– Мне следовало бы поздравить тебя письменно.
– Да, я ждала поздравлений.
– Я была… очень занята.
– О чем ты и написала в своей очаровательной открытке.
– У меня кое-что произошло дома. Я…
Но Кристина толком не слушала. Сигарета у нее погасла, и она выхватила сигарету из пальцев Фрэнсис, чтобы от нее прикурить.
– Кое-что произошло? – переспросила она. – На Чемпион-Хилл? Неужели ты нашла новую отличную мастику для пола?
– Нет, не мастику, а…
– Нафталиновые шарики?
– …любовь.
Последние слова они произнесли одновременно, а потому Кристине понадобилось несколько секунд, чтобы уразуметь сказанное. Затем она выпрямилась и воскликнула не совсем естественным тоном:
– Любовь! Господи боже! Но с кем? – Возвращая Фрэнсис сигарету, она шутливо добавила: – Не с Лил же? Вашей постоялицей?
Фрэнсис смотрела на очередного клерка, появившегося за оградой.
– На самом деле – с ней, – спокойно ответила она, когда мужчина прошел мимо.
Улыбка Кристины погасла.
– Ты шутишь, Фрэнсис.
– Нисколько.
– Но… постой. Погоди минутку. Я понятия не имела, что она тебе нравится.
– Еще полтора месяца назад я и сама не имела понятия. Или просто не признавалась себе. Не знаю. Это налетело как вихрь.
– Но… надеюсь, до объяснений дело не дошло, Фрэнсис? Я тебе не советую, очень не советую.
– До объяснений? О, для нас это давно пройденный этап.
– То есть ты хочешь сказать, что вы с ней вступили в… любовную связь?
– Да.
– При живом-то муже? Он знает?
– Нет, конечно.
– И как долго это продолжается?
– Без малого месяц – срок небольшой, я знаю. Но по ощущениям гораздо дольше. И с каждым днем нас затягивает все глубже. Мне кажется, все началось уже давно. Даже у Лилианы. Нас влекло друг к другу еще до того, как… А теперь мы жить друг без друга не можем.
– Но как вы ухитряетесь? Когда видитесь наедине?
– При каждой возможности. Но мы очень осторожны, мы же не идиотки. И в каком-то смысле у нас ничего не изменилось. Мы и раньше проводили время вместе едва ли тайком. Изменился лишь способ нашего времяпрепровождения.
До сих пор Фрэнсис говорила чуть смущенно, но сейчас слабо усмехнулась, и Кристина, заметив это, цокнула языком:
– Подробности меня не интересуют, спасибо. Не знаю, что и сказать, честное слово. Я всегда думала, что мистер Барбер идеальный муж.
– И я так думала. И Лилиана.
– Полагаю, и сам муж тоже. Но неужели твоя мать ничего не подозревает? По-твоему, ты сможешь и дальше все скрывать, живя с ней в одном доме?
– Не забывай, я давно уже наловчилась скрывать от матери все, что ей не надо знать. Я имею в виду не только… нас с тобой. А и разные другие вещи вроде… ну например, собираясь в город, я прячу бутерброды в сумку, чтобы она не догадалась, что я не могу себе позволить перекусить в кафе. Или хожу в рваном нижнем белье, лишь бы у нее оно было поприличнее. Ты думаешь, что я пытаюсь ее наказать, выставляя себя мученицей, да? Ты даже не представляешь, сколько мне приходится врать по мелочам, чтобы скрыть от нее наше истинное финансовое положение. Но когда я с Лилианой, мне нет ни малейшей необходимости лгать. Такое ощущение, словно во мне развязывается какой-то тугой узел. Или словно все мои острые углы сглаживаются.
Теперь Кристина смотрела на нее с недоумением:
– Так это действительно Любовь? С большой буквы?
– Ох, Крисси, я не знаю, как еще это назвать.
– Но что дальше? К чему это приведет? Ты рассчитываешь, что она бросит мужа ради тебя?
– Я ни на что не рассчитываю, и она тоже. Мы вообще не думаем о будущем. Мы наслаждаемся настоящим.
Кристина нахмурилась:
– Ты не думаешь о будущем. То есть уподобилась всем вокруг.
– Ну и что, если так? В кои-то веки я шагаю в ногу со всем миром. Это же не убьет меня, верно? И сейчас повсюду столько вражды, столько ненависти и гнева. Мы с Лилианой… мы не можем отказаться от этого маленького кусочка любви. Просто не можем.
Голос у Фрэнсис охрип от сильного волнения, неожиданного для нее самой, и во время последовавшей паузы она мысленно обругала себя за излишнюю откровенность и сентиментальность. Но Кристина, отвернувшись от нее, чтобы сделать последнюю затяжку и растереть окурок о старую гладкую брусчатку, сказала лишь одно:
– Да уж, миссис Барбер можно только позавидовать.
Что она имеет в виду, было совершенно очевидно, хотя они еще ни разу не заводили разговора на эту тему. Немного помолчав, Фрэнсис прошептала:
– Я тебя бросила, Крисси.
– Да. Я все ждала, когда ты это признаешь.
– Но я потеряла больше, чем ты.
– Неужели? С чего ты взяла?
– Ну как с чего? Ты живешь жизнью, о которой мы мечтали, только не со мной, а со Стиви.
Кристина смахнула с рукава комочек пепла и неохотно проговорила:
– Ну, положим, я бы предпочла жить с тобой.
Признание ошарашило Фрэнсис.
– Ты шутишь? Я думала, ты счастлива со Стиви.
