– Ничего из того, что ты мне сейчас сказал, не понял, но ты меня убедил.
Я отхлебнул из кружки горячего варева. Это был какой-то ароматный травяной сбор с приятным, чуть терпковатым вкусом.
– Ого! – Я показал глазами на коричневого цвета напиток. – Чье изобретение?
– Коллективное творчество. – Голд взял у меня кружку и сам из нее отхлебнул. – Молодцы, да? Не кофе, конечно, но бодрит.
– Ага. – Я отобрал кружку обратно. – Сам поспал?
– Несколько часов, – кивнул он. – Жалко времени, но приходится. Ладно, допивай и идем. Не терпится мне с этими слугами Речного Зверя пообщаться. Дай еще отхлебнуть.
Я отдал ему кружку и потер щеки ладонями, разгоняя остатки сна.
– Давай тогда ты беседу с ними веди, – повертел я головой, высматривая свой ремень, который с меня кто-то снял, видимо, когда я отключился. Вот же позор… У Жеки ствол под подушкой всегда, а с меня тут чуть ли не одежду снимали, и я даже не чухнулся.
– Идет. – Голд встал с табурета, и я увидел наконец часть своей амуниции. – Ты чего?
– На пистолете моем сидит и спрашивает, в чем дело? – возмутился я. – Ты сам-то не заметил, что у тебя под задницей что-то есть?
– Тут всегда под задницей что-то есть, – равнодушно сказал Голд. – Мы живем на муравейнике.
Культистов Жека разместил в одном из домов, что стояли ближе к воротам. Пока мы туда шли, я раз двадцать ответил на приветствия людей, которые попались нам по пути, и не без радости и даже не без тщеславия заметил, что они и вправду рады меня видеть. Такие вещи как-то чуешь.
– Ты не обольщайся и не возносись особо, – посоветовал мне Голд. – Слава мирская – это страшная вещь, она одновременно и отрава, и наркотик.
– Ты о чем сейчас? – Я изобразил недоумение.
– Дурака не включай, – негромко попросил меня консильери. – У тебя прямо нимб над головой засветился и щеки раздулись так, что, того гляди, взлетишь. Еще раз советую: не возносись, это до добра не доведет.
Ничего я и не возношусь. Просто приятно осознавать себя… А кем? Наверное, лидером. Ну да, лидером. Ну не центром же Вселенной?
Жекино «под замок» было, конечно, лишь фигурой речи.
– Если бы здесь сидели люди, планирующие сбежать, то они это точно сделали бы, – заметил Голд, когда из петель, на которые когда-то и вешался пресловутый замок, был вынут металлический прут, загнутый на концах. – Надо что-то по этому поводу думать. Тюрьма за порогом – это прекрасно, но какое-то изолированное надежное помещение все-таки нужно. Например, вот для таких случаев.
Дверь скрипнула, открываясь, и Голд громко сказал:
– Выходите на свет, слуги божьи.
– Бога нет, он бросил нас, своих детей, – послышалось из полумрака помещения. – Есть наш новый повелитель, Великий Речной Зверь, и его голос на земле, верховный жрец.
– Интересное мнение, – не стал спорить Голд. – А если поподробнее рассказать нам об этом? Мы просто только прибыли, ничего про это дело не знаем.
– Это наш долг. – И на свет вышли двое.
Мужчины достаточно крепкие, одетые в некогда белые, а теперь запачкавшиеся балахоны, на груди у каждого – рисунок. Все так, как и говорил Жека.
– Верховный жрец разослал нас, своих детей, в разные уголки этого проклятого мира, – заявил тот, что выглядел постарше. – Все должны узнать, что есть только один шанс спасти себя и свою душу, – служить Великому Речному Зверю. Кто придет к нему, спасется. Кто не сделает этого, обречен.
– Это вам сам Зверь сказал? – уточнил Голд.
– Это сказал верховный жрец, – ответил тот, что помоложе. – Он уста Великого Зверя, его голос.
– Ну это понятно. – Голд покивал. – А сам-то Зверь – он хоть что-то делает? Вы его хоть видели?
– Конечно, – в унисон ответили оба.
– Вот прямо самого? – уточнил Голд. – Он что – из воды выходил или как-то по-другому являлся?
– Понимаю ваш скептицизм, – с неожиданной усмешкой ответил тот, что старше. – Каждый из нас видел Великого Речного Зверя. Сам. Своими глазами. И силу его видел, и мощь, и власть. Он выходил к нам, на берег, и забирал свою дань, то, что его по праву.
– Если не секрет, что за дань? – немедленно спросил у него Голд.
– Все, что связано с обрядом, может знать только тот, кто стал одним из нас, – мягко объяснил молодой. – Не следует тому, кто не стоял с нами плечом к плечу во время обряда, что-то про это ведать.
Ну что, прав Голд, давить их всех надо, под ноль. Дань эта – наверняка жертвоприношение, что достаточно пакостно. Но тогда выходит, что этот Зверь Речной материален. И вряд ли народ станет поклоняться какому-нибудь тюленю, это должно быть что-то и вправду впечатляющее. Очень впечатляющее. Даже если взять в расчет некое ментальное зомбирование паствы, которое тоже, возможно, имеет место, все равно без подобного подтверждения не обойтись.
