ывая в деревне Каменка, я всякий раз наведывался к Феодосии Михайловне, моей давней помощнице. Не изменил своему обыкновению и в этот приезд.
Феодосия Михайловна встретила меня радушно, сказав, что увидела в окошко и сразу признала.
— Теперь порадую вас, — продолжала она. — Отыскала я книги, только все на чужестранном языке. Ведь правду сказывают, что Александр Васильевич Суворов знал все языки?..
Не дожидаясь ответа, она быстро прошла в соседнюю комнату и принесла несколько книг, бережно завернутых в серую бумагу.
С радостным волнением я развернул сверток.
Передо мною лежали небольшого размера книги в кожаных переплетах коричневого цвета, с золотым тиснением на корешках и позолоченными обрезами листов. Внимательно перелистывая страницу за страницей, я тщательно искал пометки или надписи, сделанные рукой великого полководца.
— Вот вам подарок от меня, — сказала сидевшая рядом у стола Феодосия Михайловна. — Свое обещание выполнила. Да вот еще старинные деньги в сундуке нашла. Возьмите их… Тоже, наверно, понадобятся?
В это время луч заходившего солнца осветил висевшие в углу иконы. Как-то ярко, словно серебром, блеснуло над ними полотенце. Я невольно приподнялся, спросив разрешения посмотреть образа.
— Это еще от бабушки остались. Уж больно старые, — заметила хозяйка.
Передо мною был типичный офицерский шарф восемнадцатого века из парчи, довольно хорошо сохранившийся, с длинными пушистыми кистями из тонких крученых серебряных ниток.
Я словно зачарованный смотрел на шарф, стремясь разгадать, как он попал в эту избу. "Нет, это не русский, — твердо решил я. — Русский имеет золотистые и черные шелковые полосы… Несомненно, это трофейный… Твердо помню — серебряные и черные полосы — прусский шарф Семилетней войны тысяча семьсот пятьдесят шестого — тысяча семьсот шестьдесят третьего годов".
Сдерживая радостное волнение, я спросил Феодосию Михайловну:
— Давно ли это у вас?
— Много годов… Хозяин мой принес. Сказал, из нашей церкви. Помню, еще до революции там на стене в раме висел мундир самого Суворова и его шпага. Да вот где же все подевалось? Не припомню. Шпагу милиционер забрал, чтобы ребятишки не набедокурили… На образа-то, — продолжала Феодосия Михайловна, — нужно красивое полотенце, а не кушак, которым господа подпоясывались… Верно ведь?.. — вопросительно взглянула она на меня.
Я одобрительно кивнул головой.
— Феодосия Михайловна! — обратился я к ней. — Через месяц, а то и раньше, я снова приеду в район и обязательно привезу вам красивое полотенце.
Она широко улыбнулась.
— Да отдам я этот кушак… К чему он мне, а вам к делу.
В дороге я обдумывал, как вознаградить милую старушку, если она пожелает расстаться с "кушаком".
Возвратившись в Ленинград, я сразу же начал поиски красивого полотенца ручной работы. Вскоре приобрел очень нарядное. Еще решил купить головной платок, чашку с блюдцем, большую пачку чая да конфетки с печеньем и отрывной календарь. "Вот уж каждый день будет вспоминать", — думал я.
Не прошло и двух недель, как я вновь двинулся в путь. В этот раз встреча была еще радушнее.
— Вот и приехал к вам, дорогая Феодосия Михайловна! Торопился, пока погода стоит хорошая… Привез вам обещанное. — Раскрыл чемоданчик и выложил все на стол. — Все, все здесь ваше.
Феодосия Михайловна развернула полотенце, качая головой.
— И до чего же все красивое, — улыбаясь, говорила она, восторгаясь платком и чашкой. — Порадовали вы меня, старую. Уж так благодарна вам, Владимир Николаевич. Буду всю жизнь помнить.
Полотенце сразу поднесла к образам и, сняв офицерский шарф, подала мне.
Феодосия Михайловна отыскала у своих соседок еще одну книгу и несколько старинных монет. Среди них одна французская конца восемнадцатого века. Наверно, занес ее в глухую далекую деревеньку побывавший в итало-швейцарском походе солдат.
Много лет шарф хранился у меня. Давно хотел передать его в один из суворовских музеев, но не решил, какому он будет особенно дорог. И наконец, я передал трофейный офицерский шарф Музею А. В. Суворова в селе Кончанское-Суворовское.
Трудно сказать, как попал в деревню боевой трофей. В то далекое время у некоторых пленных генералов и офицеров личное холодное оружие: шпаги, сабли, палаши и шарфы как принадлежность мундира — не отбирались. Возможно, шарф был снят с убитого прусского офицера в Семилетнюю войну 1756–1763 годов и завезен в деревеньку Каменку одним из ветеранов, служивших под командованием Суворова.
КРЫЛАТАЯ ПОГОВОРКА
и один народ в мире не имеет такого множества поговорок, как великий русский народ. Поговорки живут веками, передаются из рода в род, из поколения в поколение. Немало поговорок обязаны своим рождением славе и доблести русских воинов.
Вот уже третью сотню лет бытует поговорка — памятник блестящей победы русских над шведами под Полтавой 27 июня 1709 года: "Погиб, как швед под Полтавой". В этих словах память народа о страшном сражении восемнадцатого века, решившем судьбу нашей Родины.
