После той страшной фразы Баг ничего не писал. Его и в сети всю ночь не было…
Разглядываю сломанный карандаш и принимаюсь за привычное самобичевание: только я могла так испугать человека.
Только я могла неправильно истолковать сигналы, влюбиться и поставить его в неловкое положение.
А Баг молодец — догнал всю серьезность ситуации и сразу дал понять, что мне ничего не светило.
Я даже зауважала его: он же прав!
Он прав, и я ждала от него именно этого шага…
Но, черт, опять разучилась нормально дышать.
Падающий с потолка свет внезапно загораживает Алькина тушка. Вонь ее духов я узнаю из тысячи, поэтому не поднимаю головы:
— Чего надо?
Алька опирается на мою парту и барабанит наманикюренными пальцами по столешнице:
— Хикикомори![12]
— Ты пополнила свой словарный запас! Неужели? — Отмороженно скалюсь. — Не представляешь, как я за тебя рада, Аль!..
— Что, Литвинова, нос, гляжу, зажил? Ох, ох, только не вопи! — Она вскидывает руки. — Я ващет по делу.
— Ну?
— Браслетик твой… Где ты его взяла?
Ее неоновый ноготь поддевает кожаный ремешок на моей руке, и мне становится дурно. Над головой смыкаются стены. Реально. Я боюсь больше никогда не увидеть того, кто мне его подарил. Хотя, скорее всего, я и так его больше никогда не увижу.
— А тебе какое дело? — Я в упор смотрю в Алькины бесцветные, опухшие глаза. Она плакала или что?..
— Слушай, хикки, ты реально того… — гнусит Мамедова. — Чего ты агришься? Просто я такой же хочу. У мужа моей сестренки их куча, но где он их взял, не колется. Где их продают, а?
Вот глупая баба.
— Такие вещи не продают. Их дарят! — Я от души подмигиваю ей, хватаю свой рюкзак и ухожу.
***
27 марта, понедельник, 23.00
«Дорогой дневник!
Не знаю, как проводят последние школьные каникулы нормальные НЕ одинокие люди, но они явно делают это как-то по-другому.
А я в миллионный раз пересчитала все трубы промзоны и звезды, видимые ночью из моего окна. Дала себе зарок неделю не заходить в “ВК”. И не притрагиваться к лезвиям.
Все воскресенье я просидела за столом в комнате: пыталась забыться и увлеченно рисовала.
Наверное, если бы я умела жалеть себя, я бы ревела и размазывала сопли по рукаву пижамы. Но проблема в том, что мне себя не жаль. Да и в окружении больше нет ни одного сопереживающего мне человека. Ну, кроме родителей.
Только их безусловное доверие удерживает меня от разных глупостей.
Думаю, папа с мамой очень озабочены моим поведением в выходные.
Сегодня я молча ходила за ними хвостом, исполняла любые просьбы, но на все вопросы отвечала односложно, а вечером и вовсе спряталась в комнате.
Тогда вошла мама и призналась, что в старших классах у нее тоже происходило отторжение реальности. Сказала, что в этом возрасте к жизни как раз и вырабатывается иммунитет, и она бывает очень жестока.
— Поверь, все через это проходят… — глубокомысленно изрекла она, видимо, припоминая свою бурную юность: путешествия на “собаках”, татуировки на бедрах и ухаживания моего отца, из-за которого она до сих пор не общается с бабкой и дедом. — Главное — не потерять себя. Ты еще найдешь хороших друзей и компанию по интересам. Встретишь любимого парня. Ты же у меня красавица…
Я чуть было не купилась и не поверила, что мама действительно интуитивно просекает мои проблемы, но продолжение ее фразы вызвало лишь горькую досаду и скрип зубов.
Она до сих пор видит во мне милого карапуза, “хорошую девочку”, никогда не доставлявшую хлопот, поэтому и боится приблизиться.
И я ответила, что ей лучше выйти и оставить меня в покое.
***
Впрочем, спустя пять минут я осознала ущербность своего поведения и в качестве извинения вызвалась сходить в магазин.
Кроме продуктов и бытовой химии из составленного мамой списка, я набрала тонну мороженого и сладостей — будет чем скрасить серые будни и заесть осточертевшую тоску.
А когда вернулась, застала маму с папой в весьма возбужденном состоянии. Отец громко матерился в трубку, но, как только заметил меня в прихожей, потерял голос.
Теперь его еще долго будет снедать чувство вины, ведь хорошие папы не матерятся при детях.
Родители сбивчиво пояснили, что заруб за квартиру почившего дядьки в самом разгаре, левые претенденты тянут к ней свои грязные лапы и уже подключили к разборкам адвокатов. Папе пришла повестка в суд. Словом, им снова нужно ехать в соседнюю область.
Мама пребывала в растрепанных чувствах: каникулярную неделю она планировала посвятить сериальчику, походам по магазинам и встрече с закадычной подружкой теть Леной, но вместо этого придется бросаться на амбразуру.
От бессмысленной суеты у меня едва не уехала крыша — строгие наказы перемежались бронированием билетов, утрамбовыванием вещей в чемоданы и шумными прощаниями.
Две минуты назад за родителями наконец захлопнулась дверь, а меня окатило ледяной водой осознания.
