Это произошло там, где в обороне стояли части морской пехоты. Балтийцы, сражавшиеся на Ораниенбаумском пятачке, вынудили 217-ю пехотную дивизию фашистов зарыться и землю на подступах к селу Усть-Рудицы. Ни на метр дальше, в сторону форта Красная Горка, врагу продвинуться не удалось.
Наступление фашистских войск под Ленинградом захлебнулось. Это обстоятельство встревожило стратегов молниеносной войны из ставки фюрера. Посланные из Берлина инспекторы должны были на месте ознакомиться с состоянием дел и доложить в ставку, почему «остатки русских не сброшены в Финский залив».
В один из хмурых октябрьских дней, окруженный штабными офицерами, в сопровождении автоматчиков, немецкий генерал-инспектор шествовал по Петергофскому шоссе. Моросил мелкий осенний дождь. Генерал, засунув руки в карманы кожаного пальто, обходил лужи на дороге, стараясь не запачкать начищенные до блеска сапоги.
И вдруг случилось, казалось бы, невероятное. На шоссе, словно из-под земли, появился человек в черном бушлате с расстегнутым воротом, с гранатой в занесенной над головой руке…
Русский матрос! Фашисты опешили.
— Попались, гады! — крикнул краснофлотец и метнул «лимонку».
Из придорожного кювета плеснули свинцом автоматы. Лишь двум гитлеровцам удалось бежать. Краснофлотский штык пригвоздил к земле и незадачливого инспектора. Советские разведчики исчезли так же быстро и бесшумно, как и появились.
В штабе ПОГа — так сокращенно называлась Приморская оперативная группа войск Ленфронта — к поступившему от разведчиков донесению отнеслись вначале недоверчиво: не показалось ли балтийцам, что в группе гитлеровцев действительно был генерал? Не так уж часто высокие фашистские чины совершают пешеходные экскурсии по прифронтовым дорогам. Но дня через два вблизи деревни Порошки был взят в плен немецкий ефрейтор. На допросе в штабе он сказал, что среди начальства 217-й дивизии царит переполох: советскими разведчиками убит генерал-майор, прибывший из Берлина с особыми поручениями.
С отважным разведчиком, бросившим гранату в фашистского генерала, мне довелось повстречаться тогда же, в ту тревожную осень сорок первого года…
К ноябрю положение в районе Усть-Рудицы стабилизировалось. Враг отказался от попыток прорвать нашу оборону и решил зимовать на рубежах, недосягаемых для огня орудий форта Красная Горка. В населенных пунктах вдоль Петергофского шоссе гитлеровцы соорудили мощные доты, заминировали подходы к ним, устроили лесные завалы. Чувствовалось, что происходит перегруппировка немецко-фашистских войск. Изменения в составе сил и намерения врага очень интересовали наше командование, но случилось так, что в течение двух-трех недель в руки фронтовых частей не попадали пленные, от которых можно было бы получить нужные сведения. После инцидента с убитым генералом гитлеровцы стали осторожнее, проникать в их тыл с каждым днем становилось все труднее.
В середине ноября мне было приказано выехать в район Усть-Рудицы и, взяв с собой группу бывалых разведчиков, организовать поиск. В штабе полка балтийцев нас встретил начальник разведки, служивший и до войны в этих же местах. Участок фронта, где предполагался поиск, был ему хорошо знаком. Самым удобным местом для действий по захвату «языка» считалась большая болотистая лощина в районе деревень Десятское, Стародворье и Лопухинка. Расстояние между вражескими и нашими позициями тут измерялось чуть ли не шестью километрами «ничейной земли», поросшей мелким густым сосняком. Летом в лощине повсюду была вода, а зимой почва подмерзала, и разведчики пробирались по этому лесу в тыл противника.
Двадцать первого ноября 1941 года наша группа вышла на рассвете за линию боевого охранения и по чуть заметной тропке, припорошенной свежим снегом, направилась к занятой немцами деревне Новая Буря. На войне — как на войне. Попробуй предугадай, как неожиданно может осложниться боевая обстановка. В то раннее утро мы собирались скрытно приблизиться к переднему краю обороны врага, устроить у заброшенного лесопильного завода засаду и подкараулить какого-нибудь неосторожного гитлеровца. Вышло, однако, иначе.
В те же часы и в том же лесу чем-то занималась и немецкая разведка, силой до полувзвода. Фашисты заметили наши следы и, сообразив, в чем дело, решили нас окружить и уничтожить. Крадучись, гитлеровцы пробирались между деревьями. Еще минута — и замысел их, возможно, удался бы. Но один из разведчиков заметил опасность. Показав рукой на мышиного цвета мундиры, мелькнувшие среди стволов деревьев, он крикнул:
— Немцы!
Прошла какая-то доля секунды, а я и мои товарищи уже лежали на снегу и стреляли из автоматов. Лесную чащу взбудоражило гулкое эхо частых выстрелов, — это заработал наш ручной пулемет. Теперь уже не мы, а гитлеровцы, не имевшие маскировочных халатов и пулемета, оказались в явной беде. Их прижал к земле наш огонь. Вести бой долго мы не могли: было мало боезапаса, а позади нас, метрах в трехстах, находился передний край обороны врага; оттуда, того и гляди, фашистским разведчикам подоспела бы подмога. Прикрывая друг друга огнем, где ползком, а где перебежками, нам удалось отойти в глубь леса. Мы знали, что можем нарваться на мины, но другого выхода не было. К счастью, все окончилось благополучно. Разведчики вернулись невредимыми в боевое охранение, стоявшее на берегу реки Черной. Возбужденные боем, уставшие и вспотевшие от быстрой ходьбы, разместились в блиндаже на короткий отдых.