– Но вы можете сделать этот шаг. – Старший обаятельно улыбнулся мне. Именно мне, не Голду. Он протянул ко мне руку и сказал так, как старшие братья говорят с младшими: – Это просто. И это необходимо. Новый мир жесток, и в нем не выжить тем, у кого нет веры. Мы принесли ее вам, с открытым сердцем, с чистыми помыслами, так возьмите этот дар и спасите себя. Станьте частью нашего круга и избавьтесь от всего, что так неприятно человеку. У нас нет страха перед будущим, нет голода, нет одиночества. Мы сами – будущее этого мира, так займите свое место рядом с нами.
В этом что-то есть, Голд снова оказался прав. Нет, меня такими вещами не прошибешь, но на измученного, испуганного и голодного человека это наверняка производит впечатление. А главное, что ему предлагают все и сразу, – защиту, еду и общество себе подобных. Наверняка чем-то придется платить, но так ли это важно? Да и не привыкли мы думать о том, что не всегда оплатой являются деньги, в старом мире других способов и не было вовсе.
Это сильно. И убедительно.
– Мы подумаем. – Голд ловко заслонил меня от человека в балахоне. – Спасибо, что рассказали нам о вашей вере. Не уточните ли, где вас найти? Может, мы приехали бы в вашу общину, посмотрели, как оно там? Сами знаете, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
– Не надо приезжать, – сказал культист. – Мы сами к вам придем с нашим словом, только скажите когда?
– Да недельки через полторы и подъезжайте, – предложил Голд. – Мы с народом поговорим, про вас расскажем…
– Мы бы сами хотели нести людям свет нашей веры, – без нажима, но очень твердо сказал культист. – Дайте нам возможность походить здесь, пообщаться с вашими собратьями. Мы не желаем зла, вы же это видите.
– Пока мы не можем ответить вам согласием. – Голд сделал грустное лицо. – У нас народ разный, многие вообще атеисты. Идите с миром, но мы ждем вас обратно.
Мимо нас пробежали Аллочка и Сережа.
– Дети, – оживился тот, что постарше. – У вас есть дети?
– Есть, – подтвердил Голд. – Как не быть.
– Дети – это прекрасно, – сказал младший. – Они – свет.
– Истинно так, – кивнул старший, провожая Аллочку взглядом. – В них нет скверны.
Голду такие слова совсем уж не понравились, я это видел, а потому не удивился, что он уже чуть ли не пинками отправил культистов на их плот и проследил, чтобы они скрылись за поворотом реки.
– На хвост бы им сесть, – недовольно сказал он мне, – да не выйдет. На реке мы заметны, а по берегу с этой стороны не пройдешь – скалы.
– Да ладно тебе. – Я махнул рукой. – Если бы они поклонялись Большому Медведю или Царице Леса – тогда да, поди их сыщи. Но у них – Зверь Речной, стало быть, квартируют на берегу, так что мимо не проплывем.
– Это понятно. – Консильери сплюнул с обрыва. – Вечером посмотрим, что у них там за свет неземной такой.
– Посмотрим, – согласился я. – А пока пойдем к торговым гостям. Это куда приятнее и полезнее.
Глава 3
Визитеры из Нового Вавилона обнаружились почему-то за пределами крепости. Они стояли на утесе в компании Оружейника с Эмиссаром и о чем-то с ними спорили. Причем спор был явно конструктивный – все пятеро махали руками, показывая то на водную гладь, то на противоположный берег.
– Вот и не верь утверждению, что подобное тянется к подобному, – сказал я Голду, указывая на эту трогательную картину взаимопонимания. – Посмотри, живая иллюстрация. Так сказать, в натуре.
– Договорились о чем-то – и уже неплохо, – флегматично отозвался тот, явно размышляя о вечерней вылазке.
Он вообще как-то очень близко к сердцу принял всю эту канитель с сектантами, такое обычно для него совершенно несвойственно. Непривычно было видеть, что куда-то подевались его рассудительность, флегматичность и даже некоторая отстраненность. В общем, с ним происходило что-то странное и непонятное. Я поставил себе в уме заметку: надо непременно выяснить, с чего это с ним происходят такие метаморфозы. Не сомневаюсь: здесь что-то личное, но вот только что? Он о семье ничего никогда не говорил, да и не было на том свете у таких, как он, семей. Ни к чему они им были.
За нами шагали трое «волчат» в камуфляже, в разгрузках, с автоматами. Просьбу Оружейника я запомнил и выполнил, если старый еврей посоветовал так сделать, значит, нужно поступить так, как он сказал. Он лучше меня, да что там меня – лучше кого-либо в Сватбурге знал, как вести переговоры с такими людьми, как прибывшие к нам торговцы, и отмахиваться от его советов было бы непозволительной глупостью.
Вот и вышагивали за нами трое «волчат»: Джебе с привычно-невозмутимым лицом, Перстень и Лакки.
Надо заметить, что авторитет Джебе среди «волчат» вырос. Тот факт, что именно он сопровождал меня с Голдом в ночном забеге, выдвинул его вперед, не в том смысле, что Джебе стал любимчиком, а исключительно с точки зрения его боевых качеств. Если мы взяли его с собой в качестве сопровождения, значит, мы ему доверяем, значит, случилось в рейде что-то такое, что позволило нам приблизить его к себе.
В общем-то мысль правильная. Джебе показал себя отлично, лучше остальных, и я это не собирался замалчивать. Нет, не чествовать его, создавая трещину в рядах «волчат», но наградить по заслугам. Ну и в самом деле стоит приблизить его к себе. Азиз хорош, но он похож на огромного бойцового пса, с которым никогда не знаешь: не вцепится ли он тебе в горло после того, как загрызет твоего врага? У меня не было поводов усомниться в его верности, но он все-таки часто поступал так, как сам считал нужным, а это не сильно хорошо.