— Баг, я подумываю сдаться: рассказать о своих странностях родителям и показаться психологу. Только вот ума не приложу, как буду сидеть перед ним и на серьезных щах объяснять, что не справляюсь. Да и родителей… расстраивать не хочется. У нас в семье все слишком хорошо, и я не могу не оправдать возложенные на меня надежды.
— А я много раз был у специалистов. — Баг протягивает руку к небу и гладит ладонью далекие звезды.
— И?
— Залог любого успешного лечения — желание самого пациента. Мне не нужен врач. Мне нужен кто-то любящий и понимающий рядом.
Баг странно растягивает слова, он тоже в стельку пьян, значит, завтра не будет стыдно…
— Это могу быть я? — еле слышно шепчу, завороженно разглядывая его темный профиль, и он прикрывает глаза:
— Это могла бы быть ты…
От его фатального тона меня сражает тихая бессильная истерика:
— Баг, вот зачем ты женился? Мы могли бы помочь друг другу! Ну почему ты так со мной поступил?!!
— Эльф! Прости! Но в те дни я тебя не знал.
— А если бы узнал, что тогда? Сбежал бы со свадьбы?
Он задумывается.
— Нет… Нам нужно было познакомиться хотя бы прошлым летом, когда все еще не пошло по…
Его ответ разрывает сердце, но я лишь констатирую факт:
— Понятно. Я опоздала.
— Ты опоздала. А я придурок.
Мы молчим и долго смотрим в бездонное черное небо с холодными точками звезд.
***
Загорается дисплей лежащего на парте смартфона, и я выныриваю из волн своей памяти. Прячу его за учебник и быстро читаю сообщение от Yato/Yaboku:
«Эльф, со мной что-то не так. Я постоянно думаю о тебе».
Кровь приливает к голове и оглушительно шумит в ушах.
— Литвинова! — сквозь густой туман доносится голос физички. — Литвинова, вы с нами? Расскажите собравшимся, как звучит второй закон термодинамики?
Я знаю это чертово правило, но прямо сейчас не могу ухватиться за главную мысль, моргаю и глупо пялюсь на училку.
Класс гогочет. Впервые в жизни мне ставят двойку.
***
Однако чудеса на этом не кончаются: после шестого урока меня нехило удивляет Паша Зорин.
Мирно сижу на подоконнике и жду, когда в гардеробе рассосется толпа, и рядом вдруг возникает наш принц собственной персоной!
Он пристально разглядывает меня дождливыми глазами, мнется, будто на что-то решаясь, и я не выдерживаю:
— Чего тебе, Паш?
— Схлопотала пару? — издевательски блеет он и как-то гаденько улыбается, провоцируя на взаимную агрессию.
— И что? Это вообще не твое дело! — Мой голос осип от вчерашних песнопений, губы распухли, а челюсть болит. Я слегка не в форме, и чистоплюй этим пользуется:
— Ты деградируешь. Сказать, на кого ты сейчас похожа?
Я вперяю в него офигевший взгляд:
— На кого, Зорин?
— На шлюху.
Кровь вскипает в венах. Хочется врезать ему по морде, но это уже ни в какие ворота не влезет. Он — краса и гордость школы, а я — проблемная новенькая. Крайней сделают меня.
Мысленно считаю до десяти, но мамина методика не срабатывает.
— Ты и правда мужика себе нашла? — Паша плотоядно смотрит на мой засос, приоткрывает рот и тяжело дышит.
Повожу плечами, стряхивая неприятное оцепенение, и усмехаюсь:
— Ты лучше у Мамедовой об этом спроси, она держит руку на пульсе и все тебе расскажет.
Его губы растягиваются в самодовольной улыбке, но он не отлипает:
— Слушай, Литвинова, не буду больше ходить вокруг да около. Я могу оказать тебе кое-какую услугу.
— А? — Не понимаю намека, и он возводит очи к потолку.
— Ну… Стараниями Мамедовой все думают, что ты фригидная и больная на голову. Пусть, как ты выразилась, я и урод, но я могу поднять тебя на свой уровень. Замолвлю за тебя словечко, и Мамедова отстанет.
Причины благородного порыва Паши мне неизвестны, однако в любом случае уже поздно: презрение к нему давно пересилило заманчивую перспективу утереть всем носы, и я призываю на выручку сарказм:
— Спасибо, но… У меня не хватит денег с тобой расплатиться.
— А кто говорит о деньгах?.. — мурлычет он себе под нос, и я в ярости вонзаю ногти в трухлявую доску подоконника.
Моя беда в том, что я до сих пор не вполне осознаю, в каком грязном мире живу. Неделю назад я мечтала, чтобы он протянул мне руку помощи, и не представляла, что это можно обставить так мерзко. Оказывается, обладатель такого мечтательного взгляда — всего лишь тупой озабоченный идиот.
— Я серьезно, Литвинова! Давай пересечемся на моей территории. Я много чего умею. — Он опять шумно дышит и подходит чересчур близко. — Ты же тоже не прочь, ну?..
Задыхаюсь от негодования, прикидываю, чем бы посильнее его приложить, и вдруг… прозреваю.