— Если б не Евсеев, — сказал один из бойцов, свертывавший рядом со мной самокрутку, — была бы нам крышка…
— Заметил фрицев вовремя. Факт!
А сам разведчик, о котором шла речь, казалось, не обратил на эти слова ни малейшего внимания. Он снял телогрейку и, сидя у печурки, деловито сушил ее перед огнем.
Евсеев? Фамилия показалась мне знакомой. Не он ли отправил на тот свет фашистского генерала? Я вполголоса спросил об этом одного из бойцов. Моряк улыбнулся и с оттенком гордости за товарища ответил:
— Он самый. Много фрицев ухлопал; счет им зарубками на прикладе ведет.
Нужно было спешить в штаб полка, и мне не пришлось поговорить с лихим разведчиком.
Отгремели сражения Великой Отечественной войны. Казалось бы, пора и забыть боевые эпизоды грозных военных лет. Но нет, такое не забывается. Не забыл я и о разведчике Евсееве, с которым судьба свела меня в лесу у деревни Новая Буря.
В 1959 году написал о нем в газету «Советская Россия». Редакция получила несколько откликов читателей и переслала их мне. Интересным было письмо из города Кизил-Юрт. Участник Великой Отечественной войны Алексей Иванович Лебедев сообщил о том, что в тяжелых боях под Харьковом ротой, в которой он служил, командовал бывший балтийский моряк по фамилии Евсеев. Лебедев писал:
«Весь полк наш знал его как бесстрашного командира, воодушевлявшего своим примером других. Бойцы говорили, что Евсеев служил раньше в Балтийском флоте и там в начале войны был дважды ранен… Высокого роста, с красивым лицом, на редкость подтянутый, аккуратный — вот какой это был командир! Он слыл у нас самым опытным разведчиком и часто ходил в ночной поиск».
Далее бывший солдат рассказывал о том, как отличился офицер Евсеев в бою под городом Валки. Фашистам удалось прорвать оборону стрелкового полка. Один из его батальонов попал в окружение. Тогда на выручку товарищам пошел во главе небольшого отряда командир роты Евсеев. Он сумел проскользнуть незамеченным в тыл фашистов, занял удобную для стрельбы из пулемета высоту и открыл по немцам губительный огонь. Враг, не ожидавший удара с тыла, понес большие потери. Батальон вновь занял прежние позиции. В этом жарком бою моряк был смертельно ранен и скончался в госпитале в Дергачах.
Но мне почему-то не верилось, что командир роты — тот самый Евсеев, который в 1941 и 1942 годах воевал на подступах к Красной Горке. Мог ли он после этого оказаться под Харьковом, да еще в армейской части? Вероятнее всего, что Лебедев сообщал об однофамильце, тоже отважном моряке.
Я разыскал в Ленинграде бывшего начальника полковой разведки. Быть может, ему известно что-либо о друзьях и знакомых разведчика, убившего немецкого генерала? Да. офицер знал Евсеева, но имя его назвать не мог. Однако он припомнил другое. Это была довольно важная деталь: на одном из фортов во время Великой Отечественной войны служила телефонисткой Вера Ивановна Блинова. Эта девушка хорошо знала Евсеева. Но попытки найти ее не увенчались успехом. Личный состав форта уже не один раз сменился, и никто не мог сказать, где живет и чем занимается бывшая телефонистки. Возможно, Блинова вышла замуж и теперь у нее другая фамилия.
На посланные запросы об офицере Евсееве, умершем от ран в Дергачах, Военно-медицинский музей и архив Министерства обороны СССР сообщили, что по учетным документам сведений о нем не найдено.
Прошло около года. Однажды ко мне пришла студентка полиграфического института Светлана Шапиро. Выяснилось, что статью о разведчике Евсееве, напечанную в «Советской России», прочла мать Светланы Надежда Федоровна, до замужества — Евсеева. Она уверенно сказала, что речь идет о ее брате, погибшем в годы войны на Ленинградском фронте. Я попросил Светлану написать о нем. Вот что она написала:
«Во время блокады я вместе с мамой находилась в эвакуации, в Башкирии. Мать часто рассказывала о том. что ее брат, а мой дядя — балтийский моряк, разведчик — воюет под Ленинградом. В 1942 году дядя прислал свою фотокарточку. Мать хранит этот снимок и фронтовой конверт с обратным адресом. В том же году связь с дядей Юрой прекратилась, писем больше не приходило. А через два года мама и бабушка узнали, что мой дядя погиб и похоронен у деревни Вяреполь, вблизи Усть-Рудицы. Это в Ломоносовском районе Ленинградской области…»
Светлана обещала принести и показать мне то немногое, что было связало с именем дяди Юры. На следующий день она принесла любительскую фотокарточку, конверт и крошечный листок бумаги с карандашной записью. На конверте значился адрес отправителя: полевая почтовая станция № 753, подразделение 52, литер А. Эти сведения пока ни о чем не говорили.