овень благосостояния у чернокожих семей в США примерно в 12 раз ниже, чем у белых. Многие небелые студенты не могут позволить себе стажировки, из-за чего практически не представлены в некоторых профессиональных сферах. Если говорить о журналистике, то неравенство возможностей проявляется в том, какие истории освещают журналисты, к каким спикерам они обращаются и какие темы считают важными. Неравная репрезентация в культурной индустрии приводит к тому, что поп-культура все больше превращается в продукт, производимый представителями среднего и высшего класса для людей своего социального круга. Да, существуют программы, направленные на повышение социального и этнического разнообразия среди стажеров и предполагающие плату за труд, но они не могут коренным образом изменить ситуацию[485].
Зародившись в США, институт стажировки быстро распространился по всему миру. Китайские студенты-юристы, подобно своим коллегам из Канады, обязаны проходить стажировку; в то же время стажеров можно встретить и за конвейером на китайских предприятиях. Стажировки, в том числе неоплачиваемые, широко распространены в Великобритании: их число увеличилось после финансового кризиса 2008 года. Более того, финансовый кризис сыграл ключевую роль в распространении прекарных форм занятости и стажировок, а сейчас то же самое происходит из-за пандемии коронавируса. Взрослые люди, потерявшие работу в 2010-е годы в ходе сокращений, вызванных рецессией, вынуждены устраиваться на стажировки (где им платят «обнимашками», как выразилась в интервью National Public Radio одна 47-летняя женщина, проходившая стажировку в Красном Кресте), чтобы вернуться на рынок труда. При этом им приходится конкурировать с молодыми людьми за уменьшающееся число вакансий с полной занятостью. Исследование 2016 года показало, что менее половины стажеров, прошедших неоплачиваемую стажировку, получили предложение о работе. Почти треть тех, кто прошел оплачиваемую стажировку, после ее окончания не были приняты на работу[486].
Конечно, не все стажировки оборачиваются такими трагедиями, как та, что произошла с жительницей Северной Каролины, которую растерзал лев, сбежавший из зоопарка, где она стажировалась. Родители девушки рассказали репортерам, что это была ее четвертая неоплачиваемая стажировка, на которую она пошла, «следуя зову своего сердца». Однако стажеры все равно начинают высказывать свое недовольство. Так, Амалия Иллгнер заявила на страницах The Guardian, что подает в суд на британский журнал Monocle, в котором она проходила «стажировку мечты». Она пишет, что ее смены начинались в 5:30 утра. Кроме того, стажеров часто использовали как «курьеров FedEx»: одного из них отправили в Милан, чтобы передать выпуски журнала редактору издания. «Руководители журнала Monocle, если вы читаете это, то знайте: я подала на вас в суд и буду требовать, чтобы мне выплатили зарплату», – написала Иллгнер. Можно также вспомнить историю Дианы Ван, подавшей в суд на журнал Harper’s Bazaar, где она проходила свою седьмую неоплачиваемую стажировку. Ван утверждала, что Hearst (холдинг, куда входит издание) нарушил федеральное трудовое законодательство и законодательство штата, заставив ее бесплатно работать по 55 часов в неделю, оставаться на работе до 10 часов вечера и развозить вещи модных брендов по всему Нью-Йорку[487].
Однако громкие иски по делам, связанным со стажировками, случались и до этого. Возможно, первым подобным кейсом стал иск стажеров, работавших на съемках фильма «Черный лебедь» Даррена Аронофски. Эрик Глатт проходил неоплачиваемую стажировку и был определен в бухгалтерию, так как у него был опыт работы с финансами (Глатту на тот момент было 40 лет; он собирался сменить профессию и начать работать в кино). Однако такая стажировка не могла дать ему необходимый профессиональный опыт. По сути, Глатт бесплатно выполнял работу, за которую компании пришлось бы платить, если бы она наняла на его место полноценного сотрудника. Иск Глатта был подан в разгар акций протеста «Захвати Уолл-стрит». Значительную часть протестующих тогда составили выпускники колледжей, столкнувшиеся с нисходящей социальной мобильностью. Среди причин своего недовольства многие протестующие называли как раз неоплачиваемые стажировки, а также долги по студенческим кредитам. Такой была политическая ситуация в США в 2013 году, когда суд удовлетворил иск Глатта и еще одного стажера. Однако в 2015 году это решение было отменено апелляционным судом[488].
Чтобы избежать возможных исков, некоторые медиакомпании объявили, что начнут платить стажерам. В то же время стажеры в других компаниях стали объединяться и отстаивать свои права. Журнал Nation (где я проходила стажировку в 2009 году) сначала согласился платить стажерам, а потом повысил их зарплату до 15 долларов в час после того, как они коллективно обратились с требованиями к руководству. Во Франции стажеры выступили против реформы трудового законодательства и добились того, что им начали выплачивать небольшую зарплату. Именно стажеры сыграли важнейшую роль в протестах против прекарного труда, прошедших в Германии. Однако неоплачиваемые стажировки никуда не исчезли: в 2018 году, когда президентом США был Трамп, Министерство труда разработало новые нормы, облегчающие компаниям прием работников на неоплачиваемые стажировки, снизив требования, которые работодатель должен был соблюсти, чтобы «основным бенефициаром» стажировки считался именно стажер, а не компания, получающая бесплатную рабочую силу[489].
