Гибкость – ключевое качество, требуемое от стажеров, и одновременно главная особенность стажировки. Стажеры должны одновременно учиться в процессе работы и демонстрировать свои навыки. Все, что им прикажут, они обязаны выполнять с улыбкой на лице. Вне зависимости от того, в какой сфере заняты стажеры, они оказываются в положении работников сферы услуг, обреченных улыбаться и на все требования клиентов реагировать фразой: «Да, сэр! Как скажете, сэр!» Важнейшая составляющая стажировки – это поиск полезных знакомств, которые могут помочь в будущем при устройстве на работу. Получается, что сама работа для стажеров уходит на второй план. Но по мере того как институт стажировки захватывает все новые сферы, работа все большего числа людей начинает напоминать стажировку. Широкое распространение получают временные формы занятости с гибким графиком, а работники все больше думают не о самой работе, а о том, как обзавестись полезными знакомствами, чтобы пробиться на новый уровень в системе труда, где нет никаких гарантий. Из-за распространения стажировок и усиления социальной нестабильности среди трудящихся соискателям теперь нужно продемонстрировать любовь к своему делу, чтобы получить работу[456].
Многие авторы считают, что предшественником современной стажировки был институт ученичества, существовавший в рамках системы гильдий. Традиция передачи знаний от мастеров к ученикам имеет многовековую историю и восходит еще к Законам Хаммурапи. Ученики должны были осваивать ремесло на практике, получая навыки, которые им предстояло использовать всю жизнь. Но в тот период, когда «искусство» и ремесло воспринимались как очень похожие занятия, мастера передавали знания своим ученикам совсем не так, как современные компании – стажерам[457].
В гильдиях докапиталистической эпохи ученики проходили интенсивную программу подготовки, годами обучались ремеслу у мастера, нередко становясь почти членами его семьи. Мастер заменял ученикам родителей и был обязан предоставлять им жилье, питание, одежду и другие необходимые вещи. Социолог Александр Френетт пишет: «Ученики должны были подчиняться своему мастеру так же, как подчинялись бы родителям: помогать ему в работе, быть верными ему и любить его сыновней любовью». Помимо всего прочего мастер давал ученику бесценные жизненные советы и прививал ему представления о морали. Отношения между мастером и учеником основывались на договоре. В Англии институт ученичества был официально оформлен в 1563 году с принятием Статута о ремесленниках, определявшего обязательства учеников и мастеров и устанавливавшего семилетний срок обучения. Впрочем, несмотря на наличие общих правил, условия обучения могли варьироваться. Бывало и так, что ученики сталкивались с притеснениями со стороны мастеров[458].
Адам Смит критиковал институт ученичества, считая, что он ограничивает свободу работников. Смит утверждал, что ученик должен получать за свой труд деньги, а не крышу над головой и питание. Как он писал, «приятность труда состоит исключительно в вознаграждении». И действительно, институт ученичества пришел в упадок после промышленной революции, когда широкое распространение получил наемный труд. В британских колониях ученичество первоначально регулировалось в соответствии с законодательством метрополии, однако в силу ряда факторов в зарождающейся империи не сложилась устойчивая система гильдий. Англичане ехали в Америку не только за мифической свободой, но и ради возможности поселиться на пустующей, как они считали, земле и сразу заниматься своим делом, вместо того чтобы учиться у мастера в родной Англии. (Разумеется, переселенцев не смущало, что для этого придется изгнать коренных американцев с принадлежащих им земель.) Ученики часто уходили от мастеров и отправлялись искать счастья на фронтире[459]. Проблема побегов учеников была решена с появлением института рабства: все белые работники были уравнены в статусе, а их обязанности легли на плечи африканцев, силой вывезенных с родного континента[460].
В Канаде ученики тоже «голосовали ногами» и уходили от мастеров. Для Монреаля, где два столетия спустя развернется забастовка стажеров, переломным моментом стало начало XIX века, когда бегство учеников в совокупности с ростом крупного производства и переходом на денежную систему оплаты труда спровоцировали кризис института ученичества. Его упадку также способствовало распространение государственных школ и высших учебных заведений. Теперь профессиональная подготовка выглядела совершенно иначе – если, конечно, речь шла о профессиях, требовавших какой-либо квалификации[461].
