– Тор, давай с ним, – сказал я датчанину. – Подстрахуй, мало ли что. Ночь все-таки.
– Есть, – качнул тот твердым нордическим подбородком и припустил за приятелем.
– Ну а мы пойдем поговорим с народом, – сообщил я Голду и строго глянул на Азиза. – Никого без моей команды не убивать. Разошелся ты сегодня, прямо угомона на тебя нет.
Зимбабвиец глухо заворчал, из отдельных слов было понятно, что он со мной не согласен. Мол, никто в меня бы не стрелял, так и он никого бы не тронул. И он, Азиз, вообще-то добрый по своей сути человек, без повода букашку не обидит.
– Не гунди, – строго сказал ему я, и негр замолчал.
Люди так и стояли, держа руки за головой, как и было велено, и тихонько переговаривались. Когда мы к ним приблизились, разговоры стихли.
– Это все случайность, – громко заявила женщина с короткой стрижкой, та самая, которая спорила с мордоворотом и получила от него удар в грудь. Кстати, толстяку не повезло, он тоже попал под раздачу Азиза. Хотя, может, и повезло, у него шансов уцелеть было немного, он явно был из команды Ромула. Его все равно пришлось бы убирать, на кой он мне такой красивый нужен? – Поймите, мы меньше всего хотели, чтобы все произошло именно так.
– Хотели, не хотели. – Я развел руками. – Вышло так, как вышло. Была стрельба, погиб мой человек. Очень хорошая девушка, между прочим. Это грустно и забавно одновременно. Она всегда выступала за то, что любой вопрос можно решить мирным путем, и погибла от пули в совершенно ненужной перестрелке. Ирония судьбы.
– Но согласитесь, даже если вы убьете всех нас, то ее это не вернет, – сообщила мне женщина. – Да и потом, она же не умерла насовсем? Она где-то воскреснет, можно ее поискать…
– Что значит «можно»? Нужно, – сообщил женщине я. – У нас есть железное правило – мы всегда ищем своих, если они погибли.
Баба-то непростая, явно заводила, ее слушают и, что важно, похоже, к ней прислушиваются. Надо ее отвести в сторонку и как следует расспросить о местных раскладах.
– Можно мы руки опустим? – сказал кто-то. – Затекли.
– Нельзя, – резко ответил Голд. – Сначала решим, как дальше жить будем.
– А мы не знаем. – Женщина невесело засмеялась. – Мы и до этого-то жили не ахти, а теперь и вовсе непонятно, как нам быть. Может, вы что предложите?
В ее словах, точнее в интонации, не было иронии. Это был именно вопрос.
– Сначала я кое-что поясню, – помолчав, сказал я. – Чтобы внести ясность. Мы пришли сюда найти склад. Да, мы знали, что он тут есть, и предполагали, что его могли обнаружить до нас. Но плана отнять найденное у тех, кто это сделал, у нас не было, мы прекрасно понимаем: кто успел, тот и съел. Ромул почему-то не захотел нас услышать, начал ставить какие-то совершенно безумные условия, убил одного из моих людей, после чего нам, защищаясь, пришлось уничтожить и его группу, и его самого. И тем не менее сюда мы все-таки пришли говорить, а не стрелять.
– Ромул был психически нездоровым человеком, – громко сказала женщина. – Я это говорю вам как специалист по подобного рода заболеваниям, это квалифицированное утверждение, это диагноз.
– Вы психоаналитик? – поинтересовался у нее я.
– Я психиатр, – сообщила мне женщина. – Это разные специальности.
– Да это и без диагноза было понятно, – заметил Голд. – Даже по голосу, по тому, как он говорил.
– Да бог с тем, как он говорил. – Женщина невесело усмехнулась. – Знали бы вы, что он делал с теми, кто ему не подчинялся.
– А чего вы его не убили? – удивился я. Если честно, я за короткий срок здесь уже привык к тому, что ряд вопросов в этих местах решается очень просто, быстро и эффективно. – С ненормальным лидером жить вредно для здоровья.
– Вам это, может быть, и кажется простым, – дипломатично заметила женщина. – Нам подобное сделать сложнее. И потом, он же не один был, вокруг него сгруппировалось ядро…
– Которое мы перебили у схрона без особых хлопот, – оборвал я ее, поскольку все, что она сказала бы дальше, мне было ясно. – Как вас зовут?
– Лиана.
На этот раз она улыбнулась хорошо, дружелюбно.
– Сват, – представился я и махнул рукой. – Все, граждане, конечности можно опустить. Лиана, давайте так: расскажите мне в двух словах, что здесь к чему? Мы вас послушаем, а потом будем думать, как дальше жить, хорошо?
Не скажу, что сама история этого поселения меня удивила. Куча косвенных фактов мне была уже известна, и из них уже можно было сложить некий пазл. Лиана скорее подтверждала мои догадки и дополняла их. И еще, сдается мне, что история всех крупных объединений людей в этом мире будет более-менее похожей.
Ромул, который, при всех своих отклонениях, все же был лидером, собрал вокруг себя ядро людей, нашел эту поляну, которая служила им домом, и установил правила общежития.
