– Неправда!
– Игрок из нее никудышный.
– Неужели? – сказала Фрэнсис.
– Вовсе нет, – возразила Лилиана.
– Она бессовестно жульничает.
– О боже.
– Ничего подобного! Это он постоянно жульничает!
– Ну так докажи, – предложила Фрэнсис.
– Да, давай, докажи! – Леонард схватил жену за ногу и стянул с дивана.
Она тяжело плюхнулась на пол, расплескав джин из стакана, а когда попыталась вернуться на прежнее место, муж стащил ее обратно. Лилиана сдалась – но улыбнуться так и не пожелала. Она стянула с дивана подушку, пересела на нее и подоткнула под себя юбку неуклюжими, раздраженными движениями, а потом застыла с поднесенным ко рту стаканом.
Фрэнсис провела пальцами по извивам одной из змей на картонном поле:
– Какая чудесная старая игра.
Леонард отлаживал волчок – смятый картонный шестиугольник, насаженный на деревянный штырек.
– Ее подарили Дуги, когда мы были детьми. Только не суйте в рот свою фишку, ладно? Подозреваю, в краске есть мышьяк.
Фрэнсис услышала свое глупое хихиканье.
– А сердечки и бакенбарды ваш брат нарисовал?
Леонард крутанул волчок на ладони:
– Нет, мы с Лили.
В словах явно крылся какой-то намек. Подняв глаза, Фрэнсис увидела, что Леонард значительно улыбается. Не отдавая себе отчета в своих действиях, она подалась вперед и игриво ткнула его кулаком в колено:
– А зачем? Выкладывайте живо!
Он посмотрел на Лилиану и открыл рот, собираясь ответить, но она опередила мужа:
– Это для того, чтобы игра была более дурацкой. Мы с Леном иногда так развлекаемся. Если попадаешь на клеточку с нотой, ты должен спеть какую-нибудь песенку. Если попадаешь на цветок, ты должен… ну, изобразить какой-нибудь цветок, а другой игрок должен угадать, что это за цветок. Говорю же, дурацкая забава.
Лилиана определенно чего-то недоговаривала. Фрэнсис снова захихикала и указала пальцем на квадратик с сердечком:
– А что происходит, когда попадаешь сюда?
– Ничего… Не надо, Лен!
– Но Фрэнсис хочет знать, – запротестовал он. – Будет нечестно, если мы не расскажем ей правила. В общем так, Фрэнсис. Когда Лили попадает на сердечко, она должна…
Лилиана резко поставила стакан на пол и замахнулась, собираясь ударить мужа, теперь по-настоящему, без всяких шуток. Леонард поймал ее за запястье, и они стали бороться – не так, как раньше, когда ломали комедию перед Фрэнсис, а на полном серьезе. Оба покраснели от натуги и несколько секунд сидели почти неподвижно, напрягая все свои силы, крепко сцепившись, но одновременно пытаясь разняться, точно два отталкивающихся магнита.
Потом Лилиана шумно выдохнула и нервно расхохоталась. Леонард, воспользовавшись минутной слабостью жены, поймал другую ее руку и стиснул мертвой хваткой.
– Когда Лили попадает на сердечко, – проговорил он, задыхаясь и тоже начиная смеяться, – она должна снять с себя какой-нибудь предмет одежды!
Фрэнсис ожидала чего-то подобного, но все равно испытала потрясение, и первой ее мыслью было паническое: «Не слышит ли мать, не приведи господи?» Но комната с плотно закрытой дверью и конусом света от единственной лампы уже казалась не ловушкой, а уютным уголком, изолированным от внешнего мира. Лилиана потирала запястья, вся раскрасневшаяся от усилий и то ли раздраженная, то ли сконфуженная, то ли возбужденная, – что именно с ней творится, Фрэнсис не понимала. Ухмылка Леонарда стала шире.
Фрэнсис с вызовом встретила его взгляд:
– Всего один предмет одежды?
– Всего один.
– А если вы попадаете на сердечко – то что?
– А если я на него попадаю, – ответил он, расплываясь в ухмылке уже до самых ушей, – тогда Лилиана должна снять еще что-нибудь.
– Понятно. А что будет, если… ну, если я на него попаду?
Леонард задумался, поглаживая щетинистый подбородок, – или сделал вид, что задумался.
– Нда… вопрос заковыристый, конечно. Мы, видите ли, никогда прежде не играли с третьим участником… Если на сердечко попадете вы, Фрэнсис, полагаю… э-э… Лилиане придется снять с себя еще что-нибудь. Хотя вы тоже можете что-нибудь снять, коли пожелаете.
Любезность, хотя и немного запоздалая, подумала Фрэнсис; если предложение раздеваться по ходу игры в «змеи и лестницы» вообще может считаться любезностью. Но она уже изрядно захмелела и была возбуждена алкоголем и крепким табаком – а еще возбуждена, противно своей воле, пикантной интимностью ситуации, в которой они трое оказались. А ведь вечер начинался совсем не многообещающе. Фрэнсис вспомнила свое дурное настроение, миссис Плейфер, мистера Краузера – все это казалось бесконечно далеким.
Да мистер Краузер просто тряпка. Чтобы сидеть наедине с девушкой в тенистом саду – и только и делать, что гладить кошку! Вот она, например, сумела бы воспользоваться ситуацией!
