К столу-аквариуму из мебели добавился подиум с постаментом из белого камня, похожего на опал. Зрители остались те же — Мандос с дочерью по одну сторону треугольного постамента, рослый аквас по другую. Стоящий у третьей стороны переводчик жестом указал место рядом с собой.
Церемонию вел старый дипломат. Его глубокий булькающий голос раскатывался под высоким потолком, где кружили медузы-светильники. Дряблыми конечностями он поднял над постаментом чашу с яркими, как бабочки, рыбками. Миидет первой взяла из сосуда беззащитное существо и сжала в кулачке. Рыбка с мерзким чавканьем лопнула, выпустив клочья красно-оранжевой слизи. Водяная дева измазанной в крови и внутренностях рукой прикоснулась к щеке мужчины-акваса, оставив неровный мазок, а потом нарисовала на постаменте сложный символ. То же повторил и мужчина-аквас. Крошечная рыбка исчезла в его ладони, сквозь пальцы потекла яркая слизь. Он прикоснулся к щечке Миидет, потом — к постаменту. Обвёл влажный рисунок, при этом негромко побулькивая, словно что-то шепча. Узор, который нарисовал аквас, отличался от нарисованного Миидет.
Я — следующий. От вида чаши и оранжевых рыбок язык прилип к небу, желудок скрутило. Я подумал, что стоит вздохнуть — и завтрак вывалится на постамент, «украсив» чудной узор аквасов. Переводчик когтистой рукой вырвал из жидкости беспомощную рыбку, вложил мне в руку и кивнул. Я тупо таращился на извивающееся тельце и совершенно не знал, что делать. Мышцы окаменели, желудок скакал от горла к пяткам и обратно. Мне становилось то холодно, то жарко.
Переводчик позвал меня по имени, а потом неожиданно сжал мою руку своей. Я почувствовал, как нежное мягкое тельце проминается под пальцами, как разрывается тонкая шкурка, и по коже струится липкая холодная жижа.
Что происходило потом, я не помню. Словно в тумане, меня держали за руки, четыре голоса пели журчащую песню. Кажется, я пытался подпевать, но выходило худо.
Я пришёл в себя в тёмной спальне-аквариуме. Голый. В голове по-прежнему стояла муть, а на пальцах я ощущал сгустки слизи.
По стенам идеально круглой комнаты ползали флуоресцентные наросты, оглушающе журчала вода. Среди теней в воде двигались две фигуры. Словно во сне, я наблюдал их танец. Они скользили, прижимались друг к другу. С удивлением я распознал Миидет. Нимфа-искусительница, чарующая, извивалась, облако волос парило вокруг головы. Зелёные глаза посверкивали, когда она поворачивалась лицом. Второй фигурой оказался рослый аквас. Вдвое больше русалки, он обвивал её, словно змей. С удивительной и гипнотической грацией он ласкал аккуратное тело Миидет.
Аквасы синхронно, словно дельфины, вынырнули из бассейна. Волшебная красота обнажённых противоестественно совершенных тел, лоснящаяся от влаги кожа, тусклые отблески в каплях, стекающих по груди, рукам, ногам… Дыханье перехватило.
— Ты проснулся, — зажурчала Миидет и придвинулась вплотную. — Ты готов, мой кивлас?
От нее пахло влагой и рыбой. Мужчина-аквас блаженно растянулся с другой стороны.
— Что значит «кивлас»? — сумел я выдавить из пересохшего горла. Мысли плыли, как чернила осьминога.
— Растить детей — кивлас, — булькнула Миидет и приложила ладошку к моему животу.
Я почувствовал, как желудок ухнул вниз. Сердце затрепыхалось…
— Когда Миидет дать икринки, Экландис принять все-все, — русалка нежно погладила живот акваса, и я увидел, что тот заметно округлился. — Икра созревать в кивлас. Личинки расти и питаться кивлас. Когда время — грызть выход. Кивлас умереть — мальки жить!
Миидет журчала с вдохновением, словно видела, как поплывут её дети.
— Эклиндис не может кивлас. Его судьба — наследие Мандос. Твоя судьба — кивлас!
Через счастливое бульканье русалки до меня начал доходить смысл слов. Я должен заменить русала и выращивать — где? в теле? — их икру, личинки…
Стоп! Прогрызут? Будут питаться? Кивлас умрет?!
— Нет-нет-нет, дорогая, — я отодвинул от себя руки русалки и поднялся на дрожащих ногах.
Аквасы смотрели на меня выпуклыми глазами. Экландис встал и протянул мускулистые длинные руки, словно приглашая на танец.
— Я… нет. Нет-нет!
Мною двигали рефлексы — прежде, чем аквас прыгнул, я с криком кинулся в сторону. Поскользнулся и растянулся на мокром полу. Лупил руками-ногами, продолжая, как безумный, причитать «Нет-нет-нет!». Русалы громко булькали, но не подходили.
Не помню, как поднялся на ноги и рванул наружу. Нёсся по коридору, расталкивая и распугивая аквасов. В доке едва не вывалился за перила.
«Сара»! «Сарочка»!
Я шлепнулся на холодный металлический пол любимой яхты, едва задраил шлюз. В голове стучало отчаянное «Бежать! Бежать!» Вот-вот меня схватят, вернут в спальню к осчастливленным родителям — и кивлас! Нет-нет! Я не согласен умирать!
