.
В 1990-е годы профсоюзное движение в США переживало упадок, но около 200 тысяч преподавателей и других университетских работников по-прежнему были членами профсоюзов. Аспиранты активно вступали в профсоюзы, оспаривая идею о том, что их преподавательскую и исследовательскую деятельность нельзя считать «настоящей» работой. Они понимали, что их труд очень важен для университетов: если они откажутся работать, заменить их будет некем. Корпоративизация университетов, потребовавшая, чтобы аспиранты занимались только «полезными» исследованиями, помогла им это осознать. К 2000 году по всей стране насчитывалось более 30 профсоюзов учебных ассистентов, имевших коллективные контракты с университетами. Бóльшая часть этих профсоюзов приходилась на государственные университеты; аспирантам частных университетов пришлось бороться за свои права иными способами. В 1980 году Национальный совет по трудовым отношениям в решении по делу еврейского Иешива-университета постановил, что преподаватели частных высших учебных заведений относятся к категории административных работников, а потому профсоюзы не могут представлять их интересы. Обосновывая свое решение, совет сослался на то, что преподаватели принимают участие в управлении университетом. Однако по мере уменьшения числа постоянных преподавателей профессура постепенно лишалась своей роли и прежних привилегий[535].
Скрытые проблемы академического мира вышли на поверхность в 2005 году, когда началась забастовка профсоюза аспирантов Нью-Йоркского университета под названием «Организационный комитет аспирантов», аффилированного с отделением Local 2110 Объединенного профсоюза рабочих автомобильной промышленности. Забастовка продолжалась шесть месяцев, но в итоге университету удалось сломить сопротивление аспирантов путем запугиваний, травли в СМИ и увольнений. А ведь до этого «Организационный комитет аспирантов» стал первым профсоюзом, которому удалось заключить коллективный договор с частным университетом после того, как в 2000 году Национальный совет по трудовым отношениям официально признал ассистентов сотрудниками университета. Однако по истечении первого контракта руководство Нью-Йоркского университета решило не заключать новый. В 2004 году Национальный совет по трудовым отношениям, в котором к тому моменту преобладали консерваторы, изменил свое первоначальное решение и постановил, что профсоюзы не могут представлять интересы сотрудников частных университетов. В то время Нью-Йоркский университет был популярным и престижным учебным заведением, олицетворявшим корпоративный и неолиберальный поворот в академическом мире. NYU лидировал в США по объемам задолженностей по студенческим кредитам у выпускников, а также был одним из лидеров по количеству курсов, которые вели преподаватели без постоянных контрактов, в том числе и бастовавшие аспиранты. Президент NYU тогда заявил: университет – это ядро нового сектора экономики, который он назвал ICE (интеллектуальная, культурная и образовательная сфера), подразумевая, что тот служит дополнением к знаменитому нью-йоркскому сектору FIRE (финансы, страхование и недвижимость), куда входили компании большинства попечителей университета. Таким образом он наполнил конкретным содержанием тот аргумент, что университет занимает центральное место в новой «экономике знаний», включив его сотрудников в ряды «креативного класса». При этом действия университетской администрации приводили к тому, что условия труда производителей знания ухудшались[536].
Забастовку поддержала группа из более чем двухсот штатных преподавателей, которые в знак солидарности с аспирантами даже перенесли свои занятия за пределы кампуса. В разгар забастовки профсоюзу удалось победить на внутриуниверситетских выборах, получив большинство голосов аспирантов. Это продемонстрировало, что профсоюз пользуется поддержкой в университете, даже несмотря на то что руководство отказалось признавать его, а некоторые аспиранты (в первую очередь иностранцы) были вынуждены вернуться к работе из-за давления со стороны администрации. Аспирантов поддержали студенты-бакалавры и профсоюзные активисты, в том числе тогдашний президент Американской федерации труда – Конгресса производственных профсоюзов Джон Суини. Однако университет выстоял и подавил забастовку. Впрочем, профсоюз не сдался и в 2014 году в результате затяжного противостояния с руководством и нового голосования добился подписания коллективного контракта[537].
Вопрос об условиях труда работников университета тесно связан с вопросом о том, для чего нужно высшее образование. Если высшее образование, как требовали студенты в 1960-е годы, должно быть доступным для всех и давать людям возможность узнавать новое и бросать вызов устоявшимся представлениям, то системе следует поддерживать и поощрять преподавателей, открытых для интеллектуальных вызовов. Однако если университет – это всего лишь машина по выдаче дипломов, а дипломы – товар, который студенты приобретают на рынке образования, то вполне логично, что у преподавателей становится все меньше времени и возможностей для интеллектуального развития. Как отмечает политический теоретик Джеймс Кэрнс, задача «университета в режиме жесткой экономии» заключается в том, чтобы «приучить к бесправию» не только студентов, но и преподавателей[538].
