…5 сентября 1943 года. Деревня Шариха Новоржевского района. Штаб 3-и партизанской. Дверь сарая распахнута. Боевые руководители полков устало смотрят на карту. Двенадцатое окружение! Тяжело… «Ю-87» сбросил листовку: «Партизаны! Вы окружены шеститысячной армией. Сопротивление бессмысленно. Сдавайтесь!..»
Комиссар бригады Исаев улетел в штаб фронта для доклада. За него Воскресенский — худенький, скромный человек. Начальник штаба Крылов, плотный, широколицый брюнет, всегда невозмутимый, стоит посредине сарая, поглядывает на дверь — ждет комбрига.
Вошел Герман — чисто выбрит, перетянут командирским ремнем, портупеей, на гимнастерке майорские погоны; лицо загорело, немного осунулось, нос заострился, подбородок, кажется, еще больше выдается вперед. Сдержанные жесты и спокойный его взгляд как бы говорят: «Да что, черт побери, впервые нам, что ли, выходить из окружения!..»
Доклады заместителей командиров полков по разведке слушали внимательно, молча. Кольцо окружения плотное. Александр Викторович, развязав кисет, набил трубку, раскурил. Закурили остальные, и махорочный дым поплыл в открытую дверь.
Последним докладывал капитан Панчежный — начальник разведки бригады: в округе фашисты жгут деревни, охраняют мосты, дороги взяты под перекрестный огонь; эсэсовцы находятся в готовности номер один… Но когда он сказал, что в деревне Житницы немцев мало, кто-то радостно вскрикнул:
— Во! Без боя выйдем!
Комбриг сразу возразил:
— Из окружения без боя не выходят! И, кроме того, в Житницах немцев не мало.
Герман никогда не ограничивался данными разведки бригады, он был постоянно осведомлен из других источников. И сейчас перед совещанием комбриг получил новые сведения: в Житницы час назад прибыло шесть грузовиков с пехотой, броневик, пушка, минометное подразделение. Солдаты окапываются на пригорке, левее деревни, устанавливают пулеметы.
— Кольцо, товарищи, замкнуто окончательно. Завтра утром фашисты начнут штурм. Превосходство их четырехкратное. В открытый бой вступать не следует. Нужно ускользнуть сегодня ночью.
Уйти! Но куда? В каком направлении? С востока и запада — открытая местность: разбомбят, подавят танками, скосят огнем. С севера — водные рубежи… Правда, можно вызвать авиационное прикрытие — самолетов в стране теперь достаточно, но фактор скрытности…
Решение было принято единодушно: исходный рубеж — хутор Бараны; прорываться через Житницы; за деревней соединиться на большаке, идти на юг — там лес, там бригадные склады.
С наступлением темноты бригада тронулась. Колонна растянулась на два километра. Курить, включать фонарики запрещено. Команды по цепи передавались шепотом. Лошадям надели сумки-намордники. Впереди шел ленинградский полк Худякова — самый боеспособный. За ним — 4-й, новый полк Ефимова, бóльшая часть личного состава которого еще не обстреляна. В середине колонны — штаб бригады, санслужба хирурга Гилева, штабной отряд «гвардейцев» во главе с Костей Гвоздевым — смельчаком и балагуром, любимцем бригады. Рядом с Германом Крылов, Воскресенский, заместитель начальника разведки бригады сибиряк Иван Костырев. За ним — Лемешко и вестовой начальника штаба Миша Синельников, оба ведут под уздцы оседланных лошадей. Колонну замыкают 2-й и 1-й полки.
Сумрачно и тревожно. Спотыкаясь в темноте, Крылов сказал комбригу с ноткой беспокойства:
— Напрасно мы четвертый полк пускаем за Худяковым. В хвост бы его.
— А прикрытие? — Герман остановился, удерживая в руке ветку. — Неизвестно еще, Иван Васильевич, откуда по нам раньше ударят. Скорее всего в хвост. Ты же знаешь, что удар в спину опаснее, психически страшнее.
Замысел Германа был прост: полк Худякова прорывает кольцо. Пока гитлеровцы спохватятся, в образовавшуюся брешь можно будет протолкнуть 4-й полк, а тут лихой штабной отряд, другие надежные полки; в случае преследования полки Синяшкина и Ярославцева дадут отпор… Главная забота не потерять людей: почти две тысячи человек.
Взвились ракеты, донеслась стрельба. Герман послал связного с приказанием Худякову: с ходу вывести из строя броневик и пушку, расчленить гитлеровцев, не останавливаться.
Худяков выполнил приказание — путь бригаде расчищен. Но тут замешкался 4-й полк. Немцы, воспользовавшись заминкой, заняли рубежи на пригорке, открыли ураганный огонь, прижали полк на лугу перед Житницами. Как ни старались Герман и командир полка Ефимов поднять новичков в атаку, кроме командиров и коммунистов, никто не мог оторваться от земли.
Тут подошел штаб. Крылов предложил бросить вперед следом идущий полк. Совет дельный, но комбриг боялся потерять время: пока полк подтянется, развернется, враг тоже подбросит подкрепления.
— Поздно. Время, черт побери, время!.. Гриша, коней — в обоз. — Герман выхватил из деревянной кобуры маузер. — Штабной отряд, за мной!
Все девять изб деревни объяты пламенем. Над лощиной, по которой бежали «гвардейцы» (так называл Герман партизан штабного отряда), роем свистели пули. В самом начале атаки начальник политотдела Воскресенский заметил, что комбриг прихрамывает.
