Фрэнсис села на пятки. В ушах у нее все еще звучал голос Леонарда. Она все еще ощущала его цепкую хватку под плечевым сгибом, тяжесть его тела, наваливающегося сзади.
– Лилиана, – прошептала она, – мне кажется, он умер. Мне кажется, ты его убила.
Несколько мгновений Лилиана тупо смотрела на нее. Потом ее лицо плаксиво сморщилось.
– Нет! Не может быть! Такого просто не может быть! Он притворяется – дурачит нас!
Она снова кинулась к мужу, затрясла за плечо:
– Ленни! Вставай! Прошу тебя! Это не смешно! Хватит, Ленни! Ты меня пугаешь. Ты пугаешь Фрэнсис. Мы тебе наврали про нас. Это все неправда. Между нами ничего нет. Пожалуйста! Ну пожалуйста, очнись!
Однако с каждым следующим словом голос Лилианы утрачивал настойчивость. Должно быть, она тоже увидела перемену, произошедшую с Леонардом, какую-то неправильность. «Пожалуйста, ну пожалуйста!» – продолжала повторять она, но уже машинально, бессмысленно. Наконец Лилиана умолкла, перестала дергать, теребить Леонарда и в страхе уставилась на него.
Потом перевела взгляд на Фрэнсис:
– Что нам делать?
Фрэнсис все еще задыхалась. Пальцы у нее были липкие от крови.
– Не знаю.
– Не может быть, чтобы он… я не… О боже, что скажут его родители? – Лилиана содрогнулась от ужаса и опять посмотрела на Леонарда. – Что я натворила? Не могу поверить! Не может быть, чтобы он умер! Просто не может быть! От такого не умирают! Ленни, очнись же! Господи, он весь в крови! Нет-нет, не может быть, чтобы он умер! Он ведь прошел всю войну, Фрэнсис! Ну почему, почему он вернулся домой так рано? И зачем ты сказала ему про нас? Кто тебя тянул за язык? Боже, это какой-то кошмарный сон!
В голосе Лилианы, звучавшем испуганно и недоверчиво, теперь послышались истерические нотки. Фрэнсис подползла к ней и обхватила руками. Они неловко обнялись – одна сидя корточках, другая стоя на коленях – в ярде от Леонардовых безжизненно раскинутых ног. Лилиана уткнулась лицом в плечо Фрэнсис и стонала, стонала, стонала. Но объятие было таким же неправильным, как бездыханное тело Леонарда. Они тесно прижимались друг к другу, но между ними пульсировал темный электрический страх. Сердца их колотились, но не слаженно, а каждое в своем диком ритме.
Нет, это невыносимо!
Фрэнсис решительно высвободилась. Лилиана права: не может быть, чтобы он умер. Она вернулась к Леонарду и возобновила свои попытки оживить его. Наверняка есть какой-то способ. Должен быть! Да, он потерял много крови: вся подушка намокла, и разбросанные по ковру вещи забрызганы. Но все равно, нельзя же взять и умереть вот так вот! И рана, смотри-ка, уже не кровоточит. Это же хорошо, правда? Какое-нибудь шоковое воздействие на организм – удар, встряска – наверняка приведет Леонарда в сознание. Фрэнсис заметила на каминной полке стакан воды и выплеснула половину ему в лицо. Вода смешалась с кровью, и ничего больше. Остальное она влила Леонарду в рот, пальцем отодвинув язык. Но вода не протекала в горло, неподвижно стояла во рту, точно в вазе, и это было ужасно, ужасно…
Поставив стакан на пол дрожащей рукой, Фрэнсис взглянула на часы: десять минут десятого. Она попыталась собраться с мыслями. Закрыла глаза, как ей показалось, на секунду, а когда снова посмотрела на часы – обнаружила, что прошло целых две минуты.
– Надо что-то делать, – сказала она. – Я пойду за врачом.
Лилиана тряслась всем телом.
– За врачом?
– Вероятно, он уже ничем не поможет, но… Что еще остается делать?
– Но что мы ему скажем?
– Не знаю. Правду, полагаю.
– Что я ударила Лена?
– А что еще мы можем сказать?
– Но ведь тогда он вызовет полицию, да?
– Думаю… да, будет обязан вызвать.
– Нет, Фрэнсис. Нет. Я не верю, что он умер! Не верю! Надо попробовать еще что-нибудь. – Лилиана опять потянулась к нему. – Лен! Ленни! – Она сжала и погладила безжизненную руку мужа. – Перестань, Ленни! Пожалуйста! Помоги мне, Фрэнсис! Наверняка можно что-то сделать! – Теперь она схватила другую его руку. Потом стала гладить его бедра, колени. Часы тикали – медленно, но неумолимо.
Фрэнсис попыталась оттащить Лилиану:
– Оставь, это бесполезно.
Лилиана, с мокрыми от слез щеками, продолжала тормошить Леонарда.
– Нет, неправда!
– Правда. И ты это знаешь, Лилиана. Прекрати. Мы должны сделать что-то осмысленное. Чем дольше мы тянем, тем более странным все кажется. Вернее, тем более странным все покажется полицейским.
При последних словах Лилиана на мгновение застыла. Потом подняла глаза на Фрэнсис и спросила по-детски тонким голосом:
– Ты же не скажешь, что я его ударила?
Фрэнсис тяжело сглотнула:
– Мы обе заявим, что все случилось нечаянно и непреднамеренно.
– Меня обвинят в убийстве. Меня повесят, Фрэнсис!
– Нет. Ничего такого не будет. Не может быть и не будет! – Но голос Фрэнсис дрожал, и сердце словно корчилось в груди. Было уже почти двадцать минут десятого. Еще десять минут пролетело! Фрэнсис сделала несколько прерывистых вдохов. – Нам всего лишь нужно четко объяснить, что случилось. Если мы дадим ясные показания, все будет в порядке. В конце концов, Леонард меня душил. У меня должны остаться синяки… – Она отвернула воротник. – Есть здесь какие-нибудь следы?
