Дорогие гости — страница 84 из 107

Атмосфера при данных обстоятельствах не могла быть иной, кроме как мрачной. Гроб покоился на козлах перед алтарем: отделанный рыжеватой медью и покрытый рыжеватым лаком, он своим цветом тревожно напоминал самого Леонарда, а два возложенных на него цветочных венка – с надписями «БРАТУ» и «СЫНУ» – вызывали тяжелые мысли о чрезвычайной преждевременности этой смерти. Пока священник произносил надгробное слово, люди плакали в носовые платки. Фрэнсис, боясь дать волю своему горю и тем самым как-нибудь себя выдать, изо всех сил сдерживалась, чтобы не поддаться заразительному плачу, и сидела в каменной неподвижности, словно и не дыша даже.

Но вскоре она почувствовала в общей атмосфере скорби еще что-то, какое-то дополнительное напряжение: заметила это в замкнутых, отчужденных лицах родственников Леонарда, в странном, вызывающем виде, с каким мужчины из семейства Барбер встали, чтобы поднять гроб на плечи по завершении службы. Во время медленного шествия по кладбищу участники похорон – точно уксус и масло – разделились на два обособленных потока, которые не смешались и у могилы. С одной стороны от нее собрались все из Пекхама, с другой – все из Уолворта, и лишь несколько мужчин – вероятно, сослуживцы или однополчане Леонарда – топтались в нерешительности, не зная, к какой из групп примкнуть. Фрэнсис было совершенно все равно, с кем стоять. Она просто хотела, чтобы все поскорее закончилось. Она вытягивала шею, пытаясь разглядеть Лилиану, но видела лишь ее склоненную голову и вздрагивающие от рыданий плечи. Когда гроб опустили в могилу и священник прочитал заключительную молитву, люди начали медленно расходиться, а Фрэнсис принялась пробираться через угрюмую толпу к Лилиане.

В следующую минуту напряжение, подспудно ощущавшееся все время, наконец прорвалось наружу: Фрэнсис не успела сделать и дюжины шагов, когда у изголовья могилы возникла какая-то возня. Семейные венки с надписями «БРАТУ» и «СЫНУ» изначально были помещены на самом виду среди груды цветов, но сейчас Вера и Нетта вознамерились их передвинуть, освобождая место для огромного букета лилий. Мать Леонарда и еще одна женщина – сестра или невестка – с бледными решительными лицами вырывали у Нетты букет, дергая за стебли.

Все происходило в полном молчании, но это пантомимическое выражение враждебности потрясало сильнее любых воплей. Люди оборачивались и застывали с разинутым ртом; никто не знал, что делать. Миссис Вайни, багровая от ярости, направлялась обратно к могиле с таким видом, будто собиралась ввязаться в схватку. Лилиана тянула ее за руку:

– Оставь, мама! Оно того не стоит, честное слово!

Неподалеку стояли два ирландских кузена, вместе с Мин и ее молодым человеком. Фрэнсис подошла к ним:

– Господи, да что здесь творится-то?

Мин прикрыла ладонью рот и нервно захихикала:

– Ах, мисс Рэй, прямо ужас какой-то! Мать Ленни не дает положить на могилу букет Лил.

– Но почему?

– Да из-за того, что в газетах пишут! Вы не видели разве? Какие-то мужчина и женщина показали, что кое-что слышали в ночь убийства, и…

Фрэнсис в смятении уставилась на нее:

– Это уже в газетах?

– В сегодняшней «Экспресс» – да. Но мы и так знали, от полицейских. А родители Лена теперь косо смотрят на Чарли. Говорят, что не знают, кому верить. Он должен был тоже нести гроб, но они вчера вечером заявили, что не нуждаются в его услугах. И вместо него взяли одного из кузенов Лена – который из «черно-рыжих» ко всему прочему! Лил считает, что они поступили так, чтобы насолить ей. И они говорят про нее всякие гадости.

– Например?

– Что она была плохой женой. Что у нее были слишком теплые отношения с Чарли. Ну и про деньги разное. Мол, такая огромная сумма…

– Какие деньги?

– Которые Лил должна получить после смерти Лена.

Этот чертов страховой полис! Если родня Леонарда уже знает про пятьсот фунтов, значит и газетчикам вот-вот станет известно! И как тогда повернется дело?

– Лил в страшном расстройстве из-за всего этого, – продолжала Мин. – Барберы в лицо ничего не говорят, но никто из них ей в глаза не смотрит. Они не пустили наш автомобиль ехать первым за катафалком. А теперь вон цветы убрали…

Ее прервали Вера и Нетта, которые подошли к ним широким шагом, яростно стряхивая с черных шелковых перчаток желтую пыльцу.

– Очаровательно, не правда ли, мисс Рэй? – сказала Вера. – Лен обхохотался бы. Предполагается, что теперь мы все возвратимся на Чевени-авеню, на чай с печеньем. Удивительно, что они нас вообще пригласили. Казалось бы, они должны бояться, что Лил подсыпет им мышьяку в чашки! Ноги моей больше не будет в их доме, ни за какие деньги. Мы отправляемся домой. – Она огляделась по сторонам. – А куда мама подевалась?

– Она и тетушка Кейт повели Лил к воротам, – ответил один из кузенов. – Ллойд, Пэт и Джимми подгонят туда машины.

– Хорошо.

Три сестры, опустив головы, двинулись по узкой дорожке; кузены и молодой человек Мин зашагали следом. Фрэнсис немного помедлила в нерешительности, потом поспешила за ними, надеясь перекинуться с Лилианой хотя бы словом, прежде чем ее увезут.

