Егор почувствовал, как вспотели ладони. «Хорошо всё-таки, что я его не ударил, — подумал он. — Впрочем, Глеб не стал бы стрелять. С такими кулаками, чтобы проучить меня, ему револьвер не нужен».
— Знаю, что бесишься, — неожиданно по-доброму сказал Глеб. — Видел, как ты лентами украсил платаны на плацу. Зачем?
— Хотел, чтобы у нас появилось что-то новое. Типа «Нового года».
— Ничо так. Красиво. Где столько разноцветных ленточек нашёл?
— На аэродроме. Там, на юге, — Егор показал пальцем на юг. — Вы, наверное, не знаете, что у резервации есть аэродром?
— Понятия не имею, — равнодушно согласился Глеб.
— Две километровые полосы и десяток бетонированных стоянок для самолётов. Пустые, конечно. Но в одной из подсобок диспетчерской вышки лежат полсотни парашютов. Отличный материал. Шёлк! Я взял три рюкзака. Склеил воздушный шар. А остатки выкрасил и порезал на ленточки…
— Молодец! — оживился Глеб. — Вот это по-нашему: в лоскуты, на мелкие кусочки! Почему только три? Надо было всё порезать.
— Разрешили только три. Я спрашивал.
— Спрашивал? — разочарованно протянул Глеб. — А вот это ты зря. Анархия у нас. Бери, что хочешь, и ни с кем не разговаривай. Потому что даром. Странно, что тебе здесь не сидится. Я думал, гетто — рай для бродяг.
— Бродяга — это человек, который бродит, — рассудительно сказал Егор. — Человек, который берёт без спросу, называется по-другому. Я всегда отрабатываю за всё, что беру. И всегда спрашиваю.
— Отрабатываешь?
— Грязной работы хватает. Такой, за которую не всякий возьмётся: выкопать старое дерево. Напилить и наколоть из него дрова. Переставить нужник в новое место. Побелить стены, выправить окна-двери… Или что попроще: вымыть посуду, начистить овощи… Мне же не деньги нужны — только еда, душ, прачечная. Редко — одежда, обувь. Иду, куда глаза глядят. Но на зиму, конечно, останавливаюсь. Зимой за дачами зовут присмотреть.
— Странная жизнь для молодого парня, — ухмыльнулся Глеб, в раздумьях перекатывая бутылку с ладони на ладонь. — Чужого не берёшь, добра не копишь. Ты, наверное, дурак?
— Разве брать и копить — признаки ума?
— Признак ума — быть здесь! — наставительно заявил Глеб. Он даже отставил бутылку в сторону. Наверное, разговор показался интересным. — Потому что дураки своих пришельцев пустили через пылесос, а такие, как мы с тобой, их берегли и лелеяли. Над нами издевались соседи и смеялась родня, но мы вырастили стауков. И теперь за эту самоотверженную работу общество нас щедро награждает…
— Но вы в своего стреляете!
Глеб покачал пальцем из стороны в сторону:
— Эксперимент! Сволочи в белых халатах изучают наши действия и следят за ответной реакцией пришельца. Вот почему мы с тобой самые важные люди на Земле. А вдруг именно эти выстрелы откроют истинную подоплёку вторжения?!
Он замолчал. Задумался.
«Потрясён собственной эрудицией? — предположил Егор. — Нужна ему „истинная подоплёка“, как собаке свежий навоз…»
— Не зря это всё, — тревожным шёпотом сообщил Глеб. — Попомни моё слово, парень, не зря! Им что-то нужно.
— Достик бы сказал, — брякнул Егор.
Левое веко опять потяжелело, и на языке стало кисло. Пришелец сигналил, что недоволен болтливостью Егора. Но Глеб ничего не заметил:
— Мы тут под пиво и шашлыки с ребятами базарили. Думаем, что стауки никакие не братья по разуму, а что-то вроде ищеек. Ищут они. Может, сырьё вынюхивают. А может, обороноспособность проверяют.
— Тогда они не те дома под инкубаторы присмотрели, — улыбнулся Егор.
До Глеба вдруг дошло:
— Погоди! Что значит, «Достик бы сказал»? Он у тебя что, разговаривает?
— Беседой я бы это не назвал, — осторожно ответил Егор. — Просто временами чувство такое, будто он меня понимает. А я его.
— Как с собакой?
— Да! Как с собакой, — с облегчением подтвердил Егор.
— А ко мне чего припёрся?
— Попрощаться. Вы первый, кого я здесь встретил. Собственно, я ведь больше ни с кем так и не познакомился. Куратор объяснил, что замкнутость — характерная черта хозяев. Он сказал, что мы все — интроверты.
— Больше слушай своего «курватора», — гоготнул Глеб. — Это я-то замкнут? Да если хочешь знать, я — самый общительный человек в мире!
— Поэтому мне и показалось, что уйти, не попрощавшись, невежливо… Куратор сказал, что без пришельца выпустят.
— Выпустят, — подтвердил Глеб. — Без пришельца катись, куда хочешь.
— А вы почему своего не сдаёте?