Вылетел без препятствий — ворота дока распахнули, едва я заорал по связи, что требую выхода. «Сара» сорвалась с места и в мгновение ока оставила позади рыбий корабль. Я позволил себе расслабиться. Плюхнулся в кресло — искусственная кожа омерзительно прилипла к влажному телу. Дав волю накопившемся эмоциям, я выругался, а потом заплакал. От облегчения, от счастья… и от осознания всей нелепости случившегося, начиная с разговора у начальника тюрьмы.
— Слава всем богам… — всхлип.
Думаю, что до конца жизни в кошмарах меня будет преследовать рыбья вонь, гибкий орган и прогрызающие брюхо маленькие аквасы. Лучше бы не знал, кто такой кивлас.
Встряхнись! Встряхнись! Я хлопнул ладонями по щекам — липким от воды.
Если взглянуть на дело правильно, ты, Александр, легко отделался. Между «Сарой» и тем межзвёздным бассейном с человеко-рыбами миллионы километров космического вакуума. Аквасы будут молчать: шумиха им не нужна. Так что и на «Танкаре» меня не хватится. Главное, больше не попадаться на лёгкую наживку. Как бестолковый малёк. Тьфу!
На корабле Миидет ласково поглаживала круглый живот избранника. Экландис с облегчением вздохнул:
— Это судьба. Бремя новой жизни я должен нести сам. Нельзя нарушать традиций.
— Не мути чистую воду. Отец выбрал тебя преемником. Землянин оказался трусливой тварью, — жестко произнесла Миидет. — От трусливого кивласа и мальки трусливые. Не привыкай к новой жизни, мы подыщем другого…
Ольга Любимая
Первую историю придумала с подругой классе в шестом. История была об обмене телами (школьниц, конечно) — не самая избитая тема 24 года назад.
В студенчестве любила лежать и мечтать, и обязательно, чтобы грудь щемило?
Для старшей придумывала сказки, чтобы уложить непоседу спать.
Но по-настоящему захотела и начала писать, когда родился сын.
Пишу для детей и на злобу дня. Окончила онлайн-курсы «Мастер текста» при издательстве «Астрель-СПб». Прошла онлайн «Литпрактики» Александра Прокоповича.
Вошла в шорт-лист 5го международного Одесского конкурса на лучшее произведение для детей «Корнейчуковская премия».
Лонг-лист конкурса «Новая сказка 2017» при издательстве Аквилегия-М.
Страничка автора ВК: https://vk.com/id252203456
На: https://www. /olga-lubimaya/
Питомец для Элли
Эля вбежала в лес и огляделась — невысокий пациент мелькал за деревьями. Вытащила из кармана белого халата зелёную бутылку — единственное, что могло напугать гриппа, и бросилась догонять мальчишку. Хрупкая, но ловкая, она перепрыгивала поваленные стволы и радовалась, что колючки на кустах не могут уцепиться за её короткие волосы.
Флаер патрульной вирусологии завис над лесом, издавая слабый механический шум. Доктор нахмурилась. Летать научились, а приземляться в бурелом — нет.
Обычно она сохраняла спокойствие. Коллеги называли её грозой болезнетворной живности, а в дирекции отдела фильтрации мечтали заполучить на полную ставку. Но в этот раз ей достался зверёк с особенной изворотливостью. Он менял носителей, управлял их сознанием и заметал следы.
Эля дождалась следующего приступа кашля юнца и кошкой прыгнула на него. Повалила на землю, сжала горячее горло и занесла бутылку над пересохшими губами.
— Выходи, или умою, — она усмехнулась и слегка открутила крышку.
Мальчишка захрипел, его щёки надулись от рвотного рефлекса, рот неестественно распахнулся, и оттуда показалась болотно-зелёная головка с огромными глазами и вытекающим из усиков ядом.
— Привет, — рассмеялась Эля старому знакомцу, за холку вытащила холодную сухую тушку с жалобным взглядом и потянулась к сумке за контейнером. — Не юли, нечего было измываться над детьми.
Она определила гриппа в безопасное замкнутое пространство, из кармана выудила фонарик — анализатор, просканировала глаза и горло пациента. Удовлетворённо кивнула, закинула руку мальчика себе на плечо потащила на опушку. Тот висел на докторе, пришлось перетаскивать его через поваленные деревья и обдирать колючие ветки кустов.
Эля выдохнула, когда они добрались до ровного места, усадила больного рядом с могучим дубом и огляделась.
Вирусному патрулю к тому времени удалось найти место посадки. Оттуда выскочила мать спасенного мальчика.
— Масепуточка мой! — запричитала женщина, душа сына в объятьях и мешая дышать. Кинулась в ноги доктору. — Вы ангел!
Эля скривилась, отмахнулась, дала указания санитарам и посмотрела на прозрачный контейнер. Вздрогнула — грипп сложил все шесть лап-паутинок перед мордой и смотрел на доктора, не отводя взгляда. Качнула головой и передала ёмкость инспектору.
— Вы едете с нами? — пробасил инспектор, укладывая ношу в специальный чемоданчик. — Или опять одна?
— Одна, — буркнула доктор и отошла к деревьям.
Вирусный патруль взлетел и скрылся за горизонтом, а она несколько минут задумчиво глядела на опушку, прислушиваясь к странной пустоте внутри себя.
Едва Эля добралась до города, пришлось слетать на попутке в Центр. Вирусный патруль рапортовал, что она действовала не по инструкции. Сотрудники заранее об этом предупредили. Извинялись и сочувствовали. Ну да, по инструкции она сейчас должна была выписывать свидетельство о смерти пациента. Гриппы приседают на органы, выпускают яд и питаются испорченными тканями. В Центре это понимали, но пришлось пообщаться с сенсором и убедить его не отбирать допуск к работе.