Недовольство, выразителем которого стали участники протестных акций 2011 года, в Квебеке вылилось в массовую студенческую забастовку, прошедшую в 2012 году. Именно в ходе этой забастовки стажерам наконец удалось создать настоящее объединение. Когда в 2012-м стало известно о том, что правительство собирается повысить плату за обучение на 75 %, студенты, которые к тому моменту уже были членами профсоюзов, вышли на улицы. Попытки правительства подавить протест только привели к его радикализации. В течение нескольких месяцев на улицах Монреаля раздавался звон кастрюль и сковородок, по которым студенты стучали деревянными ложками. Тысячи людей носили на себе символ протеста – маленький красный квадратик из фетра, carré rouge, символизировавший их тяжелое финансовое положение[490]. После того как студентам удалось добиться отмены повышения стоимости образования, многие из них отошли от протестного движения и продолжили строить карьеру. Однако среди студентов нашлись и те, кто решил не останавливаться на достигнутом и бороться дальше[491].
Закутавшись в пальто, шарфы, шапки и капюшоны, чтобы не замерзнуть суровой квебекской зимой, десятки тысяч стажеров вышли в 2019 году на улицы с плакатами, выражающими их недовольство неоплачиваемыми стажировками. «Это не сложно: любой труд заслуживает справедливой оплаты», «L’exploitation n’est pas une vocation» («Эксплуатация – это не призвание»), «Ne soyons pas invisibles, femmes devant!» («Больше не невидимки, женщины, вперед!») – такими были некоторые из их лозунгов. Стажеры прошли по улицам Монреаля с плакатами «Ж.-Ф., возьми мои деньги» (речь идет о Жане-Франсуа Роберже, министре образования и высшей школы Квебека). В небольшом городе Гатино протестующие развернули плакат с надписью «Pas de salaire, pas de stagiaire» («Нет зарплаты – нет стажеров»). Стажеры также бастовали в Римуски, Шербруке, Сен-Жероме и Квебеке.
Камиль Марку и Хлоя Кабрал были среди студентов, которые вышли на улицы Монреаля, протестуя против обязательных неоплачиваемых стажировок. Их требования были просты: они хотели, чтобы за стажировки платили, а на стажеров распространялись нормы трудового законодательства.
Забастовки были организованы Унитарными комитетами работающих студентов (Comités unitaires sur le travail étudiant), известными под аббревиатурой CUTEs. Комитеты представляли собой сеть автономных студенческих организаций. Они стремились предложить альтернативу вертикальным структурам, руководившим студенческими протестами в 2012 году, и поэтому использовали феминистскую оптику при выработке стратегии самоорганизации и анализе института стажировок. Комитеты, вдохновленные движением «Заработная плата за работу по дому», начали действовать в 2016 году. Они отстаивали идею, что учеба тоже является формой репродуктивного труда. Понятно, почему комитеты обратили свое внимание на неоплачиваемые стажировки, особенно с учетом того, что они чаще всего встречаются в тех сферах, где преобладают женщины. Важным толчком для активистов стали успехи квебекских интернов-психологов, которым в 2016 году удалось добиться финансовой компенсации за пройденную стажировку в докторантуре, – впрочем, речь шла о единовременной выплате, а не зарплате[492].
Стажеры впервые начали бастовать в ноябре 2017 года. Тысячи человек вышли на забастовку в феврале, а потом в марте 2018 года, когда движение «Женщины-забастовщицы» устроило по всему миру акции, приуроченные к Международному женскому дню. Осенью 2018 года на забастовку вышло 55 тысяч стажеров, а весной 2019-го – более 35 тысяч. В рамках одной из акций стажеры читали электронные письма от своих руководителей, в которых те призывали их вернуться к работе несмотря на продолжающуюся забастовку. Этим они показывали, с каким отношением сталкиваются при прохождении стажировки. В 2019 году стажеры начали использовать новую тактику: стали устраивать «блуждающие пикеты» у офисов компаний, которые привлекают к своей работе стажеров. Забастовщики хотели, чтобы все работодатели знали о том, какие требования выдвигают стажеры. В прошлом студенческие забастовки в основном проходили в университетах и колледжах: забастовщики ходили по аудиториям и призывали других студентов присоединиться к ним. Однако, как объясняет Марку, пикеты дают «хорошую возможность совместно с коллегами выразить свое недовольство. В таком случае стажерам не нужно в одиночку объяснить своим коллегам, почему они вышли на забастовку и к каким результатам это привело». В некоторых местах прохождения стажировок – в первую очередь в школах, где многие учителя были членами профсоюза и готовились вести переговоры с работодателями по поводу собственных требований, а также в больницах и некоммерческих организациях – перед работниками вставал нелегкий выбор: следует им поддержать бастующих стажеров или своих работодателей?