Однажды Шуру вызвали в районный комитет комсомола. В кабинете первого секретаря сидел немолодой мужчина в полувоенном костюме. Он приветливо поздоровался с Шурой, усадил ее в кресло. Обращаясь к девушке, незнакомец заговорил тихо, но уверенно, твердо:
— Вас мы пригласили затем, чтобы направить в тыл врага. Я имею в виду Новоржевский район. Нужно помочь наладить там организованное сопротивление оккупантам. Знайте — опасности будут стеречь вас на каждом шагу. Враг не только злобен, но и коварен.
— Я готова на все! — с волнением сказала Шура.
Смирновой подробно объяснили, что она должна делать в Новоржеве. Сказали, что с нею пойдет еще одна девушка, Вера Капусткина. Она хорошо знает немецкий язык, ей надо помочь устроиться на службу в воинскую часть.
Когда утром следующего дня Шура вновь пришла в райком, она увидела красивую девушку лет двадцати. Незнакомка склонилась над картой. Пышные волосы то и дело спадали на лицо, и она часто поправляла их рукой.
Девушки познакомились. Вскоре Шура уже знала, что Вера Капусткина училась в юридической школе, родом она из Калининской области. Перед отправкой за линию фронта они тщательно изучали карту. Назубок вызубрили названия деревень, через которые им предстояло идти.
Наконец в путь. На второй день пришли к назначенному месту, в расположение наших войск. Здесь девушки подкрепились, отдохнули. Вечером их вызвали в штаб.
— Теперь самое время. Счастливо, — напутствовал командир.
Шура Смирнова
Линию фронта перешли незаметно. Позади еще долго слышался шум боя. Миновали первую деревню на занятой врагом территории. В домах ни звука — будто вымерли все. У околицы второй деревни их встретил громкий собачий лай. Девушки отбежали к кустам и залегли. В небо взвилась ракета, в морозном воздухе гулко прозвучали выстрелы. Стихли они так же неожиданно, как и начались.
— Кажется, не заметили, — прошептала Вера. — Пошли.
Усталость сковывала ноги, а они все шли, шли… Холодным зимним вечером показался Новоржев. Шура перебирала в памяти фамилии знакомых. «Кто из них живет теперь здесь? К кому из них можно зайти? Кому можно довериться? Ну, конечно же, надо найти учительницу Зою Брелауск».
…Долго в ту ночь не смолкал разговор в комнате Зои. Шура убедилась, что в своем выборе она не ошиблась. Брелауск уже сама подобрала несколько человек, на которых можно положиться. И они уже действовали!
Веру Капусткину удалось устроить на кухню одной из воинских частей. Девушка сказала гитлеровцам, что ее мать была немкой, ненавидела советский строй, со слезами говорила о гибели родителей во время бомбежки. Капусткиной поверили. Однажды на кухне появился сухопарый фашист в форме офицера полевой жандармерии. Вера невозмутимо продолжала чистить картошку, напевая незамысловатую песенку, услышанную от немецких солдат. Офицер прислушался и, улыбнувшись, сказал:
— Такая красавица и такая грязная работа. Вам нужна другая работа, фрейлейн.
— Я думаю, — ответила Вера, — что и это маленькое дело идет на пользу славной германской армии.
— Хорошо сказано. Очень хорошо, милая фрейлейн. Но я решил дать вам более ответственную работу. С сегодняшнего дня вы — наша переводчица.
Так Вера Капусткина стала переводчицей в полевой жандармерии. Перешла на другую работу и Зоя Брелауск. Она стала счетоводом на маслозаводе. Вместе с ней работали Мария Гусарова и Валентина Чигаринова.
Мария Семеновна Гусарова, ныне бухгалтер дорожно-эксплуатационного участка в Новоржеве, вспоминает:
«Из близких и дальних деревень приходили на завод люди. Оккупанты заставляли крестьян сдавать молоко и масло. Нам часто приходилось слышать, как женщины, глотая слезы, рассказывали, что ребятишки сидят дома голодные, а гитлеровцы отнимают последние крохи. Как то мне особенно стало жаль старушку, принесшую масло. Я сказала своим подругам, что нельзя ли как-нибудь оставить масло у нее. Брелауск грубо прервала меня: «Нет, нельзя!»
Когда ушла сдатчица, Зоя ласково заговорила со мной:
«Представь себе, что мы вернули этой старушке масло. По простоте душевной она могла бы рассказать в деревне, что вот, мол, какие добрые люди на маслозаводе. Потом о нас узнали бы фашисты. Народу стало бы хуже, а нас, конечно, убрали бы. Мы можем помочь людям, но только но так…»
После работы Брелауск зашла к Гусаровым. Дома был муж Марии, он играл с дочкой. Зоя знала Дмитрия Гусарова с самой лучшей стороны. До войны он работал слесарем в артели «Новый путь», был активистом.
— Вот что, Дима. Нам нужен свой человек в тюрьме. Сейчас туда ищут надзирателей, но но находит. Тебе надо поговорить с начальником тюрьмы. Фамилия его Селищенский. Если тебе удастся устроиться в тюрьму, мы не только сможем помогать арестованным, но и будем знать причины их ареста.
На другой день Гусаров имел разговор с начальником тюрьмы, а через неделю его сердитый голос уже раздавался в камерах.