Разумеется, он не сразу стал тираном местного значения, сначала здесь было подобие демократии, но это продлилось недолго. В какой-то момент размытое «мы» заменило твердое «я», после оно стало подкрепляться тумаками и прочими мерами принудительного характера. Закончилось все серьезным столкновением – несколько мужчин, которые, похоже, имели кое-какой жизненный опыт и умели постоять за себя, попытались объяснить Ромулу его неправоту, но проиграли эту войну, после чего были вынуждены тикать из лагеря, спасая свои жизни. Плюс, опасаясь репрессий, с ними подалось в бега десятка полтора человек. Что с ними стало, добрались они куда-то или нет, – неизвестно. Впрочем, в какой-то момент один из беглецов вернулся, но уже воскресший, а потому ничего не помнящий. Ромул долго бесился по этому поводу, особенно ему было жалко несколько пистолетов, которые беглецы утащили с собой.
– О как. – Я глянул на Голда. – Слушай, а помнишь, рейдеры нам рассказывали, что они в лесу с какими-то тертыми мужиками сцепились?
– От судьбы не уйдешь, – кивнул Голд. – К тому же их вроде то ли пять, то ли шесть было. Видать, потрепала их дорога.
Жалко, что эти мужики на нас не вышли, я бы от таких не отказался.
Собственно, больше бунтов не было. Люди смирились с тем, что первое и последнее слово за Ромулом, что и обострило его психическое заболевание. Получив неограниченную власть, он начал чудачить уже всерьез, подозрительно относиться ко всем вновь прибывшим, подолгу допрашивая их. Под конец он даже стал некоторых убивать.
Да и с теми, кто обитал в его лагере, он стал чересчур жесток, охотно пускал в ход кулаки и поощрял свою свиту делать то же самое. Буквально на днях прозвучало слово «раб». Прозвучало в первый раз, но не в последний, это несомненно.
Ну и склад, который был его идеей фикс. Каким-то образом он узнал, что тут такой не один, и убедил сначала себя, а потом и остальных в том, что рано или поздно к бункеру придут те, кто знает, где еще такие есть. Самое забавное, угадал он, мы же пришли.
У бункера был организован постоянный пост, где посменно сидело двое соглядатаев. Они-то нас и заметили. Один побежал в лагерь, второй следил за нами. А дальше все случилось так, как случилось.
– Я знаю, что вы, скорее всего, нас не понимаете, – закончила свой рассказ Лиана. – «Как так можно, почему вы просто не убили его, вас же больше», – скажете вы. Но вот такие мы. Не умеем мы всего это, нам проще сказать себе: «Все обойдется как-нибудь».
– Простите, но вы-то как раз на такого человека не похожи, – заметил я, улыбнувшись. – Ну вот совсем.
– Просто я это хотя бы могу признать, – без тени улыбки ответила мне Лиана. – А остальные – нет. Разве что кроме Китти.
Она показала мне на девушку с кошачьими чертами лица. Та, увидев, что мы на нее смотрим, подмигнула мне. Не игриво, а скорее как-то по-дружески.
Разговор начал переходить в нужную мне плоскость, конкретно по людям, и я предложил женщине отойти в сторонку, на что она охотно согласилась.
– Китти вообще молодец. – Лиана поправила волосы. – Последние дни она все крутилась вокруг Ромула. Сдается мне, готовила его убийство. Он ее подругу недавно изнасиловал и убил, а Китти, как мне кажется, не из тех, кто такие вещи прощает.
– Голд, – окликнул я консильери, показал ему взглядом на девушку, тот понятливо кивнул и поманил ее к себе пальцем.
– Что, что? – всполошилась Лиана. – Она на самом деле…
– Все нормально, – успокоил я ее. – Не волнуйтесь. Нам интересно, кто что собой представляет. Да и с другими людьми мы тоже пообщаемся.
Я не знаю почему, но я не видел смысла врать ей. Да и потом с такой-то профессией ее еще поди обмани.
– Селекция, – понятливо кивнула наша новая знакомая. – А что будет с теми, кто вам не подойдет?
– Да ничего не будет, – пожал плечами я. – Мы же тут жить не планируем, так что ваша земля вашей и останется. Пусть себе существуют дальше как могут.
– Дальше? – Лиана скривилась. – Боюсь, что дальше у них не будет. Еду добывали Ромул и его люди. Те, кто останется тут, просто умрут от голода. Я не в переносном смысле, я в прямом. Не сразу, конечно, но умрут. У нас не все приспособлены к охоте и собирательству.
– Такие и у нас от того же могут окочуриться, – насмешливо протянул я. – У нас тоже еду за так не раздают. Простите за прямоту и цинизм, но те, кто не хочет ничего делать, пусть даже не из идейных соображений, а в силу того, что их этому не учили, уходят прямиком в лес. Причем в буквальном смысле.
– Композитор не должен разбрасывать навоз, – тихо сказала Лиана.
– Не должен, не может или не хочет? – уточнил у нее я. – Впрочем, это все грани одного и того же. Слушайте, подобные дискуссии у нас закончились давным-давно, поэтому скажу просто: если композитор не должен разбрасывать навоз, значит, он не должен и есть. Ему не работать, а значит, силы ему не нужны, следовательно, нечего воровать еду у того, кто честно трудится. Вперед, в лес, местную нечисть гаммам учить. Авось она пожалеет творческого работника.
– Я вот сейчас подумала: а так ли велика разница между вами и Ромулом? – опустила глаза женщина. – Нет, не во всем, но в подходе к некоторым вопросам.