По мере того как реформаторы боролись за запрет детского труда, а семейная зарплата получала все более широкое распространение, прогрессивные движения стали предлагать новые подходы к обучению молодых работников. Они утверждали, что подростковый возраст – это особый период, не похожий ни на детство, ни на взрослую жизнь. Поэтому они считали, что юноши должны работать либо летом, либо после занятий в школе или университете, а сама подработка должна быть связана с учебой. Институт ученичества сохранился (и сохраняется по сей день) в некоторых профессиях, требующих особых навыков, но перестал быть доминирующей формой профессиональной подготовки[462].
В 1861 году был принят Закон о земельных грантах, по которому колледжи получили финансирование для организации практико-ориентированных учебных программ в области сельского хозяйства и ремесел. Корпоративная система (до сих пор существующая в некоторых колледжах) была также создана для того, чтобы дать студентам возможность чередовать занятия в учебном заведении с рабочей практикой и создать формализованную систему подготовки студентов по архитектуре и другим сходным специальностям. Эти программы тоже внесли свой вклад в появление института стажировки в том виде, в каком мы его знаем сегодня[463].
Но если быть совсем точным, то этот институт зародился в сфере медицины, где такая форма обучения на практике называется интернатурой. Как пишет Росс Перлин, автор книги «Нация стажеров» («Intern Nation»), студенты-медики «были интернированы (то есть заточены)» в стенах больниц, где «проводили год или два словно в чистилище, прежде чем войти в профессию». Будущие врачи проходили стажировки и до начала XX века, но после того как врачебная профессия оформилась институционально, процесс обучения молодых докторов стал более стандартизированным: из медицинской школы они шли в интернатуру, где получали практический опыт под наблюдением более опытных коллег. В 1904 году Совет по медицинскому образованию Американской медицинской ассоциации рекомендовал годичную интернатуру для выпускников медицинских школ, а уже к 1914 году подавляющее большинство студентов-медиков были обязаны проходить интернатуру. Как отмечает Перлин, критики «вскоре начали обвинять больницы в том, что они используют молодых выпускников медицинских школ как дешевую рабочую силу, выжимая из них все соки (такие же обвинения звучат и сейчас)»[464].
После интернатуры появилась следующая ступень медицинского образования, которая сейчас называется ординатурой. Ординатура – это долгие смены, «грязная работа» и почти полное отсутствие прав. В США интерны и ординаторы, часть из которых – члены Комитета интернов и ординаторов Международного союза работников сферы обслуживания, боролись за сокращение рабочей недели до 80 часов, а смены – с 28 до 16 часов. Однако интерны и ординаторы (в первую очередь интерны) по-прежнему сталкиваются с аргументом о том, что они на самом деле не работают, а всего лишь учатся. Им также часто говорят о том, что их требования (сокращение рабочего дня, предоставление перерывов) противоречат интересам пациентов и что они должны отодвинуть свои нужды на второй план. Однако многочисленные исследования свидетельствуют о негативном влиянии изнурительного расписания на качество работы врачей. Интерны и ординаторы получают деньги за свой труд, но их зарплата несравнимо меньше того, что получают «взрослые» врачи, – в этом отношении они ближе к больничным уборщикам. (Частная система здравоохранения в США предъявляет невероятно высокие требования к ординаторам; в Европе они работают в среднем 48 часов в неделю.) На этом этапе карьеры интерны и ординаторы как раз занимаются «трудом надежды». Они ищут рациональное оправдание необходимости вкалывать, чтобы «заслужить работу», проходя мимо роскошных автомобилей врачей по пути на очередную 16-часовую смену[465].
В другие сферы институт стажировки начал проникать в 1920-е годы. Его пропагандировали университетские преподаватели, а профессиональные журналы в различных областях (от бухучета до маркетинговой индустрии, активно развивавшейся в те годы) призывали студентов получать практический опыт. Стажировка стала отличительной чертой престижных профессий («белых воротничков»), в то время как в профессиях, связанных с физическим трудом, сохранялся институт ученичества. Однако по-настоящему широкое распространение стажировки приобрели в сфере государственного управления. В 1930-е годы на уровне городов и штатов были запущены программы, призванные познакомить амбициозных молодых людей с государственной службой. В период реформ «Нового курса» в Национальном институте общественных дел (негосударственной и непартийной организации) в течение нескольких лет существовала программа годичной неоплачиваемой стажировки, призванная привлечь молодых и талантливых людей на государственную службу. Спустя некоторое время программа перешла в ведение Комиссии по