Он помолчал, покачал жидкость в кружке и допил, не чувствуя вкуса.
— И знаешь, что погано? Я не знаю, как поступил бы в следующий раз. Если бы он был, этот раз — он был бы другим. Это каждый раз заново, и каждый раз наугад.
— Ладно, — Витька решительно сменил тему. — Сейчас-то ты как? Я слышал, преподаёшь? Где?
Он вскрыл новую бутылку и долил приятелю и себе.
— В Академии, — вяло ответил Славка. — На инженерном, матан у перваков.
— А почему на пилотское не пошёл? Всё-таки своё, родное.
Славка недобро усмехнулся. Вялость как рукой сняло.
— Чтобы видеть каждый день таких дураков, как я? — яростно спросил он. — Только необлётанных? Знать, что космос ломает, знать, что с ними может быть — и пудрить им мозги? На инженерном — группы наземного обеспечения, лучше уж им.
— Жизнь ломает, не космос, — глухо откликнулся кореш. Он глядел не на Славку, а на пальцы протеза, медленно сгибая и разгибая их по очереди, словно недоумевал: чья это рука? — А жизнь — она там, где мы.
— Как ты сказал? — Славка замер, не донеся кружки до рта.
— Жизнь, говорю, ломает.
Славка выдохнул, откинулся на спинку стула и наконец отхлебнул. Напиток слегка горчил, но это было приятно.
— Жизнь, говоришь? — медленно повторил он, пробуя слово на языке вместе с пивом.
— Точно, она, проклятущая.
— Ну, раз жизнь — тогда ничего, — неловко пошутил Славка. — Ей можно.
И улыбнулся — невесело, но в первый раз по-настоящему.
— Ты вот что, — сказал Витька. — Я тут прикинул… Вот ключ. Перебирайся ко мне. Ты один и я один. Вместе перекантуемся.
И положил на стол пластиковую карту.
— Включи тормозные, Витёк. Дай с мыслями собраться, лады?
— Лады. Собирайся — с мыслями, с вещами. Я не тороплю.
— Спасибо.
Славка не уточнил, за что благодарит: за предложение или за то, что друг не торопит. Он не притронулся к карте, но, когда Витёк ушёл, всё же поднял её со стола. Повертел пластиковый прямоугольник в пальцах и собрался было переломить пополам, но остановился. Снова повертел, вглядываясь в эмблему: белый овал орбиты на синем фоне и красную загогулину — стилизованную ракету.
А затем подошёл к стулу с висящим на спинке кителем и спрятал ключ в нагрудный карман.
Чёртова каменюка. Иногда он уже сам сомневался, не приглючилась ли она. И ведь теперь никак… Хотя нет, есть одна возможность. Противостояние! Может, кто-то из транспортников, толпившихся тогда у Весты, засёк на своём пути маленький камень, безопасно пролетавший мимо. Может, старые логи систем слежения ещё не стёрты. И тогда — по двум-трём точкам — можно рассчитать орбиту. Работка та ещё, шансов ноль целых хрен десятых, да и репутация законченного психа тут некстати… И всё-таки, раз он зачем-то придумал это — попробует сделать. Иначе будет знать, что даже не попытался.
Земля неслась по своей орбите.
Далеко-далеко от неё и ещё дальше от Солнца мчался Марс. Планеты расходились, чтобы вновь сблизиться через два года.
И уж совсем далеко, у чёрта на рогах, крутили вечный хоровод астероиды. Попавший в ловушку жёлтого карлика беспилотный зонд кружил и кружил среди них, словно бесполезный и неразумный камень. Выведенные из строя двигатели не позволяли продолжить путь. Зонд не мог остановить даже собственное вращение.
Он был один — настолько, насколько это возможно. Космический обломок, кусок мусора, который никогда не будет подобран. Он не подавал сигналов, чтобы не выдать себя. Если к жёлтой звезде прилетят создатели, зонд откликнется, но вероятность такого события давно уже стала исчезающе малой.
Зонд не умел надеяться, но не умел и отчаиваться. Всё, что он мог — выполнять предназначение, копить информацию. Система жёлтой звезды оказалась заселена разумной расой. Не так давно один из кораблей аборигенов даже обнаружил его.
Информация в памяти двоих аборигенов, составлявших экипаж корабля, оказалась записана с помощью экзотического троичного кода. Зонд скачал её, и сейчас медленно, но верно расшифровывал.
Третьего он классифицировал как сложное белковое устройство.
Встреча с местным кораблём была несомненной удачей, но следовало позаботиться о том, чтобы его не раскрыли. Зонд стёр часть памяти у двоих, но не разобрался, как сделать то же с белковым устройством, и просто отключил его.
Он обошёлся минимальным воздействием. Время для контакта ещё не наступило.
Тим Яланский
Совладелец литературного сайта, автор-составитель сборника «Странники» (2018, «АСТ»). Рассказы опубликованы в сборнике «Синяя Книга» (2014, «Дятловы горы»), неоднократно становились победителями в сетевых конкурсах.
Пишу прозу, преимущественно, фантастику и фэнтези, статьи. Любимые темы — приключения, о дружбе и любви.
Почитать можно здесь: https://ficwriter.info/polzovateli/userprofile/Thinnad.html
Наследие богов
Берек хотел убить напавшего снарпа, да помешал песок. Ступня провалилась, и взмах лизякой ушёл в сторону. Охотник дёрнулся, увернулся от падающей дубины — слишком медленно — и провалился по колени. Кроваво-хрустящей пеленой ударило выше уха, падения Берек не почувствовал.
