«Мы считаем себя школой социальной справедливости», – рассказывает Хименес. Когда я прошу объяснить, что это означает, ее лицо снова озаряет улыбка: «Внутри школы идет постоянная дискуссия по этому вопросу, но идея в том, что наши методы преподавания должны отражать потребности учеников. Мы должны создать образовательное пространство, которое поможет детям в будущем стать проводниками перемен».
Это означает, например, что преподавание в школе ведется на нескольких языках. Учителя и члены местного сообщества считают важным, чтобы школьники учились на том языке, которым они лучше всего владеют. Это означает также то, что они активно выступают против расизма и стремятся давать учащимся знания, которые пригодятся им в жизни.
Школа, в которой преподает Хименес, называется «общественной» (community school)[206]. Учителя-активисты видят в этой модели альтернативу волне приватизации, в последние несколько десятилетий захлестнувшей городские школьные округа. Учителя демократическим путем принимают решения на уровне школы, учитывая в том числе мнение родителей и учеников.
Повышенное внимание Хименес к социальному аспекту своей работы во многом связано с личным опытом. Ее родители были иммигрантами из Мексики и работали на фабрике. По словам Хименес, отец, который был председателем профсоюзного комитета, «всегда говорил, как важно отстаивать свои права на рабочем месте». С первых дней работы в школе она стала сочетать преподавание с активизмом. Хименес была в числе учителей, уволенных из-за урезания школьных бюджетов после финансового кризиса 2007–2008 годов. Именно протесты против сокращения финансирования положили начало той борьбе, что двенадцать лет спустя привела Хименес в ряды бастующих. Она участвовала в крупной акции против сокращения бюджета, которая, однако, не принесла результата. Тогда Хименес поняла: «Нам предстоит пройти долгий путь, если мы действительно хотим изменить ситуацию; иначе ничего не получится».
Когда Хименес вернулась к преподаванию, школы были переполнены и находились на грани коллапса. Работа в новом кампусе имени Роберта Кеннеди, где ей предстояло участвовать в создании общественной школы, дала Хименес возможность применить свои идеи на практике как в классе, так и за его пределами и создать пространство, которое могло бы стать моделью для всех остальных школ в округе.
Помимо преподавания Хименес выполняет ряд других обязанностей. Разумеется, она регулярно встречается с учениками и их родителями, а также входит в состав комитетов, помогающих учителям в профессиональном развитии. Кроме того, каждую неделю Хименес находит время для собраний, в которых участвуют учителя, желающие поддержать самоорганизацию учащихся, или встречается с группами местных жителей, работающих совместно с профсоюзом. И все это при том, что Хименес – мать-одиночка и ей нужно проводить много времени со своей одиннадцатилетней дочерью, сопровождая ее на занятия по софтболу, уроки гитары и так далее.
С приходом администрации Трампа, затеявшей репрессии против мигрантов, ситуация еще сильнее осложнилась. «Каждую неделю мы видим новых учеников и понимаем, что им пришлось очень тяжело, – рассказывает Хименес. – Некоторые дети прибывают из мест заключения, но у нас нет возможности помочь им и удовлетворить их социальные и эмоциональные потребности». По ее словам, учителя пытаются выжать все возможное из имеющихся ресурсов. Их постоянно не хватает, но Хименес все равно благодарна школе за созданные условия.
«Нам нужно больше терапевтов и социальных работников, – говорит она. – У нас есть несколько проблемных позиций, с которыми мы никак не можем справиться. Учителя работают каждый день, консультанты делают все возможное, но…»
Быть авторитетом, наставником, советчиком и другом для своих учеников – это большая и трудная задача, которая дополнительно осложняется карательными дисциплинарными практиками в школах. Учащихся иногда обыскивают прямо в школе, но делается это по инициативе администрации и консультантов, а не школьной полиции (в Лос-Анджелесе есть специальные полицейские подразделения, работающие в учебных заведениях). «Люди, которым школьники должны доверять и c которыми должны чувствовать себя в безопасности, делают обстановку некомфортной для них», – говорит Хименес. По ее словам, чтобы построить доверительные отношения с учащимися, учителям необходимо изменить подход к дисциплине. «Какой могла бы быть альтернатива традиционной дисциплине, из-за которой небелые дети уходят из школ?» – размышляет она.
Сделать так, чтобы дети чувствовали себя в школе в безопасности, – ежедневный вызов для учителей. Небелые ученики и ученики-иммигранты по понятным причинам испытывают страх перед властями и одновременно боятся скулшутингов, которые так часто происходят в США. Хименес считает, что ее работа складывается из трех основных компонентов, ни один из которых не работает без двух других. Ученики должны чувствовать себя комфортно и безопасно в школе и понимать, что их ценят; родители – быть частью школьного пространства; учителя – иметь все необходимое, чтобы создавать в школе такие условия.
