Ныне Виталий Николаевич Смирнов — капитан первого ранга. Еще в юношеские годы он вел записи воспоминаний старожилов ближайших сел и деревень. Вот один из рассказов Виталия Николаевича.
1797 год. Посмеявшись над Павлом, который увлекался прусской муштрой, А. В. Суворов оказался не у дел. Опального полководца ссылают в глухую деревушку Кончанское под негласный надзор полиции. О каждом его шаге надлежало сообщать лично царю.
Фельдмаршал жил скромно, по-солдатски. Спал на сене, любил крестьянские щи. Он много читал, следил за событиями в Европе, за первыми успехами Наполеона. А в часы досуга подолгу играл в бабки с деревенскими ребятишками.
В четырех-пяти верстах от Кончанского начинались земли помещика Бачманова. Надменным и тупым был этот барин.
Нелестно отзывался о таких людях Суворов: "Ножками топ-топ, ручками хлоп-хлоп, а на чердаке (то есть в голове) ветер гуляет". Даже в скучные зимние вечера он не хотел сближаться с Бачмановым.
Но сосед оказался назойливым. Не замечая суворовской неприязни, он настойчиво добивался внимания полководца. Ведь хотя Суворов и опальный, все же он знаменитость. Вот чем только удивить его? Остроумием? Или осведомленностью в делах военных или государственных? Бачманов сознавал, что на это он не способен. Все же после долгих умственных потуг у него созрел план…
В ясный зимний день в рабочий кабинет Суворова вбежал встревоженный денщик Прошка.
— Гости едут!
Фельдмаршал вышел на крыльцо. К усадьбе приближался необычный поезд. Несколько лошадей в пестро разукрашенной упряжи, запряженные цугом, легко катили барские сани. В них, гордо приосанившись, восседал сам Бачманов.
В глазах Суворова тотчас появилась хитроватая усмешка. С учтивыми поклонами он приветствовал богато разодетого гостя и, как казалось Бачманову, заискивающе смотрел ему в глаза.
Моментально был накрыт стол: крестьянские щи, солдатская гречневая каша и "анисовая".
Убедившись в бедности опального полководца, Бачманов почувствовал себя увереннее. Он решил, что план его удался на славу.
За столом больше говорил Бачманов, Суворов лишь поддакивал да непрерывно восхищался жизненными удачами своего соседа. Казалось, начало сближению положено. Бачманов убедился в этом еще раз, услышав, с какой готовностью Суворов согласился на ответный визит.
С непокрытой головой, кланяясь, провожал Суворов гостя.
Через несколько дней, вызвав Прошку, Суворов распорядился:
— Подготовь к выезду всех лошадей деревни. Отбери лучших.
И вот странный поезд вскачь понесся к усадьбе Бачманова. Более тридцати лошадей, запряженных цугом, катят легкие санки. Гремят валдайские колокольчики, трепещут на ветру разноцветные ленточки, шарахаются с дороги удивленные прохожие.
Предупрежденный прислугой, Бачманов важно стоял на крыльце. Увидев поезд, он растерялся. Да и было от чего. Ведь такой табун лошадей невозможно пропустить сквозь узкие ворота в неширокий барский двор.
Поезд остановился. Хозяин лихорадочно искал выход, соображая, как поступить. Но было уже поздно.
— Прошка, поворачивай! Нам здесь тесно! — раздался веселый голос Суворова.
Взметая снежную пыль, поезд скрылся за поворотом. Долгим и злым взглядом провожал Суворова осмеянный крепостник. Он знал (и не ошибся), что молва об этом случае будет долго жить в округе.
Злоба не давала покоя помещику. Один план мести сменялся другим. Наконец решено было суворовских прихожан не пускать в бачмановскую церковь. Другой церкви поблизости нет. Раз так — значит, мужики обратятся к Суворову и вынудят его пойти на поклон к Бачманову.
Не вышло! Вскоре бок о бок с деревянной бачмановской церковью началось большое строительство. Суворов, купив у духовенства клочок земли, распорядился построить храм. Чтоб бельмом стоял он на глазах у чванливого крепостника…
Много удивительных историй, ставших легендами, могут рассказать земляки Суворова. Они бережно относятся ко всему, что связано с памятью великого полководца.
ЗОЛОТОЙ ПЕРСТЕНЬ
редакции газеты Октябрьской железной дороги готовился очередной номер, новогодний. Родина вступала в 1931 год.
Секретарь редакции Ольга Ивановна Дацевич, увидев меня, воскликнула: "Запоздали, Владимир Николаевич! Новогодний номер уже в наборе. Ваша статья пойдет в ближайшие дни".
Пригласив сесть, она начала расспрашивать меня о поездке в Новгородскую область, в места, связанные с пребыванием Александра Васильевича Суворова.
Ольга Ивановна училась когда-то на историческом факультете Ленинградского государственного университета и сохранила любовь к истории нашей Родины. Я знал, что она очень серьезно увлекается историей Отечественной войны 1812–1815 годов, изучает историю декабристского движения. Она собрала большое количество газетных вырезок, журналов, гравюр, редких изданий открыток, посвященных Отечественной войне 1812–1815 годов, мечтала написать книгу. Ольга Ивановна располагала довольно обширной библиотекой, отражавшей деятельность Северного и Южного обществ декабристов.