— Александр Викторович, ты ранен. Девушка, бинты!
— Молчи, Михаил Леонидович, молчи!
Штабной отряд короткими перебежками вышел к
Житницам, завязался встречный бой. Ординарец Лемешко был ранен, отстал от комбрига. К деревне приближался штаб бригады. В лощине справа и слева лежали убитые бойцы 4-го полка — жертвы нерешительности… Ранен начальник штаба — пуля прошла вдоль губ. Пока сандружинница делала перевязку, Крылов наблюдал за ходом боя. Он видел, как Герман повернул отряд вправо, в обход деревни между огородами и кустарником. Крылов понял замысел комбрига: вести бригаду этой новой брешью под прикрытием дыма горящих построек, там, где, по-видимому, нет огневых точек противника.
Не имея возможности отдать приказание устно (рот забинтован), Крылов написал записку командирам 1-го и 2-го полка, чтобы они взяли правее — шли следом за штабом и службами. Своего вестового Синельникова послал к Герману с докладом: «Замысел понят; какая требуется помощь?»
У околицы начальник штаба встретил возвращавшегося Синельникова, раненого, напуганного.
— Худяков прорвался… Штабной отряд повел раненый Гвоздев… Комбриг убит!.. — доложил вестовой.
Крылов вздрогнул, хотел спросить, где тело Германа, но тотчас увидел непонятное: Ярославцев вел свой полк левее, к пригорку, под минометно-пулеметный огонь немцев. Посланный к нему связной с запиской, очевидно, погиб…
Выход из окружения полков Ярославцева и Синяшкина сопровождался большими потерями; 3-й полк, вышедший за Житницы, мог бы ударить по немцам с тыла или фланга, но там не знали, что творится в деревне. Вышел из строя Худяков — ранены обе руки; ранен в ногу комиссар полка Ступаков…
Соединились за Житницами — у большака, на опушке леса. Крылов спросил запиской: «Где тело комбрига?» Никто вразумительно ответить не мог. На поле боя была срочно послана группа разведчиков.
Германа нашли в огороде. Две вражеские пули пробили ему голову навылет, накрест — в лоб и висок. При комбриге — нетронутые планшет с картой, треугольник с сантиметровой насечкой, маузер. Рядом лежала его излюбленная кавалерийская фуражка…
Уже рассветало. Несли Германа на виду у гитлеровцев рискованно, а тут еще началась сильная стрельба за деревней, где находилась бригада. Разведчики были вынуждены ползти по-пластунски и тащить на спине тело комбрига. Спрятали его в заболоченном кустарнике, охраняли весь день и только на другую ночь доставили на телеге в бригаду, отошедшую в чащу леса.
9 сентября день выдался пасмурным, накрапывал дождь. Бригада, построившись, прощалась с комбригом. Партизаны плакали… Гроб с телом Германа внесли в самолет, прилетевший из тыла. Самолет поднялся, взял курс на Валдай…
Война продолжалась. Помогая фронту, усилила свои удары по врагу и армия ленинградских партизан. Ее 3-я бригада с именем легендарного комбрига на знамени вела бои за свободу и независимость нашей Родины.
Н. АлексеевОХОТНИК ЗА БОМБАРДИРОВЩИКАМИ
Когда началась война, Васе Харитонову было девятнадцать лет. Вырос Вася в Москве. Школа, в которой учился мальчик, была по соседству с Центральным аэродромом. Аэродром манил к себе ребятишек. У летного поля Вася и его друзья часто встречали известного летчика Михаила Михайловича Громова. Когда вместе со штурманом Спириным Громов совершил полет по замкнутой кривой, принесший советской авиации мировую славу, восхищению ребят не было предела.
— Вот здорово, больше трех суток пробыть в воздухе! Они настоящие герои! — говорили школьника друг другу.
Подвиг Громова и Спирина вызвал у Харитонова страстное желание подняться, как птица, в небо. Вася поступил в аэроклуб. Днем в школе, а вечером и в воскресенье — в аэроклубе. Потом Василий успешно окончил военное авиационное училище.
В июне 1941 года летчик-истребитель Харитонов был направлен в Ленинград. В одном из его пригородов формировалась эскадрилья особого назначения. Командовал ею опытный авиатор, участник боев с белофиннами Иван Павлович Неуструев. Когда люди были подобраны, комэск собрал их и сказал:
— Нам, товарищи, выпала честь охранять с воздуха великий город Ленина. Будем перехватывать фашистские самолеты, не допускать их к Ленинграду. Сегодня перебазируемся. Ясно?
— Ясно, — за всех ответил один из летчиков.
Особенно жаркие бои развернулись в сентябре. Из пяти воздушных флотов, какими обладала гитлеровская Германия, четыре были брошены на советско-германский фронт. Фашистские асы, безнаказанно кружившиеся раньше над крышами Парижа, Вены, Варшавы и Праги, как стервятники, ринулись к берегам Невы. Но, хотя преимущество в авиации в первые месяцы войны у гитлеровцев было большое, сопротивление они встретили ожесточенное.
10 сентября 1941 года к Ленинграду пытались прорваться 50 вражеских бомбардировщиков, прикрываемых истребителями. На отражение фашистского налета поднялась эскадрилья Неуструева. Советские летчики смело атаковали бомбовозы. Строй «юнкерсов» развалился. Действуя стремительно и отважно, лейтенант Пидтыкан уничтожил «юнкерс-88», а Василий Харитонов «дорнье-215». Третий самолет сбил командир эскадрильи Неуструев.