Возможно, лучшим примером деквалификации и депрофессионализации при одновременной корпоративизации высшего образования служат частные колледжи. Социолог Тресси Макмиллан Коттом в книге «Низшее образование» («Lower Ed») препарирует индустрию частных колледжей, указывая на то, что ее появление стало закономерным следствием «проповеди образования»[539] и неолиберального поворота. Исследовательница отмечает, что в 1960-е годы повышение спроса на высшее образование привело к увеличению числа государственных университетов. Однако сейчас, когда государство сокращает финансирование образовательной системы, а в условиях экономической стагнации университетские дипломы приобретают все большую ценность, за дело берутся коммерческие организации. В частных колледжах большее внимание уделяется численности студентов, а не уровню преподавания, не говоря уже об исследовательской деятельности. Предметы остаются теми же, но преподаватели постоянно меняются: текучка кадров в частных колледжах даже выше, чем в обычных университетах, где работают внештатники[540].
В 2013 году Эренрайхи провели новое исследование профессионально-менеджериального класса и пришли к выводу, что он находится в процессе распада. В докладе под названием «Смерть мечты яппи: взлет и падение профессионально-менеджериального класса» («The Death of a Yuppie Dream: The Rise and Fall of the Professional-Managerial Class») они зафиксировали «катастрофический упадок» многих профессий, проанализированных ими в оригинальном исследовании: «В такой ситуации необходимо задаться вопросом: имеет ли смысл продолжать использовать понятие „профессионально-менеджериальный класс“, подразумевая под этим группу людей с особыми устремлениями и общими классовыми интересами?» Эренрайхи прогнозировали, что замена преподавателей с постоянными контрактами внештатниками с низкими зарплатами и концентрация власти в руках университетских администраторов нанесут серьезный удар по привилегиям рассматриваемого класса. Кроме того, самовоспроизводство профессионально-менеджериального класса осложняется из-за того, что стоимость высшего образования растет в восемь раз быстрее, чем уровень зарплат. В 2020 году обучение в университете стоило на 1410,83 % больше, чем в тот период, когда Эренрайхи проводили свое первое исследование. Поэтому те, у кого есть такая возможность, уходят из университетов и идут «на службу капиталу» – например, становятся финансовыми аналитиками. Те, у кого нет такой возможности, устраиваются внештатными преподавателями, идут в сферу услуг или совмещают оба этих варианта. В 2019 году Барбара Эренрайх объясняла в интервью: «Я считаю, что с профессионально-менеджериальным классом, если не брать в расчет его высшее управленческое звено, сейчас происходит то же самое, что ранее произошло с рабочим классом („синими воротничками“) в результате деиндустриализации». Иначе говоря, вместо профессионально-менеджериального класса у нас теперь есть две категории работников: менеджеры и все остальные[541].
Многие годы спустя после своей схватки с Рональдом Рейганом за возможность преподавать в университете Анджела Дэвис вслед за Эренрайхами отметила, что университетские преподаватели должны ответить за свой элитаризм. По ее словам, чтобы решить проблему академического труда и в особенности труда чернокожих преподавателей, необходимо не просто защищать их индивидуальное право на преподавание, а вести коллективную борьбу, в которой будут участвовать все работники университетов от уборщиков и кассиров в столовой до профессоров. «Я включаю сюда всех работников университета. Если же мы предполагаем, что необходимо защищать права только одной группы чернокожих женщин, то есть преподавательниц, мы воспроизводим тот самый элитаризм, из-за которого многие из нас не имели (а кто-то и сейчас не имеет) возможности работать в университете», – пишет Дэвис. В то же время британский преподаватель и социальный теоретик Марк Фишер отмечает, что преподавание стало частью сферы услуг: теперь преподаватели должны относиться к студентам как к клиентам, вместо того чтобы спорить с ними и способствовать их интеллектуальному росту. «Работники системы образования, все еще желающие приобщить студентов к интеллектуальным удовольствиям – которые можно получить, выйдя за рамки привычного, столкнувшись с чем-то затруднительным или противоречащим общепринятым представлениям, – оказываются в положении опального меньшинства», – пишет Фишер. Когда-то в Великобритании яркая и динамично развивавшаяся сфера художественного образования давала представителям рабочего класса возможность творить. Теперь же система образования снова стратифицируется и перестраивается в соответствии с принципами, которые были изложены в докладе, подготовленном под руководством бывшего главы компании British Petroleum. Я говорю о «Докладе Брауна» 2009 года, заказанном лейбористским правительством, но опубликованном уже после того, как к власти пришла коалиция консерваторов и либерал-демократов. Авторы доклада рекомен