Время вдруг странным образом скакнуло вперед, и Фрэнсис неожиданно для себя обнаружила, что игра началась. Для первого хода нужна шестерка, пояснил Леонард, и она раз за разом безуспешно крутила волчок, выкидывая другие цифры, в то время как фишки Леонарда и Лилианы уже прыгали по полю. Когда же она наконец вступила в игру, то сразу попала на одну из подправленных клеточек – там был нарисован скрипичный ключ, а значит, ей следовало спеть отрывок из какой-нибудь песни. Фрэнсис спела первое, что пришло на ум: «Ты скажи, барашек наш». Она ограничилась всего двумя строчками, причем выбрала тональность так неудачно, что высокая нота на слове «шерсти» прозвучала как мучительный писк. Но Леонард зааплодировал, словно она исполнила оперную партию, и, передвинув вновь зажженную сигарету в угол рта, воскликнул «браво!».
Леонард в свою очередь крутанул волчок и переместил красную фишку на клетку с нарисованным цветком. Он разыграл сложную пантомиму, производя волнообразные движения руками, а Лилиана и Фрэнсис попытались угадать, какой цветок он изображает. Маргаритка? Роза? Оказалось – вьющийся плющ, и все трое принялись шумно спорить, можно ли вообще считать плющ цветком. Леонард положил конец препирательствам, крутанув волчок за жену и быстро простучав ее фишкой по игровому полю. Фрэнсис не поняла, смухлевал он или нет, но синяя фишка проскользила вниз по змее в цилиндре и остановилась на одном из чернильных сердечек.
– Нет! – выпалила Лилиана. – Так нечестно!
– Все честно – правда, Фрэнсис?
– Ну…
– Вот видишь! Фрэнсис говорит, что все честно, а Фрэнсис у нас страшно умная. Я же говорил, что она жульничает. Только обещать горазда, хитрюга!
Лилиана выбросила вперед ногу и сильно пнула мужа. Фрэнсис услышала глухой удар пятки о его голень. Леонард взвыл, схватившись за ушибленное место, а Лилиана несколько секунд сидела неподвижно, явно обдумывая свой штраф. Потом поднялась на колени, стянула с запястья бренчащие браслеты и с пьяным торжеством хлопнула их на ковер рядом с игровым полем.
– Жульничество! – возмущенно заорал Леонард. – Она опять жульничает! Браслеты не считаются!
– Жульничество! – подхватила Фрэнсис. Она сложила ладони рупором. – Фу! Фу! Стыд и позор!
Лилиана резким жестом отмахнулась от них обоих:
– Очень даже считаются! Если плющ сошел за цветок, так и браслеты считаются!
– Чушь собачья!
– Никакая не чушь!
Еще немного поворчав, они неохотно ей уступили. Но Леонард с негодованием взглянул на Фрэнсис:
– И что она снимет в следующий раз? Волосок с головы?
Лилиана взяла свой стакан, и игра возобновилась. На следующем ходу Леонард переставил свою фишку на «музыкальную» клетку и, заметно оживившись, пропел «Все делают это» – на залихватский кокнийский манер, проглатывая окончания слов. Большие пальцы он засунул под мышки, словно лоточник, а под конец подался вперед и стал легонько тыкать жену в живот и бедра в такт мелодии.
Когда игра продолжилась, Леонард все еще мурлыкал под нос песенку. Пока Лилиана и Фрэнсис крутили волчок и передвигали фишки, он осушил свой стакан до дна. Фрэнсис заметила, что он, глотая пиво, искоса смотрел на игровое поле и явно просчитывал очередной ход. Когда настала его очередь, он крутанул волчок с такой силой, что тот отлетел далеко в сторону и скрылся в тени от дивана. Леонард бросился за ним и схватил со словами: «Пять, кажется! Так и есть – пять!» Тотчас стало ясно, что он рассчитал все таким образом, чтобы фишка оказалась на очередном сердечке.
Леонард удрученно уставился на жену:
– Ох, черт.
Фрэнсис тоже посмотрела на нее. Минуту назад Лилиана стащила с дивана еще одну подушку и сейчас сидела, прижимая ее к груди.
Она помотала головой:
– Нет!
– Ну же, не упрямься! – рассудительно произнес Леонард. – Ты ведь знаешь правила. Не я их придумал.
– Именно что ты!
– Нет, не я! А мистер… мистер Кидд! – Он поднял крышку коробки и сделал вид, будто читает инструкции производителя. – Думаю, он был одним из викторианских придурков, у которых одно на уме. Да, вот здесь черным по белому написано: «Если игрок попадает на клетку с сердечком, дама с самой сомнительной репутацией из числа присутствующих должна снять с себя какой-нибудь предмет одежды». А мы хорошо понимаем, – обратился он к жене, – что это уж всяко не Фрэнсис, правда?
Лилиана начала было улыбаться, но при последних словах улыбка застыла у нее на губах, потом дрогнула и исчезла. Она отвернула лицо от мужа. Нимало не обескураженный, Леонард продолжал:
– «Если же означенная дама отказывается снять один предмет одежды, то в качестве штрафа она должна снять два! Браслеты не считаются!» – Он откинул пальцем крышку коробки, словно показывая, что там написано, и тут же быстро захлопнул. – Ладно, мы будем милосердны и простим тебе номер с браслетами. Но правила есть правила, Лил. Давай играй по-честному. Хватит ломаться. Господи, можно подумать, она никогда раньше не раздевалась перед мужчиной – правда, Фрэнсис? Можно подумать…
– Ладно, – резко сказала Лилиана.
Она поднялась на ноги, бросив подушку на пол. Потом зачем-то встала на нее и переступила ногами, пытаясь удержать