Как она и предполагала, танцевала Лилиана превосходно.
Кузен тоже танцевал отлично, и сейчас, когда заиграла популярная песенка, они стали тщательнее следить за своими движениями. На пятачке в несколько квадратных футов – на большее в маленькой комнате, полной народа, рассчитывать не приходилось – они умудрялись делать эффектные шаги и вращения. В какой-то момент кузен оторвал Лилиану от пола и закружился с ней на месте, а когда опустил, она звонко рассмеялась, кинув взгляд на Фрэнсис, и у Фрэнсис возникло ощущение, что смех предназначался только ей одной.
– Развеселая у вас подружка, – сказал Эварт на ухо.
Фрэнсис кивнула:
– Да, она такая.
– Она малость перебрала. Завтра утром очень пожалеет.
Но Фрэнсис знала: спиртное здесь ни при чем.
Лилиана заметила, что они ее обсуждают, и слегка отклонилась от своего партнера:
– Что вы там про меня говорите?
– Ничего.
– Я тебе не верю!
Она продолжала смотреть на Фрэнсис поверх плеча кузена – все время старалась встретиться с ней глазами, но при этом делала вид, будто пристальный взгляд Фрэнсис ее смущает, и один раз даже махнула рукой, словно веля отвернуться: мол, не отвлекай меня от дела. Эварт и кузен начали переглядываться, пожимая плечами. В паузе между песнями Фрэнсис услышала, как кузен говорит Лилиане: «Ты сегодня шальная какая-то. Мне прям боязно танцевать с такой шальной девчонкой». Но она вцепилась в него, протестуя, не отпустила от себя – и снова расхохоталась, и снова посмотрела на Фрэнсис, и снова Фрэнсис почувствовала, что смех предназначается ей, и никому больше.
Эварт наклонился поближе:
– У вас с подружкой явно что-то на уме. Ее забавляет, что вы сидите здесь со мной?
– Не думаю, – ответила Фрэнсис, не понимая, о чем он.
– Мне кажется, она вас поддразнивает. Она ведь замужем?
– Да.
– Я так и понял. Хотя по ней не скажешь. На месте мужа я бы ее хорошенько отшлепал… А вы?
– Да, я бы тоже отшлепала.
Эварт беззвучно хохотнул:
– Нет, я про другое. У вас есть парень? Уж не поэтому ли ваша подружка веселится? Надеюсь, он не явится и не поставит мне фингал под глазом?
До чего же лицо у него симпатичное, подумала Фрэнсис. Не найдясь с ответом, она приняла чопорный вид и отвернулась. Но тут же осознала, что не испытывает к Эварту ни малейшей неприязни. А испытывает, если подумать, странное искушение откинуться к нему на плечо, ощутить крепкое давление его бедра на свое бедро. Должно быть, Эварт почувствовал в ней эту внезапную податливость, эту готовность уступить: когда сковородное шипение следующей пластинки сменилось громом музыки, Фрэнсис расслышала довольный смешок, вырвавшийся у него.
Лилиана наконец сменила партнера и теперь танцевала с худым белокурым пареньком из кучки молодежи, толпившейся у противоположной стены. В танце он провел Лилиану к своим приятелям, хохоча и перекидываясь с ней шуточками. Другие пары окружили их, загораживая от Фрэнсис, – теперь она лишь изредка видела мельком белое платье и чулки, блестящие черные волосы, смазанные красные губы. Отглотнув еще немного крюшона, она почувствовала, как Эварт придвинулся теснее, прижался коленом к ее колену. Ухо Фрэнсис обдало теплым дыханием, и она поняла, что он повернулся к ней и положил руку на спинку дивана у нее за плечами. Когда он заговорил, голос защекотал ухо, будто осиное жужжание.
– Так как насчет поездки в Хенли?
– В Хенли? – переспросила она, не отнимая бокала от губ.
– Ну да, в Хенли. Говорю же, я могу взять машину у своего приятеля в любое время, когда захочу. Славный маленький автомобиль красного цвета. Что скажете?
Лилиана с белокурым пареньком наконец отошли от компании молодых ребят. Они танцевали полупьяное аргентинское танго, прижавшись друг к другу щеками. Время от времени Лилиана отстранялась от партнера и жаловалась, что у него щетина колючая или что он все ноги ей оттоптал, но не сопротивлялась, когда он вновь притягивал ее к себе.
– Так что скажете? – повторил Эварт.
– Ой, не знаю даже… – Фрэнсис говорила, не глядя на него и по-прежнему держа бокал у губ. – Я всегда очень занята. – Потом она напрягла ум и вспомнила проверенную отговорку времен своей юности. – Моя мать ужасно старомодна в подобных вопросах.
Эварт рассмеялся и шутливо толкнул ее локтем:
– Вам же не нужно на все спрашивать позволения у мамочки?
Фрэнсис тоже рассмеялась:
– Не нужно, в общем-то.
– В любом случае я могу зайти к вам, все чин чинарем. Чтобы ваша матушка увидела, какой я надежный малый. Держу пари, я ей понравлюсь.
Фрэнсис кивнула, по-прежнему улыбаясь, по-прежнему не глядя на него.
– Ну, в чем-то понравитесь, в чем-то нет.
– Да бросьте! Понравлюсь во всех отношениях.