— Владимир Николаевич, давно собиралась с вами поделиться. Да все что-то мешало… — нерешительно начала она. — У родственницы моей хранится любопытный золотой перстень с портретом Суворова, окруженным бриллиантами. Я знаю вас как большого почитателя Александра Васильевича Суворова и уверена, что Вас заинтересует перстень, который, наверное, имеет свою увлекательную историю.
Ольга Ивановна не ошиблась: о подобном золотом перстне я впервые услышал и мне сразу захотелось увидеть его. Договорились, что Ольга Ивановна познакомит меня с обладательницей столь интересного перстня.
Служебные дела, частые разъезды не позволили мне встретиться с Дацевич. Но меня не покидала мысль о перстне с портретом Суворова. Как-то, придя в редакцию газеты, я узнал: Ольга Ивановна серьезно больна и работать больше не будет. Так прервалась с нею связь. Совсем случайно мы встретились в конце тридцатых годов в одном из книжных магазинов.
В разговоре вспомнил я о перстне. Она улыбнулась, сказав:
— Как же, помню… Хорошо помню. Перстень цел. Вас ожидает. Да вот я частенько недомогаю…
Обменявшись телефонами, мы расстались.
Незаметно пролетали месяцы и годы.
Наступил 1941 год. Дорогами войны прошел я до Берлина.
Вскоре после окончания Великой Отечественной войны я возвратился в Ленинград. Теперь у меня все мысли были направлены на возрождение Музея А. В. Суворова.
Много историков, а также почитателей старины, писателей и поэтов, художников и ученых принимали активное участие в этом важном патриотическом деле. Мне было поручено руководить восстановлением здания музея, разрушенного авиабомбой. Я был непомерно загружен разнообразными хозяйственными делами и построением экспозиции музея.
Неотложные дела мешали мне повидать Ольгу Ивановну. Уже был открыт музей. Уже многие тысячи посетителей побывали в нем.
Однажды раздался телефонный звонок. Звонила Ольга Ивановна Дацевич. Она радовалась открытию суворовского музея.
— Я здорова. Помню о перстне, обещание выполню. Все, что могу, сделаю.
Условились о встрече. Ольга Ивановна обещала позвонить и договориться о поездке вдвоем на Петроградскую сторону.
Наступил долгожданный день. Хозяйка квартиры встретила нас приветливо, пригласив в большую гостиную.
Хозяйка рассказала, что перстень был подарен ее покойному мужу еще за много лет до Великой Отечественной войны вдовою офицера русской армии, служившего в 11-м гренадерском Фанагорийском полку. Она подала мне перстень.
Взяв в руки лупу, я внимательно начал его рассматривать. Перстень золотой, большого размера. В овальном ободке миниатюрный портрет А. В. Суворова, исполненный эмалью. Суворов в зеленом мундире с орденами и орденскими лентами через правое плечо. Вокруг портрета по ободку одиннадцать бриллиантов. Над портретом золотая императорская корона. Внутри кольца выгравирован "№ 21" и инициалы "И. Ф.".
В Ленинграде я хорошо знал всех потомков великого русского полководца. Бывал в их семьях, видел хранившиеся у них родовые реликвии, но о подобном кольце мне ничего не было известно.
Случайно ли, думал я, количество камней вокруг портрета великого полководца? Когда, где и для чего был изготовлен этот перстень? По работе видно было, что перстень сделан скорее всего в конце прошлого века. Невольно я вспомнил две даты, которые могли явиться поводом к изготовлению загадочного перстня.
Первой пришла на память дата штурма неприступной турецкой крепости Измаил — 11 декабря 1790 года, когда основанный Суворовым 11-й гренадерский Фанагорийский полк первым двинулся на штурм Измаила. Любопытное совпадение, продолжал я размышлять. Быть может, в 1890 году, в преддверии столетней годовщины со дня штурма Измаила, среди офицеров полка возникла мысль отметить эту славную дату изготовлением особых юбилейных колец… В 1900 году отмечалось столетие со дня смерти Суворова, но вряд ли перстень был изготовлен к этой дате.
Я побывал в Государственной Публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, библиотеке Академии наук СССР, в центральном Государственном историческом архиве, запросил и другие хранилища о наличии списков офицеров 11-го гренадерского Фанагорийского полка, чтобы по выгравированным инициалам установить владельца перстня.
Отовсюду ответ был один: нужных документов не имелось.
А перстень был передан музею. История же этой необычной реликвии пока не разгадана.
Суворовский рубль
суворовском рубле я впервые услышал в госпитале в годы Великой Отечественной войны от раненого офицера В. П. Михайличенко, уроженца села Тимановки, что в нескольких километрах от города Тульчина, Винницкой области. Узнав, что я собираю материалы о великом русском полководце А. В. Суворове, офицер сказал:
— Приезжайте после войны к нам в Тимановку. У нас живы еще и те, кто по рассказам своих прадедов и дедов знает о походах Суворова.