даже ничего, что вы все делите?
– И не говори, Сват. – Одессит решил меня поддержать. – Это бабье…
Я понял, что с такими разговорами вообще все на свете пропущу, и поспешил вперед.
Тем временем Голд, Настя и остальные добрались до гермодверей, ведущих в самое последнее помещение бункера. За этими дверями слышался шум, мало того, время от времени там раздавались гулкие удары. Обитатель помещения явно хотел выйти наружу.
– Это чего же там такое? – удивился Кин. – Точнее, кто?
– Генерал там, – ответив ему, я переглянулся с Настей.
– Генерал? – еще сильнее изумился Кин. – Какой генерал?
– Самый настоящий. – Удары были неслабые, дверь подрагивала. – Боевой и мертвый, с пулей в голове. Это он в свое время мне презентовал портки и ствол, а Насте – канцтовары.
– И ножик Павлику, – уточнила Настя. – Только тогда он себя спокойнее вел.
– Кстати, – призадумался я. – А как мы его убивать будем?
– А в чем проблема? – Голд глянул на дверь. – Все по процедуре, не он первый. Но, надеюсь, последний.
– Да он не такой, как те. – Я мотнул подбородком в сторону темного бункера. – Видишь ли, этот генерал не скелет. Он мумифицировался. Сам посуди: он там в двери долбится, как птица в клетке, и ему хоть бы хны. Кабы у нас сабли какие были или мачете, мы бы его хоть разрубить смогли на куски, а так… Я боюсь, что его даже пули не возьмут, в плоти застрянут, это как в подушку стрелять.