Почти всем подпольщикам удалось войти в доверие к оккупантам и их прихвостням. Работа переводчицы давала возможность Вере Капусткиной получать ценные сведения о численности и вооружении гитлеровцев. Зина Евдокимова могла обеспечивать бланками документов и помочь устроить нужного человека на работу. На селе помощницами Зои стали ее подруга по школьной работе Клава Гринченкова, которая жила в деревне Грибово, и Маруся Федорова, переехавшая из Новоржева на родину мужа, в Юхновский сельсовет.
Пришло время возвращаться в Торопец Смирновой. Расставаясь с Зоей. Шура наказывала:
— Скоро мы опять увидимся. По если мне не удастся попасть в Новоржев, то все, что у тебя будет для меня, передай Толе Острогорскому. Он знает, куда надо доставить.
Впервые Зоя встретила Толю у Гусаровых. Перед этим Смирнова предупредила Брелауск, что для связи было бы хорошо иметь надежного человека, лучше всего из молодых. На таких меньше обращают внимания. Вот тогда-то Зоя узнала у Дмитрия, что Острогорский вместе с другими ребятами распространял листовки, парень он серьезный, комсомолец.
Вскоре с Толей поговорила Смирнова. Зоин выбор был одобрен.
Для оккупантов наступало неспокойное время. В лесах под Новоржевом в 1942 году смело действовал партизанский отряд под командованием Большакова. В него вступили Вася Барихновский и Ким Петров. Вскоре партизанами стали Неля Степанова, Толя Острогорский, Володя Барков. Те, кто полгода назад, затаив дыхание, слушали сообщения Совинформбюро из Москвы, теперь с оружием в руках защищали Советскую Родину.
Действовали партизаны дерзко и умело: совершили ночной налет на деревню Давыдово, где разгромили фашистский гарнизон, взорвали Горькухинский мост, что на шоссе Новоржев — Опочка. Эту операцию, в результате которой на несколько дней приостановилось движение по дороге, имевшей важное значение для оккупантов, выполнил Ким Петров со своими товарищами.
К конце 1942 года под Новоржевом появилась партизанская бригада Максименко. Отряд Большакова влился в ее состав. Когда бригада под натиском карателей ушла в леса, Ким Петров с группой смельчаков из бригадной разведки продолжал действовать в районе Черноярово. Здесь и произошла встреча Кима с Шурой Смирновой. Отсюда они вместе направляли в Новоржев связных. Однажды побывал в Новоржеве и дед Кима — глубокий старик, не по летам подвижный. Он отвез в семью Терентия Петровича Петрова для передачи Зое Брелауск полученные через партизан листовки и свежие газеты.
Толя Острогорский в это время пробрался за Сороть, в партизанскую бригаду Германа. В начале лета 1943 года он появился в Черноярово с заданием связать между собой разрозненные партизанские группы. В первую очередь отважный юноша установил связь с Шурой Смирновой и Кимом Петровым.
Новоржевские подпольщики действовали в очень трудных условиях. Фашисты свирепствовали, по малейшему подозрению учиняли зверские расправы. Старожилы Новоржева хорошо помнят, как однажды гитлеровцы схватили за какую-то провинность нескольких мальчиков в форме учащихся ремесленного училища и повесили их перед самым входом в городскую церковь.
Брелауск и ее товарищи хорошо понимали, что сейчас надо действовать более активно. К борьбе против оккупантов решено было привлечь находившихся в Новоржеве и ближайших населенных пунктах военнопленных. Под страхом смертной казни гитлеровцам удалось некоторую часть из них заставить надеть форму и выполнять хозяйственные работы, охранять дороги и мосты. Через Веру Капусткину Зоя познакомилась с одним из пленных. Звали его Суреном, родиной его была Армения.
Как было условлено, Сурен встретился в лесу с Толей Острогорским. Обсудив с ним план побега, он ночью пробрался к своим землякам — военнопленным, охранявшим мост на Опочецкой дороге, и увел их к партизанам. Армяне вместе с группой Кима Петрова влились в З-ю бригаду ленинградских партизан.
Позже туда перешло еще несколько групп военнопленных. Бывший начальник политотдела бригады Михаил Леонидович Воскресенский вспоминает:
«Принять армян приехали комбриг Герман, начальник штаба Крылов и я. Крылов прочитал приказ о зачислении перешедших в состав бригады. Раздалась команда:
«Сорвать фашистские погоны!»
Затем:
«Отпороть немецкую курицу!» (Так называли военнопленные нашивки на рукаве, изображавшие крылья.)
Военнопленные стояли в строю взволнованные. Многие плакали…»
Уход к партизанам целой группы военнопленных, да еще с оружием в руках, не на шутку встревожил коменданта и гестаповцев. Новоржев теперь охранялся особенно усиленно, попасть в город было сложно, а еще труднее — выбраться из него. И все же не один раз темными ночами Толя Острогорский добирался до дома матери Нели Степановой и передавал Евгении Павловне небольшие свертки для Зои, получая, в свою очередь, письма с разведданными для Шуры. Роль связного иногда выполняла Клава Гринченкова.
Гестаповцы вначале ничего не подозревали. Да и в самом деле, мог ли кто из них подумать, что переводчица Вера Капусткина, всегда так мило улыбавшаяся офицерам из полевой жандармерии, запоминала все, о чем говорили они между собой. Обычно в тот же день об этих разговорах узнавала мало кому известная работница маслозавода Зоя Брелауск.