Зря он вчера после поисков смотрел на звёзды. За день он облазил несчётное количество каменных комнат, обнюхал заросшие грязью лестницы и исследовал балки бывшей крыши. Даже пару раз взобрался по кучам из обломков и мусора к маленьким комнаткам у потолка и обнаружил лишь старые снарпячьи гнёзда. Раз вспугнул стайку горлушек — круглые белые птички с мурлыканием разбежались из-под ног, и Берек вяло махнул лизякой, слишком сосредоточенный на поисках, чтоб охотиться. Вечером замешкался с возвращением — неудача только распалила мысли.
Берек лежал на спине и пытался разглядеть — что там, в небе? Звёзды не похожи на глаза чудовищ — скорее, на маленькие дыры в шкуре неба, и там, по ту сторону, кто-то движется, небо подрагивает и дышит. Просто смотреть — что в этом плохого?
Берек просунул руку за отворот рубахи, почесал грудь, потом достал сложенный вчетверо лист и, наверное, десять по десятый раз развернул его. На картинке существо летело над крышами домов. Несмотря на то, что ветхий лист потёрся, и на кресте сгиба светилась прореха, не дававшая толком разобрать фигуру. Можно было различить летательную машинку, которую оседлало существо, а ближе к краям изображения тёмный фон усеивали звёзды. Всем известно, что летать невозможно, а на звёзды даже смотреть запрещено. Берек, когда нашёл эту картинку в груде мусора, почувствовал, что мир изменился. Появилось много вещей, которые стоило обдумать. Можно ли найти такую машинку в той самой комнате или рядом? Жаль, что он не запомнил места — тогда он был слишком ошеломлён. Неужели старейшины ошибались?
Закутанный в одеяло Диндиль нашёл Берека, лежащего у проёма двери. Диндиль боялся невзначай увидеть проклятые огни, и край одеяла нависал надо лбом, как платок старухи.
Береку эти страхи казалось смешными. Он уже четыре весны не ребёнок, и сказки о монстрах, смотрящих со звёзд, стали просто сказками.
«Это к несчастьям», — ныл и дёргал за полу Диндиль. Он считал, что поиски — ересь. Люди не могут летать, никто не может. Небо — дом Богов и чудовищ.
Пришлось уйти в дом — не хватало, чтобы все узнали о проступке, и община, осуждающе качая головами, назначила три по десять Дней очищения.
Утром пришли снарпы.
Они прыгали с крыш соседних домов, и солнце светило сквозь складки полётной шкуры на боках, слепило зрачки часовым. Снарпы — твари, которые не летали, но уже ловили шкурами ветер — пришли, следуя проклятию звезды, ранили, убивали и пили горячую кровь.
Зря он смотрел на звёзды и призвал несчастье.
Теперь Берек это понимал.
Он дрался, то отступая, то гоняясь за рычащими тварями по пыльным каменным комнатам. А потом упал.
Охотник лежал на дне пещеры. Бок онемел, песком запорошило нос и губы. Берек раскаивался, что был самоуверенным и гордым, что сомневался в мудрости общины. Кто будет смотреть вверх, тот падёт на самый низ.
Нужно выбираться!
Берек сел и ощупал череп над ухом. Пальцы коснулись влажной корки слипшихся волос. Проклятый снарп.
Сколько времени прошло, Берек не знал — вверху сияла дневным светом дыра, было тихо, бой кончился. Охотник подвигал ушами, вгляделся в просвет — пролом, куда он провалился, высоко, не допрыгнуть. Дно пещеры усеивал песок, который продолжал искрами сыпаться с края отверстия — в луче света виднелась вмятина от тела, окружающее поглотила густая тьма. Пальцы наткнулись на шершавую стену. Камень ровный — не взберёшься. Нога ударилась о твёрдое, звякнуло… Лизяка! Берек упустил её при падении, но не потерял. От стука лизякой по стене темнота стала осторожной. Подняться бы по стене, но никак. Если бы он успел найти секрет полёта, выбрался бы в два счёта.
Берек вздохнул и углубился в тёмный ход — чтобы глаза привыкли к темноте, нужно уйти от света. Отблески дня в дыре пропали, как только коридор вильнул в сторону. Ну и хорошо.
Если долго идти, то обязательно куда-нибудь придёшь, Берек это знал. Чтобы прийти куда нужно, следует выбирать лучший путь. Пахло сыростью, мокрой глиной, в горле щипало, будто тронул языком лизяку. Ход тянулся и тянулся бесконечно, не поднимаясь, но и не опускаясь. Берек заглядывал в боковые ответвления, а потом возвращался. Он несколько раз взбирался на огромный, толщиной в рост, корень, жи́лой тянущийся вдоль коридора, ощупывал жёсткие отростки, что уходили от основного ствола вверх, в норки. Оттуда тянуло холодом, но Берек не мог пролезть — слишком узко.
День сейчас или ночь? Под землёй всё одно. Это место не для людей.
Усталость сморила спустя вечность. Берек отчистил, насколько смог, глину с пальцев и волос и уснул, свернувшись на огромном корне и поджав рыжий пушистый хвост. Снилось, что он внутри звёздного чудовища, и жилы, которые тянутся вдоль пути, пронизывают огромное тело, бьются жизнью, а впереди — страшное пульсирующее сердце.