— Ещё чего! — ухмыльнулся Глеб и почесал стволом револьвера шею. С воротника скатилось несколько зёрен кукурузы. — Если сдам, придётся уйти. А снаружи нужно работать… и за стрельбу посадить могут. То ли дело здесь, в гетто. Умному человеку — раздолье! Кстати, об уме. Не забудь, что разрешают к выносу всё, что можешь унести в руках. Советую литиевые аккумуляторы. Здесь бесплатно, а снаружи по рублю за грамм веса. Прикинь, как можно нажиться?! Вот только тяжёлые…
Поначалу вторжения не заметили.
Никто не встревожился, когда в каждом углу домов и квартир появились крошечные коконы из невесомых нитей. Ничем не примечательные комки паутины, какие обычно вьют пауки для кладки яиц. Именно в эти первые недели пришельцы понесли самые большие потери. Нисколько не задумываясь о природе коконов, усердные хозяйки и домработницы старательно выметали их вениками и вытирали влажными тряпками.
Но углов оказалось больше, чем людей.
Вторая волна истребления накатила через две недели. Коконы выросли до размеров среднего апельсина и сильно воняли нашатырём. Примерно в это же время люди начали понимать, что происходит что-то неладное. За дело взялись энтузиасты-натуралисты-любители, а вслед за ними и дипломированные учёные. Изучение велось сперва просто из любопытства, а позже — с растущим изумлением и ужасом.
Третья волна уничтожения проходила организованно и под надзором правительств. Люди претендовали на доминирование если не во всей Галактике, то хотя бы на родной планете. Холивар добросовестно подогревался сенсационными статьями и сообщениями по радио и телевидению. Блогеры разоблачали военных преступников в белых халатах, чьи безответственные эксперименты породили монстров, опасных для человечества. Военные и «белые халаты» единодушно заявляли — «это не мы» — и переводили стрелки на космос.
Биологи придумали термин «экзозародыш» и обратили внимание на удивительную избирательность пришельцев: коконы росли только в плотном контакте с разумной жизнью — в жилых домах и гостиницах. Их не было на складах, в цехах и офисах. Оставались чистыми углы кают кораблей и купе железнодорожных вагонов. Не находили коконов и в госучреждениях: то ли пришельцы не обнаружили в них жизни, то ли не сочли эту жизнь достаточно разумной.
Санэпидемстанциям подкинули деньжат, и мобильные отряды санитаров охотно откликались на каждый вызов испуганных общественной истерией людей.
Разумеется, военные и «белые халаты» не забыли и о своей профессиональной любознательности: за особое вознаграждение санитары поставляли зародышей в институты и лаборатории. К этому времени, если бы не специфический запах, их можно было принять за небольшую дыню. Тогда же открылись ещё два неудобных свойства пришельцев — абсолютный патриотизм и категорическая несклонность к сотрудничеству. Оторванные от места вегетации, зародыши теряли оранжевый цвет, чернели и сохли. После пересадки в угол лабораторного бокса в течение суток они превращались в труху и осыпались пылью.
Сообразительные учёные пошли на поклон к населению. Арендовались комнаты с уцелевшими зародышами. В них разворачивали лаборатории для наблюдения за ростом плода в естественно-домашних условиях. Коконы круглосуточно освещались и снимались видеокамерой. Их облучали, задымляли, топили. Опрыскивали кислотой и ядохимикатами. Высаживали на них грибок и плесень. Проверяли на стойкость к вирусам и бактериям. Тщетно. Пришельцы демонстрировали полное равнодушие к любым средствам уничтожения: как к проверенной веками химии, так и к новейшим бактериологическим разработкам военно-промышленного комплекса. Обидно…
Романтически-настроенные граждане, решившие самостоятельно провести исследования интервентов, искали свои пути. Они рассказывали пришельцам стихи и пели песни, танцевали и показывали фокусы. Люди упражнялись в контакте, кто во что горазд. Всё было напрасно. Зародыши или росли, или осыпались в прах. Другого отклика никто не видел.
В Интернете появились каталоги веб-камер, которыми велось наблюдение, и всё человечество, затаив дыхание, следило за потрясающим экспериментом по домашнему выращиванию пришельцев из космоса. Проводились конкурсы с немалыми денежными призами на самый оригинальный способ привлечь внимание существа, растущего внутри кокона. Гонорары авторов научной фантастики превышали доходы дельцов шоу-бизнеса. Мелодрамы, детективы и вестерны были забыты. Порно-сайты и страницы светской хроники теряли посетителей. Человечество стояло на пороге великих открытий. Человечество дышало мечтой.
Через три месяца коконы подросли до размеров тыквы, треснули, и в оглушительной волне зловония из них вылупились стауки…
2
Лейтенант пограничной службы крутил документы и так, и эдак, и по всему было видно, что выпускать Егора из гетто ему не хочется.
— Я не вижу отметки о сдаче стаука, — сказал пограничник. — Кто у вас принимал пришельца?
— А самого пришельца вы видите? — враждебно спросил Егор.
Солнце давило на плечи, и от этого рюкзак не становился легче. Настроение было «так себе». Холодный приём пограничной заставы ему не способствовал. Как, впрочем, и беседа с санитарами два часа назад.
— Есть порядок…
— «Порядок» — это когда молчит ваша собака, — Егор кивнул в сторону лохматого пса, дремлющего в тени невысокой акации. — Если бы пришелец прятался у меня в рюкзаке, или плёлся где-то сзади, ваша собака уже давно подняла бы на ноги всю округу. А за час до её лая вы бы услышали вой собаки санитаров.