Кристина состроила гримаску:
– Так я и счастлива. Не воображай о себе лишнего. Сейчас я ни за что не променяю ее на тебя. Действительно, Фрэнсис, ты такая противоречивая натура, такая дикая смесь консервативности и безрассудства… У меня с тобой была бы не жизнь, а сплошные слезы. Я бы, наверное, тебя придушила в конце концов! Просто… ну, я жалею, что лишилась возможности выяснить, каково с тобой жить. А самое главное, – добавила она, – мне было бы страшно приятно, если бы ты, выбирая между мной и жизнью, протекающей за чинными чаепитиями, благотворительными базарами и пасьянсами с матерью, выбрала меня. Но ты не выбрала, вот и весь разговор.
Кристина сидела с опущенной головой, теребя складки своего платья. Кончики пальцев у нее голубоватые от чернил, ногти обгрызены. По какой-то цепи ассоциаций, слишком затейливо закрученной, чтобы распутывать, при виде этих беспокойных рук Фрэнсис вспомнила один момент в самом начале их с Кристиной истории – когда она на общественном собрании открыла книгу и нашла в ней записку. «Тупица несчастная! Неужели ты до сих пор не поняла, что ты мне ужасно, ужасно нравишься?»
Вероятно, Кристина вспоминала что-то подобное. Сквозь приглушенный шум транспорта внезапно донеслась жизнерадостная мелодия: по Флит-стрит проезжал автофургон, с которого рекламировалось какое-то городское мероприятие. Музыка звучала все ближе и громче, потом стала постепенно затихать, а когда совсем замерла вдали, Кристина со вздохом пробормотала:
– Значит, «нашу» песню сегодня никто не крутит. – Она поднялась на ноги и одернула платье. – Мне пора домой. Пойдем?
Они вышли из дворика и усталым шагом вернулись на Флит-стрит. Когда они достигли Стрэнда, Фрэнсис сказала:
– Я сверну на мост, если ты не возражаешь. Как твоя мозоль?
– Не возражаю. Мозоль – терпимо.
– И ты простила меня?
– Простила?
– Ну да, за… О, подожди минутку, я сейчас.
На тротуаре у церкви Сент-Клемент-Дейнс всегда сидела цветочница – старуха с лицом табачного цвета, которая однажды сказала Фрэнсис, что как-то раз в детстве продала гвоздики самому Чарльзу Диккенсу. Сейчас Фрэнсис перебежала через оживленную улицу, уворачиваясь от автомобилей, и купила у нее букет белой сирени. Она вернулась, лавируя в потоке сигналящих машин, и Кристина сделала кислую мину.
– Для миссис Барбер, полагаю.
– Для тебя. На твой день рождения. Извини, что забыла.
Залившись румянцем, Кристина взяла цветы и зарылась в них лицом:
– Спасибо. Я была рада повидаться с тобой. Не пропадай еще на месяц.
– Не пропаду. И да, Крисси, насчет нас с Лилианой… ты же не станешь никому рассказывать? Даже Стиви? Лилиана панически боится, как бы до родни не дошло.
– И я ее прекрасно понимаю. А ты?
– Боже, ты невыносима. Я думала, ты сочтешь все это прогрессивным, в духе Гордон-Сквер.
– Но миссис Барбер не из Блумсбери.
– Пожалуйста, называй ее Лилианой. По-твоему, значит, в Блумсбери живут по одним правилам, а в предместьях – по другим?
– А если муж узнает? Что тогда?
– Не знаю. Мы о завтрашнем дне не думаем. Я же сказала, в этом-то вся прелесть наших отношений.
Кристина бросила взгляд на прохожих и понизила голос:
– Ты там поосторожнее! Все-таки замужняя женщина, Фрэнсис! Живущая в законном браке, а не как мы со Стиви. Добром это не кончится!
Чем все кончится, хотела сказать Фрэнсис, сейчас невозможно представить. Так в пору звонкой юности ты просто не в состоянии вообразить себя старым и немощным; так в расцвете жизненных сил никогда не думаешь о смерти.
Но вместо этого она молча кивнула, поцеловала Кристину в щеку и пообещала:
– Я буду осторожна.
Затем они расстались. Кристина похромала по направлению к Ковент-Гарден, а Фрэнсис зашагала по мосту на юг – посередине моста она остановилась и немного постояла у парапета, задумчиво глядя на коричневатую воду внизу.
На набережной она снова остановилась, разглядывая витрину сувенирной лавки. Там были выставлены китайские фарфоровые безделушки: ветряные мельницы, домики, кошечки и собачки. Среди них уютно размещался фургончик с лошадкой – цветастая дешевая вещица, предназначенная для малых детей или слабоумных старушек, но при виде нее сразу вспомнилась Лилианина фантазия насчет цыганских короля и королевы. Стоил фургончик шиллинг и шесть пенсов. Это будут выброшенные деньги. И Фрэнсис уже потратилась на букет сирени…
«Ох, да какого черта! – подумала она. – Человек не каждый день влюблен по уши!»
Она решительно зашла внутрь и купила безделушку, а по возвращении домой прямиком поднялась к себе и потратила уйму времени на то, чтобы красиво завернуть ее в разноцветную бумагу и перевязать ленточкой.
Фрэнсис отдала подарок Лилиане на следующее утро, пока мать копошилась в саду. Она вручила его со смехом, и Лилиана тоже рассмеялась, развернув обертку, но когда дешевая фарфоровая безделица оказалась между ними, в сложенных горстью ладонях, обе почему-то перестали смеяться и посерьезнели.