— Митька! Приходи завтра, я тебе все расскажу. Не могу сейчас, ну прости.
Мальчишка обрадовался, в глазах вспыхнули золотые звезды приключения.
Оказавшись в замкнутом пространстве, Орсаг просмотрел память и спроектировал речевой аппарат. Двадцать основных элементов новой игрушки просты. Он сформировал все, что нужно, согласовал действия частей, попробовал. Звука, внешнего голоса — не было. Орсаг проверил схему. Сделал короче и тоньше связки, проверил цепи резонирования. Шшш… Звук есть, а слова не получались. Орсаг задумался, перенаправил поток воздуха, установил, как ему казалось, необходимое воздушное давление для вибрации, отрегулировал сокращение и плотность смыкания связок.
Андрей с опаской заглянул в горницу. Вдруг галлюцинация? Никакого инопланетянина нет, а есть больничная палата и капельница у кровати?
Пришелец торчал у шкафа, держал «шнурами» книжку.
— Имя-Андрей, что это?
Верзин охнул. Орсаг изменился: вырастил нечто вроде головы и грудной клетки. На «голове» шнурки сложились в губы. И двигались! Андрей скрыл смешок — пришелец невыносимо пищал.
— Книга, в ней записаны слова, чтобы не забыть события, — он разглядел название «Баранкин, будь человеком!», — в том числе выдуманные.
— Я уже знаю твой мир.
— Все же мысли читаешь?
— Нет. Мир отражается в зеркале памяти. Картинки. А твои мысли, — Орсаг помедлил, — немые. Это слово подходит. Удивительно, чудно, поразительно: вы дублируете бытие!
— Ну… — пробормотал Андрей, — память уходит с человеком.
— Смерть? Понимаю. Разумно сохранение дважды.
— Много раз, Орсаг, есть еще фильмы, диски, вещи…
Орсаг прижал пальцы-отростки к затылку Верзина:
— Расскажи, поведай, сообщи о себе. Что есть ты? — Орсаг решил, что эти знания позволят просить помощи у землянина. Время расплаты приближалось.
Что рассказать? Ничего же особенного. Сюда бы ученых, — вздохнул Андрей. Обычная жизнь. Крыша над головой, хорошая работа с приличной зарплатой, любимая женщина, путешествия — с Машей, с компанией семейных приятелей. Но бескризисное существование отличалось, как черно-белое кино от цветного, от другой жизни, которой он не знал, но чувствовал, что возможна — яркая, драйвовая, со звездами в колодцах. Ну и что? В черно-белой ленте нет ничего страшного. Кадры лениво тянулись, и тайного — двадцать пятого — не существовало. Немота старого кино передалась родителями — тоже безголосыми, не в прямом смысле слова, конечно. Робость перед старшими, сильными, умными. Да разве робость? Он окрестил это уважением и молчал, почтительно слушая начальника, инженера Птицына, управдома, продавщицу… Друзья махнули рукой. Маша ждала, но и с нею он немел. За десять лет так и не предложил расписаться. Как только подворачивался случай — язык не шевелился, ни гу-гу! Даже Машин кот разговаривал, мурлыкал. Верзин лишь застенчиво улыбался. За это его любили — не кота, Андрея.
— Ну… у меня есть любимая, Маша, работаю инженером, отдыхать езжу к морю, — получилось кратко, но правда же.
— Зачем сор в вашем языке? Ну, ох, кажется, ладно — много.
— Увы, я не знаю, Орсаг, — улыбнулся Андрей, — наверное, для выражения эмоций.
— Увы.
А пришелец явно делает успехи — дразнится.
— Маша — самка? Работа — труд? Инженер — строитель? Так?
— Так.
— Ты сбежал, скрылся, спрятался. Здесь. Почему? Вдруг?
Знать бы! Разве к «вдруг» кто-то готовится?
Надоело все, словно черно-белую пленку сунули в коробку, и на экране — пустота. Он решил сбежать, разрушить границы привычного немого существования. Были же колодцы, полные звезд. В детстве. Почему забыл? В монохромности ослепительно, до рези в глазах проявился лишний, но такой нужный кадр.
На совещании Андрей глядел в боссовский бритый затылок, на складку — толстую, жирную. Затылок краснел, покрывался потом, утирался платком — босс думал. У стенда хлыщ Птицын, воняющий Диором, уверенно нес чушь. Андрей видел просчеты проекта, но молчал. Они опытнее, им виднее. Корпеть ему, а Птицын в итоге благодарно протянет руку — втайне от всех.
С бегством проблем не возникло. Легко на работе дали отпуск. Спокойно Маша сказала «да», только лицо застыло, и смотрела она не на Верзина, а словно внутрь себя — печально, как будто его отъездом обозначалась новая веха ее жизни.
— Хотел увидеть звезды в колодце, Орсаг. А как ты оказался на Земле? Тоже сбежал? — впервые в жизни Андрей говорил легко, не мучаясь немотой, не подбирая слов, без шелухи оных же. Лаконично, но искренне. Надо же, собеседник со звезд! Думая о своем, Андрей не заметил, что гость молчит.
А Орсаг решал задачу. Довериться? Даже великое открытие внешней и письменной речи не остановит преследователей. Человек же мог их задержать хотя бы до выплеска опасной энергии.
— Нарушитель, преступник, вне закона. Так, имя-Андрей. Другой бег, не от себя к себе. Опасность. Я боюсь. Нужна помощь, содействие, щит. Они придут.