Это же не что иное, как подкат. И он грандиозен!
Недосягаемая звезда Паша Зорин воспылал запретной страстью к главному пугалу и изгою школы и буквально умоляет о благосклонности! Но признаться и напрямую предложить встречаться ему не позволяет статус или же отсутствие мозгов.
Вот это прикол. История любви, достойная пера классика!
Соскакиваю на пол и начинаю истерически хохотать.
— Зорин, расслабься, я не нуждаюсь в твоем покровительстве, и парень, который поставил мне засос, определенно искушеннее тебя. У него даже жена есть! — брякаю я и наблюдаю за его реакцией. Эта новость наверняка сделает внутренний конфликт Паши еще более непримиримым и мучительным.
На его лице проступают красные пятна, детская обида, мелькнувшая во взгляде, сменяется хорошо знакомым презрением.
— Таскаешься с женатым мужиком… — цедит он, и его слова попадают мне точно под дых.
Может, конечно, скудное воображение Зорина нарисовало этакого богатого женатого дядечку, которого я ублажаю, но суть-то от этого не меняется. Пока беременная жена Бага сидела дома, я действительно гуляла с ним…
— Да, Зорин, таскаюсь. Ну как, я все еще тебе нравлюсь? Готов рискнуть ради меня и высунуть голову из задницы?!
Глаза Паши лезут из орбит.
— Пошла ты! С чего ты взяла, что нравишься мне?! — шипит он в ответ, резко разворачивается и срывается с места. Наверняка побежал к техничке за хлоркой, чтобы продезинфицировать руки и прополоскать рот.
Я демонстрирую его идеальной спине средний палец, хотя отлично понимаю, что Зорину никто никогда не отказывал. И отныне в школе меня не ждет ничего хорошего.
Глава 15
22 марта, среда, ранний вечер
«Дорогой дневник!
Вот почему я все время, всю свою жизнь косячу?!!
В воскресенье Баг тусил со мной почти до утра и все последующие вечера не давал покоя в личке, спрашивая, как я. Хочешь, расскажу, по какой причине?
Элементарно: делал он это вовсе не из-за симпатии или дружеского порыва. Просто ему нечем было заняться.
Как я уже говорила, в школе готовят праздничный концерт ко дню самоуправления, но Альке с Надей не придется петь про свой прекрасный мир: им некому аккомпанировать.
Маша, вызвавшаяся их поддержать, на днях попала в больницу.
После уроков нас снова согнали в актовый зал. Мальчишки, тужась и матерясь, устанавливали на сцене мои декорации, а Алька билась в истерике:
— Представляете, Полина Викторовна, в воскресенье утром Маше стало плохо. Женька отвез ее к врачу. Думали, что все обойдется, но сегодня она позвонила и сказала, что проваляется в перинатальном центре до конца срока.
— Какой ужас. А что с малышом?
— Он вроде бы в норме. Но Маше нужно постоянно находиться под наблюдением и как можно меньше ходить.
— Господи, и как бедный Женя справляется? — сокрушалась классная, а у меня в этот момент, кажется, подскочило давление.
Как Женя справляется? Ха… Могу просветить. Женя выключает телефон, чтобы жена его не доставала, глушит пиво до синих слюней и зажимает по углам идиоток вроде меня — безмозглых и бессовестных.
***
Я сидела за декорацией и плакала — от омерзения и лютой досады на него и на себя.
Хороша забава — цеплять ненормальных, одиноких, отчаявшихся девчонок, смотреть на них влюбленными глазами, складно чесать языком и пудрить мозги, когда близкие так в нем нуждаются!
Баг моральный урод или больной.
Он и меня пытается извалять в своей грязи. Ну зачем Маша с ним связалась?!
Пора прекращать наше общение. Не надо было даже начинать!
— Полина Викторовна, — до моего укрытия донесся тяжкий вздох Мамедовой. — Если мы не будем петь, придется заполнить образовавшееся “окно” в программе чем-то другим!
— Ты права, Аля. Вот только чем? — запричитала классная. — Осталось два дня, мы даже отрепетировать не успеем.
Пусть я и ужасный человек, но в тот момент вдруг срочно захотела сделать хоть что-то хорошее. Чтобы хоть частично уравновесить баланс черного и белого в моих поступках, облегчить душу и нормально задышать.
Вытерев ладонью сопли, я вылезла из-за последней декорации на свет божий и прохрипела:
— Я могу на флейте играть.
Все двадцать пар глаз присутствующих людей одновременно уставились на меня.
— На какой? На кожан… — Чья-то дебильная шутка оборвалась на полуслове.
— Честно! Не верите? Я сыграю! Что-нибудь из классики. Завтра, на прогоне.
Полина всплеснула руками и закудахтала, но все же сдалась и согласилась. Хотя в ее глазах читался явный страх.
Недоверие и страх».
Только дома подозрение оформилось в уверенность: на меня же все смотрят с таким вот выражением.
Наверное, с одного взгляда на меня можно понять, что пользы обществу я не принесу. Можно сразу просечь, что моя конечная цель — дотянуть до точки и перестать существовать.