Он с порога вступил в борьбу с пуговицами моей клетчатой рубашки и, обжигая дыханием шею, понес нежный бред.
Если честно, мне было стремно там находиться. Баг настойчиво целовал меня, и это туманило мозги, но мама и папа, кажется, и впрямь воспитали меня хорошей девочкой. Во мне проснулась совесть: заниматься грязными делами с Багом в постели его жены я не могла!..
— Постой… — Я попыталась его остановить и вдруг уловила в огромном настенном зеркале насмешливый, пристальный взгляд.
Сердце ухнуло в пятки, я резко обернулась, но обнаружила за спиной всего лишь портрет. Написанный маслом портрет, на котором торжественный и слегка напряженный Баг в шикарном темно-синем костюме, с цветком в петличке, стоял рядом с ослепительно красивой Машей в белом платье и держал ладонь на ее талии.
Баг оглянулся на портрет, резко отдернул руки и, зашипев, как от боли, отступил и опустился на ковер перед кроватью. Упершись лопатками в стену, я устроилась рядом, мы молча глядели на портрет, и Маша надменно взирала на нас сверху вниз неподвижным презрительным взглядом.
— Расскажи мне про нее. — Я первой нарушила молчание. — Про вас.
Баг замотал головой и уставился в пол.
— Думаешь, у тебя все еще осталось право молчать, Баг?
— Окей… — Помедлив, он выдохнул: — Первый муж ее матери погиб в бандитских разборках в конце девяностых, и теще досталось все, что он успел нахапать при жизни. Мой папаша тоже имеет довольно сомнительное прошлое: с пятнадцати лет воровал и барыжил и даже год отсидел на малолетке. Потом он обзавелся нужными связями, начал строить легальный бизнес, получал гранты как молодой предприниматель. Примерно тогда Анна Павловна его и заметила. Последние десять лет у них общее дело. Может, их связывает и что-то еще, но это не принято обсуждать… В свое время она пролезла в законодательные органы области и отца моего за собой подтянула. Так они стали очень влиятельными людьми. Когда я был мелким, подолгу жил на даче моего деда в престижном поселке — его халупа портила весь вид, но он не разрешал ее перестраивать. Потом дед умер, и отец и его новая жена отгрохали на этом месте коттедж. Я часто тусовался там летом, потому что у родной матери постоянно случались запои и… без надзора я становился “слишком борзым”. Дача Машиной семьи располагалась по соседству.
Мы подружились с Манькой в три года, еще при жизни деда, а еще через пару лет пошли в один класс. Ее сестра Алька всегда была тупой и навязчивой, ее мы в свои игры не принимали, а вот с Манькой было прикольно. От ее улыбки перехватывало дух, я запросто мог отдать ей свою самую любимую игрушку или последний “Киндер”, только бы она мне улыбнулась.
Понимаешь, мы всегда были вместе: в школе, после школы, на каникулах… Это было так же естественно, как дышать. Мы же не осознаем, что воздух грязный и токсичный.
В пятнадцать лет я был озабоченным раздолбаем, в то лето и Манька стала вести себя странно. Как-то вечером мы собирались на озеро, она сказала, что ей нужно надеть купальник, но не стала выгонять меня из комнаты. Ну и…
Завертелось так, что я до осени не мог прийти в себя. Продолжилось и потом, в городе, когда началась учеба.
Мне стали не нужны ни увлечения, ни друзья, ни будущее, потому что все это не нравилось ей. Все, что она просила, я исполнял, и делал это с радостью. Даже не задумывался, что мои жертвы никому не нужны. Ну, знаешь… к иному отношению к себе я не привык.
Не дурак, понимал, что она просто играется. Прекрасно знал, что рога со временем разрослись и уперлись в потолок — не раз вытаскивал ее пьяную из-под каких-то мужиков, но ничего с этим не делал. Был при ней, как цепная собака.
Однажды я прочитал ее переписку с подругами и с Алькой и узнал, что Манька в кого-то там сильно влюбилась, успела с ним закрутить за моей спиной, но ее жестоко кинули по итогу. Она даже глотала таблетки, но это, скорее всего, было так, для вида. Я послал ее, но без нее были вилы — такие, что хоть на стенку лезь. Я не выдержал, позвонил, и она опять начала отчаянно иметь меня, во всех смыслах. Полный абзац. Я ведь знал, что давно не нужен ей, ей просто хотелось отомстить тому хрену: выставить на странице букеты, которые я ей дарил, забыться в постели со мной, представляя его рожу…
Потом тот хрен женился. Машка стала ездить мне по ушам, что хочет новых ощущений — я ей и это дал. Понимал: ей приспичило выйти замуж и залететь назло ему, но был настолько дурным, что меня это устраивало. Дальше ты знаешь.
Баг рассказывал свою историю без всяких эмоций, словно читал с листа, и я осторожно взяла его за руку:
— Ты и резаться начал из-за нее?
— Нет. Резаться я начал из-за того, что мне нужна была ты.
Он безмятежно заглянул в мои глаза, и мне стало по-настоящему страшно: в себе ли он вообще?
— Баг, когда мы сидели на крыше в мой день рождения, я уже видела у тебя…
— Мне нужна была ты, — упрямо перебил он. — Я всегда чувствовал, что где-то существует кто-то того же порядка, что и я. Человек, с которым я узнаю счастье и свет. И я верил, что обязательно его повстречаю. Я жил, но свет так и не находился, да и не похоже было, что мне когда-нибудь так повезет. Появились мысли, что я просто не достоин ничего хорошего. Я злился на отца и мать, встрял в бессмысленные отношения и больше ни на что не рассчитывал. А иногда просто терял себя: вокруг и во мне была пустота. Вот тогда я и начал…
У меня перехватило дыхание, и рыдания подступили к раскаленному горлу. С первого взгляда в переполненном автобусе он знал меня. Знал даже истинную причину моего самого страшного и мерзкого увлечения, потому что сам проходил через это.
— Было “весело”, когда я понял, что ты существуешь, а я уже испоганил все что можно никому не нужными обязательствами. — Баг сжал мои пальцы. — Но теперь ты со мной, и все будет хорошо.
Сюрреализм. Все, что он рассказал, я с легкостью могла бы спроецировать на себя.
Точно так же и я всю жизнь заглядывала в лица прохожих, словно потерявшийся щенок. Я тоже искала кого-то, в чье существование свято верила, и мне было пусто, тупо и больно, потому что я его не находила.
А когда мы с Багом наткнулись друг на друга, я замкнулась на нем. Нашла смысл.
Люди и обстоятельства, мешающие нам быть вместе, шли бы вы лесом! Потому что передо мной сидел и держал меня за руку смысл моей жизни. Не всякому удается его обрести.
— Баг, помнишь вечер, когда ты ждал меня у школы? — сквозь теснящиеся в груди эмоции прохрипела я. — Ведь я тогда всерьез решилась на страшный шаг, и меня некому было остановить. Ты один оказался рядом. Ты услышал мой немой вопль о помощи. Ты, совершенно посторонний человек, спас мою жизнь. И до сих пор спасаешь. Каждый день. Сама мысль, что ты есть, дает и мне право на существование… Потому что для меня ты — и есть свет и счастье.
Баг обнял меня, и мы сидели так долго-долго, пока стук сердец не замедлился, а холодная комната не наполнилась умиротворением и уютом.
А потом Баг глубоко и долго целовал меня в губы.
Мы все же оказались в холодной кровати, но теперь все происходящее воспринималось мной по-другому. Теперь это стало нашей священной войной против всех. Нас осудят, нас заклеймят, но одиночки, больные и ненормальные, зацикленные друг на друге и загнанные в угол, способны на все.
За окном почти рассвело, поехали первые автобусы, дворники заскребли лопатами по остаткам еще не умершего своей смертью снега. Мы без сил упали на кровать и провалились в сон.
Я проснулась раньше Бага, не открывая глаз, долго прижималась к нему под одеялом, и душа звенела от ощущения чистого, незамутненного, хрупкого счастья.
Потом мы ржали, целовались и валяли дурака, пили кофе на просторной холодной кухне и через стол тянули друг другу руки, словно сопливые влюбленные школьники.
Естественно, я не пошла ни в какую гимназию. Естественно, мой переведенный на беззвучный режим телефон раскалился от звонков родителей и сдох еще накануне.
Пока я одну остановку возвращалась домой на автобусе, посредник Бага Yato/Yaboku прислал пять сообщений с клятвами в вечной любви.
Дома я объявилась в десять утра, в грязи и блевотине, перегаре и засосах, а вечером получила заслуженных “пряников” от вернувшихся с работы мамы и папы.
Однако даже несмотря на учиненный родителями скандал, я дебильно лыблюсь.
***
Дорогой дневник! Я умолчала кое о чем.
Утром, когда я отмокала в роскошной огромной ванне, Баг все-таки ответил на входящий звонок. Вот что я услышала в его исполнении, дословно:
— Привет. Мань, не блажи, ага? Поверь мне, ты сможешь протянуть и без светло-розовой кофточки. У тебя их там и так до хрена. Все, я сказал. Нет, не приеду. Нет, не могу. Делай что хочешь!
А когда Баг заперся в душе и включил воду, я заглянула в приоткрытую дверь, расположенную напротив гостиной.
Желто-зеленая комната была заполнена плюшевыми зайчиками и мишками, а в ее центре стояла одинокая кроватка, ожидающая появления новой и чистой жизни, к которой Баг был причастен. И все наши ночные разговоры и данные друг другу клятвы вдруг превратились в полный бред».
Глава 35
7 апреля, пятница
Сегодня, ровно в семь ноль-ноль, мой домашний арест вступил в законную силу.
С выражением лица а-ля Кот из «Шрека», я мечусь от мамы к папе и обратно в надежде вымолить прощение, но жалостью их уже не пронять.
Формально я взрослая и даже пытаюсь скандалить, но папа обрывает мои препирательства заверением, что отныне и до скончания времен будет довозить меня до школы на машине и пресекать на корню любые эксцессы.