Поэтому Хименес возвращается к идее «убежища»: «Какой должна быть школа, чтобы мы могли назвать ее безопасным убежищем? Это должна быть общественная школа со всей необходимой инфраструктурой. На ее территории не должны действовать ни ICE [Иммиграционная и таможенная полиция США], ни местная полиция. Это должно быть место, где учащиеся будут чувствовать себя спокойно, способное стать организационным центром местного сообщества. Если сообщество сталкивается с проблемами, связанными с действиями полиции, жилищными условиями или еще чем-либо, школа должна не только защищать учащихся, но и поддерживать любые инициативы, возникающие внутри сообщества».
«Таких школ пока не существует, – говорит Хименес мечтательно, – но у нас есть представление о том, какими они могут быть».
С давних времен существует представление, что учителя должны видеть в своем занятии нечто большее, чем просто работу. С того момента, когда в США и Европе появились финансируемые государством школы, от учителей стали требовать, чтобы они относились к своей работе как к призванию, тратили на нее все свободное время, руководствуясь заботой об учениках. Однако эти ожидания вступают в противоречие с идеей о том, что учительские навыки – это не более чем «естественная» для человека склонность заботиться о детях, основанная на любви, чувстве одновременно слишком великом и слишком незначительном, чтобы получать за него справедливое вознаграждение. Подобно работе по дому (как оплачиваемой, так и нет), труд учителя считается основополагающим для общества, но при этом ему отказывают в праве называться «настоящей» работой.
Учителя находятся в незавидном положении. С одной стороны, от них требуют эмоционально и интеллектуально помогать подрастающему поколению, с другой – именно их делают козлами отпущения, если школе не удается устранить все препятствия, возникающие на пути учащихся. Учителя находятся где-то между общественными классами: они не получают того уважения, каким пользуются врачи или юристы, но при этом их и не воспринимают в полной мере как часть рабочего класса. Преподавание – это та работа, на которую легче всего устроиться иммигрантам и чернокожим. В силу этого и многих других обстоятельств учителя оказываются в двусмысленной ситуации. Работа учителем воспринимается как возможность повысить свой социальный статус, однако именно на учителей спускают всех собак, если что-то вдруг идет не так. Долгое время преподавание воспринималось как временная работа, шаг на пути к настоящей карьере (для мужчин) либо к материнству (для женщин). По сей день подавляющее большинство учителей – женщины, а учительский труд считается подобным материнскому – этостоль же важная работа, заниматься которой нужно исключительно из любви к своему делу. Учительница и писательница Меган Эриксон отмечает: «Быть плохим учителем – то же самое, что быть плохой матерью: это самый немыслимый, чудовищный, отвратительный и антисоциальный проступок, способный не только нанести урон нашей политической и экономической системе, но и вовсе разрушить ее»[207].
Иначе говоря, учителя – это, возможно, главные «труженики любви». При каждом сокращении бюджета от них ожидают, что они будут работать больше за меньшие деньги. Их профессия олицетворяет собой ту ловушку, в которую попадают все «труженики любви». Если учителя требуют улучшения условий труда, то их называют эгоистами, даже если их требования отвечают интересам учеников. Тем не менее учителя имеют огромный опыт сопротивления – они неоднократно пытались разрушить барьеры, возведенные вокруг них политиками и школьными администрациями, чтобы вовлечь в свою борьбу местные сообщества.
Преподавание не всегда было женской работой. В прошлом, до введения обязательного всеобщего образования, преподаванием занимались молодые мужчины, часто работавшие на полставки. Они работали в школах, где был всего один класс, или давали частные уроки. Некоторые учителя преподавали в нескольких местах одновременно, постоянно перемещаясь между школами. Женщины пришли в эту профессию с появлением «дамских школ», созданных англичанами в колониях. Это не были школы в нашем привычном понимании – дети приходили заниматься на дом к своим учительницам. Так как «классные дамы» выполняли обязанности, сходные с материнскими, эта профессия считалась приемлемой для женщин[208].
Настоящая «феминизация» образования началась после того, как начало расти число школ, финансируемых государством. Первое поколение школьных реформаторов открыто выступало за привлечение женщин в профессию. Кэтрин Бичер, сестра Гарриет Бичер-Стоу, авторки романа «Хижина дяди Тома» и видной общественной активистки, в 1830 году открыла школу для подготовки учительниц и стала одной из наиболее убежденных сторонниц прихода женщин в сферу образования. Занимаясь преподаванием, женщины (и сама Бичер, учившая будущих коллег) могли добиться «влияния, уважения и независимости», сохраняя при этом свои женские добродетели, писала она. Кроме того, преподавание, как верно заметила Бичер, способно было избавить женщин от необходимости выходить замуж по экономическим причинам. В своих выступлениях она превозносила способность женщин-учителей предотвращать восстания, подобные Французской революции, когда «простой народ» взял на себя смелость свергнуть своих правителей. Женщины-учителя, подобно миссионерам и священникам, должны были снимать общественное напряжение и прививать молодым поколениям нравственные ценности благодаря своей безграничной любви к детям