Мне нельзя оставаться одной. Я не знаю, чем обернется мое одиночество. Я боюсь, что больше не увижу отца и маму. Я могу не дотянуть до их возвращения…»
Выбираюсь на кухню, чтобы попить, но нервничаю до такой степени, что паника скручивает желудок, а руки дрожат.
— Кот, кот, иди ко мне! Марс! Кис-кис-кис… Котик… — Хватаю ленивого зверя, убегаю из тускло освещенной прихожей и с ногами взбираюсь на стул.
Из незашторенного окна зловеще пялится черная мартовская ночь с точками мерцающих огней.
Глава 20
28 марта, вторник
«Дорогой дневник!
Вчера я спаслась от паранойи чаем с мятой и десятью каплями валерьянки.
От такого убойного коктейля я спала как убитая ночью и провалялась в кровати до полудня. Однако, если бы не звук оповещения в телефоне, не вылезла бы из-под одеяла и до вечера.
В общем, я включила ноут, и “ВКонтакте” меня ждал сюрприз: заявка в друзья от пользователя Lадa Nameless.
Много ли ты знаешь Лад? Спорю, что ни одной. Вот и я тоже. Хотя — блин! Это же Лада, девушка Холодоса!
Я приняла заявку.
Конечно, мы не успели стать подругами, но она мне понравилась. А еще она — из компании Бага, и я с отчаянием утопающего ухватилась за возможность хоть что-то о нем узнать.
Но сейчас Лады нет в сети, и внезапная радость уступила место сомнениям — за ее инициативой точно не стоит Баг. Так зачем все это?»
Под вопли Марса шаркаю на кухню, насыпаю в миску корм, включаю кофеварку.
Закрываюсь в ванной и долго-долго стою под горячими струями, медленно соображая, чем займусь днем и какой фильм выберу к просмотру вечером.
Как только возвращаюсь с кружкой в комнату, телефон на столе коротко жужжит и подпрыгивает.
Прежде чем прочитать сообщение, отхлебываю кофе, благоразумно отставляю кружку и присаживаюсь на кровать.
Лада пишет, что нашла меня в друзьях Бага на его секретной странице. А еще она пишет, что сегодня в «Боксе» тот самый концерт-трибьют «Нирваны», к которому ребята готовились.
«В семь подгребай на Революционку», — кофе попадает не в то горло, и я разражаюсь диким кашлем.
«Я не смогу», — быстро набиваю в ответ и утираю проступившие на глазах слезы.
«Эльф, я не поняла, как это не сможешь? Мы же договорились. Отговорки не принимаются. Если не придешь, я найду тебя и притащу насильно! Поверь, я страшный человек!»
Когда это мы договорились?.. На миг подвисаю, шмыгаю носом и вдруг припоминаю жалобы девчонок на то, что Баг вечно тусуется один, и мое обещание не оставлять его без присмотра. Оказывается, было и такое…
Но из сегодняшнего дня тот пьяный вечер кажется бесконечно далеким, покрытым паутинами и пылью, а все его события навсегда утратили актуальность.
Я не хочу никуда идти. Я специально позволила апатии завладеть мной. Мне больно даже просто вспоминать о Баге — реально начинает болеть все тело. Что же произойдет, когда я снова его увижу?
Но у меня никогда не было друзей, а Лада и Яна так похожи на них!..
И родителей так кстати нет дома.
Наверное, я все же схожу на эту тусовку. Из-за девочек, а не для того, чтобы еще разок хоть краем глаза взглянуть на Бага.
***
После короткой переписки с Ладой я тащу себя к зеркалу, густо подвожу глаза черным карандашом, влезаю в легинсы и клетчатую красную рубашку, накидываю парку, наматываю на шею шарф и плетусь в сторону остановки.
Нахохлившись, полчаса дремлю в загазованном салоне старого пазика и наконец выбираюсь на воздух.
Ветер сбивает с ног, до площади Революции пиликать еще стопятьсот километров, но я отважно продираюсь сквозь налетевший снег и вижу у памятника Ленину группу молодежи. Тут же одолевает желание развернуться и смыться, но Лада выпрыгивает из-за чьей-то спины и верещит:
— Э-э-э-э-э-эльф!
Сзади на меня налетает пьяная Яна и заключает в медвежьи объятия:
— Приветик, Эльфочка! Мы уже думали, что ты не придешь!
— Выпьем! Держи. — Лада достает из рюкзака бутылку водки и протягивает мне. — В «Боксе» пивасиком догонимся, но это когда еще будет!..
Пока они тараторят, я быстренько оглядываю всю компанию — Бага среди присутствующих, естественно, нет. И я, то ли от облегчения, то ли от разочарования, перенимаю бутылку и, задержав дыхание, присасываюсь к холодному горлышку.
***
В «Боксе» оказалось мило. Правда. Даже я, отшельник восьмидесятого уровня, оттаиваю душой и расслабляюсь в его уютной, дружественной атмосфере.
Меняю в гардеробе парку на номерок, приглаживаю пальцами волосы и мешкаю у рамки металлоискателя: возле нее возвышаются двое здоровенных парней. Яна хватает меня за рукав, сообщает охранникам: