Он не понимает, что причина моего бунта — один нестабильный и странный парень. Женатый парень…
Черт знает что.
Моя взбесившаяся душа готова выломать ребра и отлететь к Багу, я тайком пишу Yato/Yaboku жалобные сообщения о чудовищной родительской несправедливости и демонстративно отказываюсь от завтрака.
Папа спускается к машине чуть раньше — чтобы протереть стекла и прогреть мотор, но вскоре возвращается злой и угрюмый и вызывает такси. Оказывается, какие-то упыри прокололи у «нашей ласточки», папиной KIA Rio, все четыре колеса.
Такси долго не едет, папа орет на диспетчера, и я, накинув парку и подхватив рюкзак, под шумок сбегаю из квартиры.
Протискиваюсь на заднюю площадку доживающего свой век автобуса, цепляюсь за липкий поручень и ликую от предвкушения — настроение не портят даже возникающие со всех сторон сумки и локти попутчиков. На следующей остановке в салон поднимается Баг — рассыпаясь в извинениях, расталкивает сонных пассажиров и пробирается ко мне через матюги и недовольные возгласы.
Мы виделись только вчера, но я так соскучилась, что с трудом подавляю рыдания. Мне просто нужно, чтобы он всегда был рядом со мной…
— Привет, Эльф! — Баг обнимает меня, я висну на его приятно пахнущей шее, и подошвы на миг отрываются от дребезжащего пола.
— Привет, Баг!
— Значит, домашний арест? — хитро осведомляется он, и я скорбно киваю. — Да, Эльф, это подстава. Завтра выходные… И погода так и шепчет…
За забрызганным грязью стеклом открываются виды на отогревшийся на солнышке спальный район: природа разгулялась, денек обещает быть теплым и ясным. Яркие смеющиеся глаза Бага прогоняют из головы остатки здравого смысла. Я готова взлететь высоко в пронзительно голубые небеса и сорваться оттуда в штопор. Весна, мать ее.
— Есть какие-то конкретные предложения, проклятый искуситель?
— Планирую слинять после первой пары, предлагаю и тебе последовать моему примеру.
Сильнее, чем сейчас, перед родителями я себя уже не дискредитирую, а Баг так загадочно улыбается, что я соглашаюсь на авантюру.
Весь путь до «Политеха» мы обсуждаем детали, и внезапно созревший план мне нравится все больше и больше.
***
Альки в классе не наблюдается — говорят, тоже чем-то заболела, зато ренегатка Юлька сидит в третьем ряду и мечет злобные взгляды. Воистину, нет хуже врагов, чем несостоявшиеся друзья.
Зорин при виде меня краснеет как рак, и его обычно пустые, дождливые глаза наливаются бессильной яростью.
— Смотри не лопни, урод, — сердечно улыбаюсь ему и посылаю воздушный поцелуй, и его физиономию перекашивает судорога.
Два первых урока держу телефон под партой и отправляю Yato/Yaboku многочисленные сообщения. Баг ноет, что на парах скучно, и он придумал кучу разных способов провести время более приятно. Он подмигивает с помощью эмодзи, я шлю ему смущенные смайлики.
Белые облака и теплые лучи обещают, что сегодня мы с Багом снова сцепимся душами и пропадем для остального мира.
Со звонком собираю манатки и тихо сваливаю из школы навстречу приключениям.
У сирени кучкуются одноклассники в строгих зауженных костюмах, вылезшие погреться на солнышке и отравиться никотином.
Озираюсь по сторонам, но Бага не вижу ни у крыльца, ни у ворот. Засовываю руку в недра рюкзака почти по локоть, нашариваю на дне телефон, но боковым зрением различаю, что кто-то быстро ко мне приближается.
Вздрогнув, поднимаю голову и разочарованно вздыхаю: Зорин. Принесла нелегкая.
— Соскучился, Паш? — усмехаюсь я, вместо ответа он хватает меня за капюшон, молча подтаскивает к околачивающейся возле кустов своре и толкает так, что я со всего маху падаю на колени.
Конец колготкам. Суставы пронзает боль.
— Ну, Литвинова, повтори-ка сейчас при пацанах, подваливал я к тебе или ты гонишь? — Походу, Зорин готов расплакаться, но делает вид, что голос дрожит от праведного гнева.
Я смотрю на ухмыляющиеся морды обступивших меня молодцев, моргаю и щурюсь от слепящего солнца.
— Конечно подваливал. У тебя амнезия?.. — Договорить не успеваю: Зорин заносит ладонь и наотмашь бьет меня по щеке. Мозг врывается, из глаз брызжут слезы. Очки падают в пыль, и мир вокруг резко мутнеет.
Урод, урод, урод…
— Неверный ответ. Повторяю еще раз, — цедит он и нервно сплевывает на асфальт. — Я никогда к тебе не подваливал, мразь.
— Да пошел ты…
Он снова замахивается, и я вжимаю голову в плечи.
— Эй, ты че творишь, утырок? — За спинами собравшихся возникает бледный Баг, и из моей груди вырывается вздох облегчения.
Водружаю на нос очки, отползаю в сторонку, поднимаюсь и отряхиваю коленки. Сейчас Зорин огребет так, что навсегда разучится бить девчонок.
И Баг выдает шоу: отталкивает Пашу к кустам и молниеносно бьет с правой в челюсть. От раздавшегося при этом звука в желудке взвивается тошнота. Паша мешком валится на землю, Баг подскакивает к нему и методично пинает носком ботинка под ребра: раз, второй, третий, десятый… Однако глухие удары и хруст не приносят мне морального удовлетворения — уже через пару секунд я мечтаю, чтобы происходящее поскорее закончилось.
— Ребят, он обдолбанный! — Одноклассники с азартом наблюдают за чинимой Багом расправой, но подойти ближе боятся. Его лицо абсолютно пустое, и я малодушно отвожу глаза.
От школьного крыльца бегут пузатый престарелый охранник и испуганная математичка:
— Это что тут творится? Ковалев? А ну прекратить!
— Баг, хватит! Валим отсюда! — очнувшись от ступора, ору я.
Для порядка пнув Зорина еще пару раз, Баг хватает меня за руку, и мы срываемся с места.
***
Наш план заключался в том, чтобы свалить с ночевкой за город — у Бага «совершенно случайно» оказались ключи от отцовской дачи.
До коттеджного поселка «Мичуринец» решили добираться на «собаках», но, пока Баг на адреналине нарезал круги по залу ожидания, я все-таки купила два билета на электричку до этого самого «Мичуринца». Бегать от контролеров совсем не улыбалось: происшествий на сегодня и без того хватило.
В продуваемом сквозняками вагоне, прижавшись друг к другу, мы дремлем почти до самого места назначения, а потом еще полчаса идем от платформы по весеннему сосновому бору.
Где-то далеко по рельсам гулко бежит поезд, то тут, то там разражаются скрипом гладкие высоченные стволы, от запаха хвои и острого предвкушения праздника кружится голова. Коленки почти не ноют, очки не разбиты — мне мало надо для счастья, но Баг все никак не обретет привычный дзен.
— Эльф, если этот ушлепок приблизится к тебе хотя бы на метр, я ему его же клешни в задницу засуну, — кипятится он. — Мне терять нечего.
— Думаю, он уяснил. Если остался жив, конечно…
Я сглатываю скользкий горький ком, и в мозг в очередной раз забредает мыслишка, что Баг временами бывает не в себе. Возможно, это должно меня насторожить?
Наконец мы подходим к глухому двухметровому забору, Баг вставляет ключ в замок, распахивает калитку и пропускает меня во двор.
Вокруг нестройным хором чирикают птицы, в верхушках огромных сосен шумит свободный ветер.
Ошалело рассматриваю трехэтажный домик в баварском стиле: белые стены, темные окна, кирпичную каминную трубу на крыше. Для того чтобы отгрохать такую прелесть, моей не самой бедной семье не хватило бы и целой жизни.
— Сменили трех архитекторов и дизайнеров, пока строили. Идиоты, да? — поднимаясь по ступенькам, усмехается Баг и открывает входную дверь.
Огромный пустой дом встречает нас полумраком, сыростью и запахом пыли. Не разуваясь, Баг ступает на тускло поблескивающий паркет, поднимает рольставни, впускает в помещение солнце и проводит для меня экскурсию:
— Вот это типа гостиная. Камин. Стол. Это — какая-то клетчатая хрень, привезенная с «Октоберфеста». Вон там — кабинет отца, а там — комната его шлюхи, — докладывает он, и эхо его голоса и наших шагов испуганно мечется между холодными стенами и высокими потолками.
Телефон Бага периодически вибрирует в кармане куртки, но он не обращает на него никакого внимания.
Кстати, о птичках… Сердце екает, и я кусаю губу. Может, мои родители не самые лучшие, и я исчерпала гигантский кредит их доверия, но все равно должна сказать им, что не приду ночевать.
Отстаю на пару шагов, отхожу к полированной лестнице и скрепя сердце набираю мамин номер:
— Ма… Привет… Давайте вы убьете меня, запрете дома на веки вечные, но… завтра. Можно сегодня я уже уехала? За город. С друзьями…
Мама предсказуемо ругает меня на чем свет стоит, но лучше пусть злится, чем волнуется, не спит и пьет успокоительные.
***
Поджав под себя ноги в грязных ботинках, мы с Багом сидим на мягком диване в гостиной, тонем в горе светлых бархатных думок и пьем бергамотовый чай. Огромные антикварные часы у камина громким тиканьем отсчитывают секунды наших жизней, нашей бедной никчемной юности.
За окнами под полуденным солнцем качаются вековые сосны, цивилизация далеко, и кажется, что никто не сможет сюда добраться, и если мы здесь умрем, нас никогда не найдут.
Верчу головой, разглядываю темные потолочные балки, светлые занавесочки, фиалки на окнах, и меня вдруг осеняет:
— Это здесь ты в детстве проводил лето?
— Ага, — кивает Баг.
— И… она тоже?
— Эльф, может, хватит, а? — умоляет он.
— Я просто думаю: после того как она все узнает… Каково ей придется?
Баг взлохмачивает на темени волосы и усмехается:
— Она прямым текстом сказала, что после выписки выложит на своей странице фотки из роддома, соберет урожай лайков и утрет нос бросившему ее мудаку. А потом забьет на все это дело и поскачет по клубам, ибо устала. Ребенку наймут няньку, а мне дадут под зад коленкой. Но все это останется внутри семьи, и на публике я буду продолжать играть роль образцового папаши — потому что отец, узнав о залете, сначала отметелил меня и чуть не убил, а потом клятвенно пообещал А.П., что раз уж я захотел жениться, то никуда от ее дочери больше не денусь. Вот как-то так. Не думаю, что Манька будет грустить из-за меня. — Он отставляет чашку на деревянный столик и поднимается с дивана. — Харе загоняться! Давай лучше у папаши в кабинете пошакалим, может, нароем что-нибудь интересное.