Но даже за каких-то пятьдесят минут, прошедших со времени, когда все прибыли на кладбище, новость о похоронах успела распространиться. У входа на кладбище было настоящее столпотворение. Репортеры, фотографы и обычные зеваки вроде тех, что торчали у здания суда в день дознания, – они появились невесть откуда и теснились у ворот, глазея на выходящих с кладбища. Мальчишки просовывали головы между прутьями ограды, а несколько даже сидели на ней верхом. Двое из них поймали взгляд Фрэнсис и прокричали требовательно, но дружелюбно, словно спрашивая дорогу:

– Здрасте! Мэм! А который здесь тот парень?

Это они про Чарли, сообразила Фрэнсис. И тут же увидела его: он разговаривал с сотрудником похоронного бюро; Бетти стояла рядом, под руку с ним. Оба выглядели униженными и оскорбленными. Лицо у Чарли страшно осунулось и казалось восковым. Вероятно, он спрашивал, есть ли другой выход с кладбища: сотрудник похоронного бюро кивал и показывал рукой назад, в сторону могил.

Резкий автомобильный гудок заставил Фрэнсис вздрогнуть. Повернув голову на звук, она узнала автомобиль Ллойда – и наконец увидела Лилиану, сидевшую сзади с матерью и теткой. Они пытались выехать с кладбища, но путь загораживал другой автомобиль, который стоял с открытыми дверцами, пока в него влезали представители семейства Барбер, мрачные и раздраженные. Ллойд и шофер Барберов высунулись из окон, чтобы выразить друг другу свое недовольство, а рыжеволосый мужчина, которого Фрэнсис впервые увидела только в часовне и сразу опознала как старшего брата Леонарда, ввязался в перепалку. Голос у него в точности как у Леонарда, отметила Фрэнсис с внутренним содроганием.

Наконец Барберы захлопнули дверцы, и автомобиль тронулся с места. Машина Ллойда медленно поползла вперед, и Фрэнсис осталось лишь стоять, глядя ей вслед. В окнах машины проплывали черно-серые отражения, и, когда в последний момент Лилиана обернулась, встретилась с ней глазами, прижала к стеклу руку в перчатке, Фрэнсис показалось, будто она с отчаянием смотрит на нее сквозь толщу текущей воды, будто она тонет.

Ее страдальческое лицо стояло перед Фрэнсис на всем обратном пути. Она снова и снова вспоминала, чтó сказала Лилиана в последнюю встречу: что она думает, не лучше ли пойти в полицию и во всем признаться. А вдруг она приняла такое решение? Господи, если бы они могли еще раз все обсудить! Может, поехать сейчас в Уолворт, попытаться увидеться с ней? Но какой смысл, если там они только и cмогут, что пару минут опасливо пошептаться в темном узком коридоре?

Ко времени, когда Фрэнсис вернулась домой и обнаружила, что матери по-прежнему нездоровится, у нее самой першило в горле и слезились глаза. Она легла в постель сразу после ужина, но не один час пролежала без сна, терзаясь тревогой. Наутро она встала совсем разбитая, но все же заставила себя сходить к ларьку за газетами. Сообщение о мужчине и женщине в проулке теперь было во всех до единого изданиях. А также выдержки из интервью, фотоснимки, репортажи о похоронах. И в прессе впервые появились фотографии Чарли. «Дейли скетч» даже сумела где-то раздобыть старый моментальный снимок с ним и Лилианой, где оба одеты для вечеринки, Лилиана – с обручем на лбу и длинными висячими серьгами в ушах. Это явно был групповой снимок, но обрезанный таким образом, что они двое выглядели почти как влюбленная пара. Подпись гласила: «Вдова миссис Барбер и ее друг мистер Уисмут, который продолжает помогать полицейскому следствию».

Страх не отпускал Фрэнсис весь день, а вечером тенью последовал за ней в постель и проник во сны. Ранним утром понедельника она, вздрогнув, проснулась в полной уверенности, что услышала требовательный стук в дверь. Может, полиция? Или даже Лилиана? Галлюцинация настолько походила на реальность, что в конце концов Фрэнсис, дрожа от дурных предчувствий, зажгла свечу, на цыпочках спустилась в холл и тихонько приоткрыла дверь, не снимая цепочки. На крыльце никого, на темной улице ни звука, ни движения – лишь изредка шуршат по-мышиному палые листья, гонимые легкими дуновениями ветра.

После полудня, измученная круговертью неотвязных мыслей, Фрэнсис поехала трамваем в город, а там отправилась на Клипстон-стрит. Как только дверь квартиры отворилась и она увидела Кристину – детские голубые глаза, ужасную стрижку, – она неожиданно для себя разрыдалась:

– Ах, Крисси!

Кристина шагнула вперед и обняла ее. Фрэнсис поплакала у нее на плече, потом сконфуженно полезла в карман за носовым платком, прижимая тыльную сторону ладони к сопливому носу.

– Стиви нет дома?

– Нет, она в школе, разумеется! Заходи же, не стой на пороге.

– Я тебя от дел отвлекаю.

– Не будь дурой! Заходи. Я страшно хотела с тобой увидеться.

Она провела Фрэнсис в квартиру и усадила в плюшевое кресло. Сняла с нее шляпу, стянула перчатки. Зажгла конфорку и поставила греться чайник, затем достала из буфета бутылку бренди и два бокала. Слезы мало-помалу унимались, и Фрэнсис вытерла лицо платком. Но когда Кристина вложила бокал ей в руку, ее вдруг опять затрясло, пуще прежнего. Она отпила маленький глоток, стуча зубами о стекло, и поставила бокал на столик, после чего с новой силой расплакалась в платок – и плакала, плакала навзрыд, пока у нее не разболелась голова.