Лилиана смотрела на ее горло невидящим взглядом:
– Но они станут расспрашивать, из-за чего мы ссорились. Они узнают про нас с тобой. Узнают про выкидыш. Я не могу допустить такого, Фрэнсис, не могу! Должен быть какой-то другой выход. Ох, я чувствую себя ужасно, умираю прямо!.. Нет, Фрэнсис, подожди! – Фрэнсис двинулась с места, и Лилиана вцепилась ей в руку. Она по-прежнему стояла на коленях. – Наверняка есть другой выход. Мы столько сделали, чтобы быть вместе. А они разлучат нас. Это несправедливо! Ведь мы столько сделали!
В ее хватке чувствовалась вся сила страха, ею владевшего. Лицо Лилианы покрывала зеленоватая бледность.
– Пожалуйста, Фрэнсис. Пожалуйста! Разве нельзя придумать что-нибудь… ну хоть что-нибудь! Разве нельзя сказать, что… что он упал? – Уцепившись за эту мысль, она усилила хватку. – Разве нельзя сказать, что он упал и ударился головой? Если мы перевернем его на бок и подложим под голову что-нибудь?…
– Но что? – Фрэнсис безнадежно огляделась вокруг. – Каминной решетки здесь нет. И вообще никаких твердых предметов. Только тысяча расшитых подушечек! Посмотри на рану, на всю эту кровь! Врач сразу поймет, что мы лжем. Чтобы так проломить череп, нужно хрястнуться о ступеньку или о камень.
– А если он упал не дома? Мы можем сказать, что он пришел и мы пытались оказать ему помощь. Помнишь, кто-то напал на него ночью на улице? Он же тогда добрался до дома, верно? И кровь из него тогда хлестала ручьем. Мы можем сказать, что он пришел весь в крови и сказал нам, что упал, а потом… потом взял и умер…
– Ах, Лилиана, будь разумна! С такой раной он и шага не смог бы сделать. Нам никто не поверит.
Лилиана судорожно стискивала пальцы Фрэнсис:
– Ладно, а если он вообще не приходил? Можно ведь вынести его наружу и положить где-нибудь, да?
– Вынести на улицу? На глазах у прохожих? Как ты себе это представляешь?
– Но сегодня он шел не улицей, а садом. Надо перетащить его в сад!
– Ты, вообще, серьезно?
– Не знаю!.. Да, серьезно. Просто мне страшно, очень-очень! Нам бы только вынести его из дома! Тогда полицейские поневоле заключат, что произошел несчастный случай, даже если у них останутся сомнения. Мы же можем оттащить его за садовую калитку? В проулок? Там его кто-нибудь найдет. Это же не то что прятать тело. Совсем не то. Пожалуйста, Фрэнсис. Пожалуйста!
Боже, какой кошмар! Нет, это хуже любого кошмара! Фрэнсис вырвала свою руку у Лилианы и закрыла лицо ладонями. Она видела только два возможных пути – оба темные, оба страшные. Чтобы двинуться по одному из них, она должна сейчас же побежать за доктором. Он увидит мертвого Леонарда с пробитой головой и увидит Лилиану – Лилиану в таком вот состоянии, беспомощную и больную. Последуют расспросы, слезы, неизбежная ложь. Мать, вернувшись, застанет полицейского у двери, суматоху в доме…
Как ни странно, именно мысль о матери, а не переживания за Лилиану, заставила Фрэнсис склониться ко второму пути. Она пристально посмотрела на тело Леонарда. Подошла, чтобы получше разглядеть тошнотворную рану. Удастся ли инсценировать несчастный случай? Если они придадут телу определенную позу, подложат под голову какой-нибудь острый камень? Получится ли у них? Получится ли?
– Нести придется вдвоем, – медленно проговорила Фрэнсис. – Без твоей помощи мне не справиться… Нет, это сущее безумие! Даже если предположить… У тебя не хватит сил.
Лилиана вытирала глаза ладонями.
– Я смогу.
– Да ты же совсем больная! Господи, не знаю даже. Я плохо соображаю. А время идет!
Минутная стрелка передвинулась еще на одно деление.
– Давай хотя бы попробуем! – взмолилась Лилиана.
Фрэнсис взглянула на нее:
– Ты действительно хочешь?…
Но Лилиана уже поднималась на ноги:
– Что нам понадобится? Уличная обувь? Что еще? Скажи, Фрэнсис!
Фрэнсис не знала, что делать. Она снова приникла ухом к груди Леонарда, в безумной надежде уловить какой-нибудь признак жизни, какое-нибудь слабое биение или трепетание, которое она не расслышала раньше… Нет, ничего. Да и тело, похоже, уже остывало. Лицо Леонарда, с тусклыми щелками глаз и высунутым розовым языком, стало еще меньше походить на человеческое.
Фрэнсис попыталась все обдумать.
– Так. Рану надо зажать подушкой, иначе кровь накапает повсюду. Надо привязать подушку к голове. А чем? Каким-нибудь его шарфом? И мне нужно что-нибудь, чтобы прикрыть свое платье, – фартук, или полотенце, или…
Держась руками за живот, Лилиана кинулась за дверь.
Она вернулась почти сразу, с охапкой вещей, которые бросила на пол перед Фрэнсис: полосатый фартук из кухни, синий вязаный шарф с вешалки, собственные темные туфли и туфли Фрэнсис, взятые в ее спальне. Фрэнсис недоверчиво уставилась на сваленные в беспорядке вещи. Лилиана подняла фартук и протянула ей: