***
Кабинет, расположенный этажом выше, на первый взгляд кажется аскетичным, но если присмотреться к отделке темных тонов, черному кожаному дивану, бару и массивному столу, из каждой детали проступит тяжеловесная роскошь. С азартом воров-домушников мы исследуем содержимое ниш и ящиков — в баре пусто, в столе лежат ворохи каких-то бумажек. Возможно, предки Бага и Маши хранят тут самые страшные компроматы, и нам стоило бы повнимательнее их изучить.
Баг тянет на себя ручку стоящего в углу сейфа, и тяжелая дверка неожиданно поддается.
— Так-так, папаша! Нарушаем условия хранения оружия, — злорадно шипит он. — Глянь, Эльф, тут даже патроны есть.
Он вытаскивает на свет божий какую-то жуткую лязгающую штуковину и широко улыбается, словно увидел старого знакомого. Я пячусь назад:
— Это что, автомат?
— Нет, это карабин. Охотничий. «Сайга-12к». Хочешь пошмалять? — Глаза Бага светятся адским огнем. Кажется, помешательство выглядит примерно так, но оно мгновенно перекидывается и на меня.
Баг прихватывает с собой коробку с патронами, я — стопку фарфоровых тарелок из кухонного шкафа снизу, со всем этим скарбом мы вываливаемся в сад.
С азартом расставляю тарелки рядком вдоль железного забора и отбегаю, Баг отправляет в магазин патроны, раскладывает приклад, снимает ружье с предохранителя и стреляет.
От дикого грохота звенит в ушах, тарелка превращается в сноп белых искр. С верхушек сосен с шумом срываются птицы.
Мы радостно прыгаем и вопим, словно сумасшедшие.
Когда я, зажмурившись, нажимаю на спусковой крючок, отдача чуть не выворачивает с корнями руки. Но еще одна ни в чем не повинная тарелка уничтожена, и мы снова ликуем, как два матерых психа.
Вдоволь настрелявшись и изничтожив весь набор тарелок, мы, счастливые и уставшие, валимся на крыльцо.
— Клево, Баг! С тобой клево!!! — кричу я в прозрачные голубые небеса. Пусть они слышат. Пусть подавятся. — Мне клево с тобой!
Эхо разносит мой голос на сотни метров вокруг.
Баг кладет руку на мою талию и шумно вздыхает:
— Это с тобой клево, Эльф! Запредельно! А если тебя не будет рядом, я… — Он отстраняется, поднимает с земли карабин и упирает дуло себе в подбородок. Его огромные мрачные зеленые глаза моментально затягивают меня в мир тоски и боли.
Бог ты мой…
— Эй… Баг, что ты делаешь? Прекрати… — осторожно произношу я, и по телу ледяным ознобом проходится одуряющий ужас.
Несколько долгих секунд Баг сканирует меня взглядом, убирает ружье и выдает беззаботную улыбку:
— Да пошутил я, забей!
Да что с ним творится в последнее время?!! Он всегда был таким отбитым или у меня сдают нервы?
— Ты до чертиков меня напугал! — взвизгиваю я и со всей дури бью его по плечу. — Сказать тебе, кто ты?
— Кто?..
— Поехавший идиот!
— Я знаю, знаю… Прости. — Он поднимается и примирительно подает руку. — Пойдем в дом. Отрываемся мы или как?!
Глава 36
В гостиной Баг достает из кармана зажигалку и нечто, похожее на мятую сигарету, раскуривает ее и, не выдыхая из легких дым, осторожно передает мне.
Я догадываюсь, что это за дерьмо, растерянно верчу тонкий сверток в ослабевших пальцах и отчаянно торгуюсь с собой.
Что я творю? За всю жизнь я выкурила лишь несколько сиг, а тут…
Сейчас девочка-тень по-настоящему прикоснется к темноте мальчика-ночи. Эта «сказка» пугает до одури, но вместе мы зашли уже слишком далеко.
Баг безмятежно улыбается и смотрит прямо в душу, и я подношу дымящийся сверток к губам.
Последняя относительно осознанная мысль теряется в дебрях помутившегося разума и гаснет, голова наполняется разреженным воздухом и отлетает куда-то вверх, к волокнам и сучкам деревянного потолка.
***
Баг лежит на спине среди мягких вязаных думок, а я сижу на нем верхом и кончиками ногтей вожу по тонким татуировкам и шрамам, расцветающим на его груди и плечах, глажу горячую кожу и заглядываю в невозможно зеленые глаза. Татуировки разбегаются из-под моих пальцев и завиваются в спирали, в его взгляде таится красота и жуть темных сырых непролазных лесов, его тепло сливается с моим теплом, восприятие тает… Он улыбается.
Отчего-то на нем лишь джинсы с драными коленками, а на мне — трусы и белая майка, которую я натянула с утра под форменную блузку.
Неожиданно Баг приподнимается на локтях, резко садится, и мы оказываемся лицом к лицу. Очень близко.
Он тоже обкурен, еще почище, чем я.
Он смотрит на меня так завораживающе, что крыша съезжает и становится больно дышать.
Чувства слишком обострены, и нервные окончания взрываются от переизбытка зрительных образов и эмоций. Я сейчас вспыхну и умру. Я до одури боюсь.
Пытаюсь слезть с коленей Бага, прикрыться и хоть пешком по шпалам свалить домой, но он держит руки крепко сцепленными на моей пояснице, подается вперед и целует мои губы.
Все, что случилось потом, происходило в другом измерении — темном и незнакомом. Мы плавились, исчезали, умирали и рождались заново. Снаружи надежной стеной возвышались вековые сосны, ночь черным бархатным покрывалом опустилась на бор, а реальный мир, из которого мы внезапно выпали, задыхался от собственной правильности и значимости где-то далеко, в миллионах световых лет.
Бледное холодное утро робко заглянуло в окна, и мы, изможденные и умиротворенные, прижались друг к другу и одновременно заснули.
***
8 апреля, суббота, 8.00
В сумбурные болезненные сны вклиниваются чириканье воробьев, звонкие вопли синиц и странное ощущение чужого присутствия. Нашариваю на спинке дивана очки, водружаю их на нос и обнаруживаю себя в просторной, залитой солнцем комнате.
Баг безмятежно сопит рядом, а в кресле у стола восседает представительный мужчина в дорогом костюме и задумчиво пялится на нас.
Все рассказы Бага об отце внезапно обретают четкий образ — бесстрастный, внушительный и пугающий. Апломб и решимость идти до конца разом сдуваются, расслабленность сменяется животным ужасом.
— Здра-а-асьте… — одними губами, без голоса, шепчу я и энергично тормошу Бага за плечо.
Тот что-то бубнит спросонок и нехотя открывает глаза.
Встретившись взглядом с отцом, Баг вздрагивает и тут же резко садится.
Он не пытается прикрыть шрамы, видимо, страшное увлечение селфхармом не является для отца тайной, в то время как я судорожно прячусь за его спиной.
— Думаю, барышня должна одеться, — произносит отец Бага с интонацией, которую Баг так удачно пародировал, и отворачивается к окну.
Хватаю с пола шмотки и пулей вылетаю на кухню. Натягиваю колготки, блузку и юбку, и коленки предательски подкашиваются. Из гостиной раздаются голоса, и я, на цыпочках подкравшись к дверному проему, превращаюсь в слух.
— Чего трубку не брал, придурок, нах? Вывалил на меня все свое говно, свалил из дома и думал, что я тебя, *ля, не найду?!! — Баг молчит, и его отец продолжает: — А при чем здесь Катины тарелки? Оторвался, дурь выместил?!! Вот уж точно, нах, сын-дебил — горе в семье!
Кажется, у Бага проблемы. То, что он свалил из дома, для меня, конечно, та еще сенсация, но инициатива расстрелять тарелки исходила от меня. И ответ мы должны держать вместе.
Низко опустив голову, я тихонько выхожу из кухни. В ушах шумит, на периферии зрения роятся серые мушки, обморок подступает волной холодного пота. Морально я подготовилась даже к смерти, но отец Бага обращается ко мне неожиданно вежливо:
— Как вас зовут, прекрасная леди?
Поднимаю на него офигевшие глаза, но мужик вроде бы не прикалывается.
Баг делает два шага в мою сторону, встает рядом и берет меня за руку.
— Элина… — хриплю я. Проклятый голос снова изменил.
— Элина, не возражаете, если мой водитель Алексей сейчас доставит вас домой? А мы с этим молодым человеком задержимся тут и немного поговорим?
Я смотрю на Бага и никак не могу считать выражение его лица. Взгляд кажется пустым, но сам он расслаблен и спокоен — возможно, я просто себя накручиваю…
Баг одобрительно кивает, я пожимаю плечами.
— Я провожу, — коротко говорит он и выволакивает меня за дверь.
У крыльца возвышается огромный черный «Лексус», рядом с которым мирно курит нереальных размеров детина в строгом костюме.
Баг отталкивает меня к беленой стене, подходит вплотную и крепко обнимает. Он обнимает меня до треска ребер — долго и исступленно, и мне остается только впитывать его тепло, а еще — скупое тепло апрельского утреннего солнца.
Предчувствия… В эту секунду они отравляют душу и сбивают с ног.
Не знаю, откуда они возникают, может, это атавизм той силы, которой мы все владели, когда еще были атлантами, а может, это просто реакция моих измученных нервов на стресс.
Хочется кричать, но я только глухо скулю:
— Что же будет?..
— Тише, Эльф. Все будет хорошо, обещаю. Теперь все точно будет хорошо, — приговаривает Баг мне в макушку, словно читая мантру и погружаясь в транс.
Я отстраняюсь, рассматриваю его красивое безмятежное лицо, и мне не нравится его взгляд… Он бездонный и чистый, совсем как обычно, но к моему горлу вместе с паникой поднимается тошнота.
В этот момент Баг меня отпускает.
— Созвонимся. Пока.
До машины я бреду одеревенев — прямо по перекопанной клумбе и едва взошедшему газону.
Алексей бросает сигарету в урну, раскрывает передо мной заднюю дверцу авто и с глухим стуком захлопывает ее за моей спиной.
На автомате называю свой адрес, и «Лексус» трогается с места.
Баг стоит у подъездной дорожки и улыбается, а мне кажется, что я умираю.
***
23.00
«Дорогой дневник!
Вся эта кутерьма до сих пор продолжает разрывать душу на части, хотя сейчас уже глубокий вечер, я дома, и охрипшие от ора родители, закинувшись транками, мирно спят за стенкой.
Даже их нотации и вопли не смогли до меня добраться.