Вот это да! Пришелец — преступник! Андрей схватился за голову. Мало ему Орсага, так еще пожалует орда инопланетных полицейских. Что натворил чужак? Орсаг объяснил, но как понять «приватизировал сущность собственности, что повлекло обрушение ее значимости»? Воришка? Гость отмел слово.
Они никак не могли наговориться. Обретенные по-разному голоса, понимание бегства заставили Андрея думать о помощи, а Орсагу на нее надеяться.
Вечером инопланетянин сказал «отдых, спать» и отключился. Андрей послонялся по дому. Орсаг не просыпался, тогда и он улегся. В голове каша. Как помочь пришельцу? Убить других? Ага, акээмов в деревенской лавке по полтиннику за пучок! Да и чужаки не беззащитны. Слабо утешали слова Орсага, что «не убьют, пока я за твоей спиной». Кто знает, что им в голову взбредет, в копну веревочную? Очумеют от прибытия, к примеру. Андрей ничего не придумал, уснул…
Утром Верзин постеснялся завтракать в одиночку.
— Тебе нужна еда, Орсаг?
— Энергия? Важна. Необходима. Осталось немного, — пришелец выудил из глубины шнуров розовый кубик.
— Я попробую?
— Крупицу, частичку, мало, — Орсаг слукавил. Еды хватит надолго. Но дальше? Человек просил поделиться. Отказать нельзя. Цена. Плата.
Андрей отколупнул. Вкус знакомый. Он стукнул себя по лбу! Это же…
— Я сбегаю в магазин. Далеко, часа два уйдет. У нас есть время?
Орсаг прикинул:
— Надеюсь. Уверен. Почти.
Андрей вернулся с пачкой рафинада. Еще он купил в магазинчике лом, ножовку, веревку.
Пришелец калякал с Митяем. Пацан забрался в кресло, сверкал свежей зеленкой на ободранных коленках, болтал ногами. Идиллия, елы-палы!
— Митька! Чего без меня сунулся?! А вдруг случилось бы что?! — рявкнул, да.
— Дядь Андрей, я не виноват, — мальчишка сжался. — Я дверь потянул, а он говорит «привет». — Пятки заелозили по полу. Орсаг тоже скукожился, демонстрируя причастность к злодеянию. — Я побегу, бабушка, небось, ищет. — Митька соскользнул с кресла, потрепал Орсага по «плечу»:
— Пока, Орик. А он прикольный, — это Верзину сказал.
Вот же! Девять лет пацану, а не удивился даже, принял чужака, словно ровесника, приехавшего из города.
Дверь захлопнулась.
Гость протянул шнур к рафинаду, одобрил.
— Имя-Андрей, я понял! — Орсаг возбужденно заколыхался. — Ты маленький, а имя-Митька большой. Физически наоборот, а по факту у него разум свободен, без границ, стен, как у тебя. Правильно?
Андрей почему-то обиделся. Вот еще — трепаться о детстве и взрослости. К черту! Ушел обшаривать дом в поисках средств защиты. Отыскались дротики дартса, кухонные ножи, тупые, но для метания сойдут.
Первым делом Андрей поднял забор, укрепил, обмотал веревками, к ним подвесил все, что могло греметь — консервные банки, куски ржавого железа, бутылки и прочий хлам. Хорошо бы проволоку под электричеством, только это же убийство, а Андрей не решил — готов убивать или нет. Может, с приятелями Орсага удастся договориться? В метре от дома вкопал колышки, тоже натянул веревки — какая-никакая, но защита. За дверью спрятал лом, ножовку, все, что нашел в доме. Вбил в контакты номер МЧС — на крайний случай.
Ночью, снова ворочаясь, Верзин вспомнил: не сказал Митьке, чтобы тот сидел дома. Надо успеть утром.
Орсаг трогал за плечо, пищал:
— Они здесь. Состояние энергии иссечения — шестьдесят минут без пятнадцати и трех сотых.
Какое солнечное мирное утро за окном! На старой яблоне щебетали птицы. Андрей быстро натянул джинсы, рубашку, схватил снаряжение и вышел, плотно подперев двери.
Три багровых «стожка» стояли между забором и второй преградой. Шевелились, словно переговаривались. Почему же ни одна банка не звякнула?!
— Сделаете шаг — будет плохо! — Кому — Андрей не уточнил. Человеческих слов они не понимают, а с Орсагом общаются, факт, и знают, кто перед ними. Орсаг переведет. Один пришелец перевалился вперед. Андрей метнул дротик. Тот свистнул и пролетел безвредно, точно стрела через сено. Все же «копна» остановилась. Минута, десять… А потом они пошли вместе. Одновременно тот, что слева, с силой выбросил скрученный арканом шнур. Не в Верзина, в сторону. Андрей охнул — шнур обвил Митьку, потащил! Мальчишка упирался, бидон бился о бедро, молоко плескалось на ноги.
Волна гнева хлынула в голову, вытеснила намек на мысль, что можно обменять Орсага на Митю. Андрей схватил лом, бросился на инопланетян.
Через мгновение все кончилось. Андрей и Митька лежали на земле, крепко спеленатые веревками-руками двух негодяев. Третий выволок из дома Орсага. Шнуры жестко сжимали несчастного преступника, трясли, хлестали c остервенением. Свободным отростком пришелец сбросил что-то невидимое. Показалась вытянутая, как яйцо, капсула, куда и запихали Орсага.
Всхлипывал Митька. Отросток присосался к виску мальчика, и он затих. Сволочи! Спрятавший преступника чужак двинулся к ним. Конец? В голове зазвенела фраза из брошюры: «Если предстоит упасть, вы должны знать, что сделали все возможное…» Нет, не все!