Много интересных поговорок оставил нам в наследство великий полководец А. В. Суворов. Но вот одна поговорка о самом полководце — "Затерло, как Суворова с пирогами" — имела, как выяснилось, очень занятное происхождение. На протяжении нескольких лет кряду, с 1928 года, я наезжал в родовые "вотчины" великого полководца. Отправляясь в очередную поездку по местам пребывания Суворова, я зависал у себя в походном блокноте все, что требовало выяснения. В списке значилось: "Затерло, как Суворова с пирогами". Во многих местах Владимирской, Пензенской, Новгородской, Ивановской областей, где в прошлом находились поместья Суворова, я слышал эту поговорку.
Беседовал со многими почтенными старожилами. С большим вниманием я их выслушивал, сравнивая поговорки с теми, которые ранее слышал. В основном все рассказы о происхождении этой забавной поговорки совпадали. Часто я наезжал в Новгородскую область, с которой неразрывно связан многие годы. Сколько интересных рассказов, народных преданий и легенд узнал я от колхозников, сельской интеллигенции, и среди них была легенда, занимавшая меня несколько лет. Однажды ехал я на попутной машине. Увидев на обочине дороги остановившуюся грузовую автомашину, мой водитель резко затормозил. Выскочив из машины, он подошел к шоферу грузовика.
— Что случилось, Павлуша?
— Сам не пойму, Вася. Вожусь целый час… Затерло, как Суворова с пирогами!
Повозились вдвоем у мотора.
Вскоре мой водитель радостно воскликнул:
— Все в порядке! Езжай, Павлуша!
Я стал допытываться у Василия, откуда пошла эта поговорка "Затерло, как Суворова с пирогами". Тот, пожав плечами, ответил:
— Говорят у нас так… Сказывали старики, что Суворов все мог сделать, а слепить пирог и не смог. А правда ли это? Кто его знает… Да только говорят у нас… Вы поспрашивайте наших стариков, — добавил Василий. — Вот от них-то и идет присказка.
Вот что рассказала мне старая сельская учительница Анастасия Ивановна Филиппова из деревни Ярошата Никандровского сельсовета, предки которой были суворовскими крестьянами.
Однажды штаб Суворова остановился в маленьком итальянском городке. Офицеры штаба разместились в нескольких домах, а Суворову предоставили красивейший и богатый дом, утопающий в зелени чудесного сада. Хозяйка дома была польщена тем, что знаменитый полководец, слава которого гремела в Европе, остановился у нее, и не знала, чем только угодить прославленному гостю.
На второй день она решила дать званый обед в честь именитого полководца. С раннего утра в доме шли напряженные приготовления. Хозяйка сама хлопотала на кухне. В просторном зале настройщик проверял клавесин. Взрослые дочери сервировали стол, украшали зал цветами. А Суворов сидел в беседке с одним из офицеров штаба, играл в шахматы.
Играет… и поглядывает в открытые двери кухни, где хозяйка тесто месит. Сняв у противника сразу две фигуры, Суворов вскочил со скамейки и мигом был на пороге у двери кухни. Стоит Александр Васильевич и по-итальянски разговаривает. Упрашивает хозяйку разрешить ему пирог слепить. А хозяйка его отговаривает. Как ни убеждала Александра Васильевича, он все на своем стоит. И слышать не желает. Видит хозяйка, что делать нечего. Пришлось уважить знаменитого человека.
Вымыл Александр Васильевич руки, надел передник хозяйки и, подойдя к столу, взялся за дело, как заправский кондитер. Повязала хозяйка платок на голову "своему помощнику" и покинула кухню. Месит тесто Александр Васильевич да все как-то у него не ладится. Тесто липнет к рукам, не отодрать. Не поймет Александр Васильевич, что и делать… А на ту беду хозяйка не идет. Суворов раскатал кусок теста, положил начинку из ягод и давай лепить пирог. Но не получается у него ничего. Тесто от рук не отходит. Он и так, и сяк. Делать нечего, покинул Суворов кухню, вышел на крыльцо, посмотрел по сторонам. Не видно хозяйки. Только офицеры штаба сидят в беседке и балагурят, а по двору стайки кур, гусей, уток, индюков пасутся.
Спрыгнул полководец с крыльца и стал сдирать прилипшее тесто с рук. Быстро сбежались куры, а за ними утки, гуси, индюки. Атаковали Суворова со всех сторон. Куры подпрыгивают к рукам, норовят за пальцы схватить, а их подпирают утки да гуси. Горланят индюки, расталкивая прожорливых уток…
Не выдержал атаки Александр Васильевич и отступил. Подбежали двое офицеров на подмогу, а за ними и казак задержать "неприятеля". Да Александр Васильевич сам избежал конфуза, скрывшись в своей комнате. А офицеры, видевшие все происшедшее, чуть животы не надорвали, смеявшись.
С того времени, говорят в народе, и пошла поговорка "Затерло, как Суворова с пирогами".
Ответный визит
ля увековечения памяти А. В. Суворова в селе Кончанском Новгородской области многое сделал директор школы Николай Васильевич Смирнов, ревностный почитатель истории нашей Отчизны.
Еще в тридцатые годы он начал собирать вместе с жителями села предметы старины, документы, книги, связанные с пребыванием опального полководца в своем родовом поместье, в селе, ныне носящем название Кончанское-Суворовское. Свою любовь к истории Николай Васильевич передал сыну Виталию, все детство которого прошло в селе.