Эварт говорил так, будто все уже решено. Когда он закинул руку на спинку дивана, пиджак на нем распахнулся, и Фрэнсис буквально физически ощущала жар, исходящий от него, от нагретых металлических пуговиц жилета. Было в этом крупном горячем теле что-то необъяснимо притягательное: Фрэнсис ясно поняла, что, если повернет лицо к Эварту, он ее поцелует. Продолжая наблюдать за Лилианой, гибко и упруго двигавшейся в объятиях белокурого партнера, она уже почти решилась повернуться, поцеловаться – почему бы и нет, собственно говоря? Она отпила еще глоточек теплого крюшона, закрыла глаза и снова почувствовала жаркое дыхание Эварта на своей щеке, пахнущее пивом, но одновременно по-юношески свежее.
Кто-то легонько толкнул ее носком туфли в ногу. Открыв глаза, она увидела перед собой Лилиану. Пока меняли пластинку, Лилиана оставила своего партнера и теперь хотела потанцевать с ней. Фрэнсис вскинула ладонь – о нет! Лилиана схватила ее за руку и попыталась поднять с дивана.
– Нет! – вслух сказала Фрэнсис, расплескивая свой напиток и поспешно ставя бокал на столик рядом.
– Да! – упорствовала Лилиана, не ослабляя хватки. – Пойдем!
Она упрямо выдвинула челюсть и тянула тем сильнее, чем больше Фрэнсис сопротивлялась – теперь уже обеими руками, больно впиваясь ногтями ей в запястье. Наконец Фрэнсис сдалась и неохотно встала с Лилианой в исходную танцевальную позицию. Эварт передвинулся на освободившееся место и, добродушно ухмыляясь, наблюдал за ними.
Заиграла музыка, опять танго. С положением рук они разобрались не сразу.
– Кто ведет?
– Не знаю.
Они сделали несколько шагов и запнулись, потом еще несколько – и снова запнулись, но в конечном счете вышли на подобие медленного тустепа и просто переступали взад-вперед, в то время как все остальные пары то резко приседали в танце, то вскидывались и стремительно кружились. Но даже незамысловатый тустеп у них получался плохо: ноги заплетались, ладони обильно потели. Время от времени, чтобы не столкнуться с какой-нибудь парой, они прижимались друг к другу грудью или бедрами – и тотчас же отстранялись, шутливо гримасничая. Фрэнсис уже устала раздвигать губы в улыбке, а Лилиана все заливалась смехом, будто не в силах остановиться, и повторяла снова и снова: упс!.. о господи!.. ой, извиняюсь!..
– Нет, это я извиняюсь.
Пластинка крутилась, казалось, целую вечность. Они танцевали и танцевали, без всякого ритма, без всякого удовольствия. Однако, когда музыка прекратилась, они остались стоять среди других пар, не размыкая рук. А когда все-таки отступили друг от друга, Фрэнсис показалось, что пространство между ними упруго растянулось, как нечто живое, и пытается снова сжаться.
Все с теми же неподвижными делаными улыбками они отошли к группе молодых парней и девушек, которые собрались вокруг патефона и бурно обсуждали, какую пластинку поставить. Лилиана взглянула через плечо на Фрэнсис и сказала сквозь шум и гам:
– Он тебя ждет, тот парень. Как его зовут? – Она говорила весело, но с легкой дрожью в голосе. – Ты его покорила. Он тобой совершенно очарован.
После секундного колебания Фрэнсис ответила:
– Это твоя заслуга.
Лилиана недоуменно приподняла брови:
– В смысле?
– Он очарован мной потому лишь, что я очарована тобой – сияю отраженным светом, так сказать. Значит, это твоя заслуга.
Выражение лица у Лилианы переменилось. Она потупила глаза и приоткрыла губы. Сердце у нее забилось чаще, словно подскочив к самой ямочке под горлом и запульсировав там, – подобное Фрэнсис уже видела однажды. Когда она насчитала шесть ударов, семь, восемь, девять, Лилиана подняла взгляд и тихо произнесла:
– Отвези меня домой, а?
Она сказала это таким тоном, будто давала на что-то согласие, признавала свое соучастие в чем-то. Фрэнсис нашарила ее руку, коротко пожала, а потом отпустила и решительно направилась к двери. При виде этого Эварт начал подниматься с дивана, но она молча прошагала мимо, прямо в холл, где принялась искать в куче шляп и сумок свои с Лилианой вещи.
Чуть погодя Фрэнсис вскинула глаза и обнаружила, что Эварт вышел за ней следом и изумленно на нее смотрит.
– Никак вы уже уходите?
Фрэнсис постаралась принять извиняющийся вид:
– Да, к сожалению. Моя подруга… Ей немного нехорошо.
– Оно и неудивительно, если столько выпьешь! А что, за ней больше некому присмотреть?
– Да нет, спиртное здесь ни при чем… дело в жаре, я думаю. И нам нужно успеть на поезд, ехать-то долго.
– Всего лишь до Камберуэлла, насколько я понял?
– Да, но…
– Мне ехать в том же направлении. Я провожу вас на станцию.
– Нет, не надо, – быстро сказала Фрэнсис. – Моя подруга… ей страшно неловко. Правда не надо. Пожалуйста.
Эварт уже отыскал свою шляпу и теперь нерешительно стоял с ней в руках.
– Но мы с вами так славно общались.
– Да, я была очень рада познакомиться.
– А что насчет нашей поездки?
– О…
Из гостиной вышла Нетта, с пустыми бокалами в руках. Фрэнсис с облегчением повернулась к ней:
– Доброго вам вечера, миссис Роулингс. Все было очень, очень мило. Мы с Лилианой уже уходим.
– О, вот как? Эварт проводит вас на станцию?