О своей жизни после войны Федор Трофимович рассказывает скупо:
— До прошлой осени служил в армии. Сейчас — капитан запаса. Работаю на Кировском заводе.
Федор Трофимович долго смотрит куда-то задумчивым взглядом, потом подходит к окну, раздвигает занавеси и приглашает меня взглянуть. Перед нами большое заснеженное поле, уже потемневшее под лучами весеннего солнца. Слева два экскаватора роют котлован для нового жилого дома. Неподалеку впереди поле пересекает железнодорожная насыпь.
— Сразу же за насыпью, — поясняет Федор Трофимович, — проходил передний край нашей обороны. Батальон, в котором я служил, стоял на этом участке и отсюда перешел в наступление. Там еще сохранились дот и следы моего окопа. Как-то зимой я ходил туда со своими дочками, показывал им, где воевал за Ленинград. А с этого места, где сейчас стоит наш дом, не раз подносил боеприпасы к передовой…
Улыбнувшись, Федор Трофимович заключил свой рассказ словами, очевидно, еще с фронта ставшими его поговоркой:
— Вот обстановка какая…
«Обстановка» сложилась действительно интересная и весьма символичная. Герой обороны Ленинграда поселился на Оборонной улице города, в доме, выстроенном рядом с его окопом времен Великой Отечественной войны.
Г. КривичВ ОСАЖДЕННОМ ТАНКЕ
Два часа идет сражение. Советские пехотинцы упорно рвутся вперед, Поддерживая их атаку, танк, где командиром орудия Яков Казак, наносит по врагу один удар за другим. Осталось преодолеть еще двести метров — и танкисты прорвутся в тыл противника. Вдруг стальная крепость вздрогнула и остановилась.
Мина? Нет, взрыва не слышно. Отчего же тогда оборвались гусеницы?
Через несколько минут экипаж танка выяснил причину: напоролись на… танкетку. Ночью и утром шел сильный снег. Все кругом замело. Снег прикрыл и подбитую танкетку, попавшую и воронку.
Танк застыл на месте бортом к позициям противника. Он представлял собой отличную мишень. Фашисты сразу же этим воспользовались и открыли огонь.
Началась артиллерийская дуэль. В результате прямого попадания были ранены механик водитель Белов и политрук Чернов.
Когда стемнело, командир танка сказал Казаку:
— Ну, теперь пора. Приказываю вместе с ранеными выбраться из машины и доставить их на командный пункт. Идите осторожно, чтобы на мины не напороться. Да вот еще что, наденьте на себя шинели, черные куртки на снегу очень заметны.
Маскировка, однако, не помогла. Как только три танкиста ступили на землю, их обстреляли немецкие автоматчики. Ударила и пушка. Снаряд разорвался неподалеку от Якова Казака. Воздушная волна сбросила его в воронку, наполненную снегом и талой водой. Шинель намокла, стала тяжелой. Пришлось ее снять и бросить.
Доставив раненых в медсанбат, Казак пришел к взводному командиру. Лейтенант Буланда, выслушав донесение, приказал Якову прежде всего хорошо поесть и отдохнуть.
— Но до наступления утра вам нужно вернуться в свой танк, — сказал лейтенант. — Теперь задача вашего экипажа — вести наблюдение за противником. Ведь от вас до фрицев — рукой подать. Будете корректировать огонь артиллеристов. Каменный домик, месторасположение которого вы показали на карте, станет основным ориентиром.
На командном пункте Казак не задержался. Задолго до рассвета он добрался до своей машины. Открыл люк, влез в танк и остолбенел: внутри — ни одной души. По радио сообщил о случившемся командиру. Позже выяснилось, что танкисты вышли из машины и подорвались на минах.
Утром группа пехотинцев по-пластунски добралась до танка. Из-за машины они обстреливали гитлеровцев. Фашисты отвечали. Но броня «КВ» была неуязвимой. Невредимым оставался и танкист Яков Казак.
Вскоре ударили наши пушки. Казак корректировал:
— Снаряды разорвались в ста метрах от известного вам ориентира, накрыли минометный расчет. Дайте огонька левее, там скопилась пехота.
Весь день на виду у противника работал корректировщик. И ночью следил за тем, что происходило на переднем крае. Ночь была холодная, коченели руки и ноги. Казак нашел ветошь, смоченную топливной смесью, поджег ее, стал обогреваться. Но дым быстро заполнил весь танк, трудно стало дышать.
Более трех суток, с 26 по 29 января 1943 года, находился старшина Казак на необычном боевом посту. В ночь на 30 января по приказу комбата он незаметно вышел из неподвижной машины, погрузил на санитарные саночки танковые пулеметы, радиостанцию, орудийный замок и вернулся в свое подразделение.
И опять бои, большие и малые.
Жаркой была схватка за Красный Бор. Каждый метр родной земли, захваченный врагом, советские воины возвращали дорогой ценой. Противник был выбит из всех домов, за исключением школьного здания. Засевшие в нем гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Прекратив огонь, советские воины крикнули:
— Сдавайтесь!
В окне появился белый флаг.
— Вот так бы давно, — заметил один из пехотинцев и пошел к школе. Вдруг раздался выстрел. Солдат упал. Танкисты выпустили по врагу еще несколько снарядов. В окне — снова белый флаг.
Экипаж танка. В центре Яков Казак.
— Ну теперь-то уж обойдется без вероломства?
Но нет! Подпустив наших солдат поближе, гитлеровцы открыли по ним винтовочный огонь. И снова жертвы.
Когда враг не сдается, его уничтожают. Пятьдесят снарядов выпустил экипаж Якова Казака по гитлеровцам. Это была справедливая кара. Оставшиеся в живых восемьдесят вражеских солдат сдались в плен. Советские воины удивились, когда увидели их — перед ними с поднятыми руками стояли испанцы из «Голубой дивизии». Впереди — немецкий офицер. Это он, командуя испанцами, дважды с провокационной целью приказал выбросить белый флаг.
Об исключительной смелости и военном мастерстве Казака часто писали газеты. В одной из них читаем:
«Это было в бою за населенный пункт Н. Наш тяжелый танк проник глубоко во вражескую оборону. За орудием в машине стоял старшина Яков Казак. В этом бою он уничтожил две немецких противотанковых пушки, тяжелую трехорудийную батарею, которая в продолжение многих месяцев обстреливала пригород Ленинграда. В ходе боя Казак несколько раз выскакивал из танка, шел по улицам поселка в разведку, а затем возвращался и бил без промаха по засеченным целям».
Вскоре вся страна узнала о новом подвиге Якова Казака. «92 часа во вражеском окружении» — так называлось сообщение ТАСС, облетевшее весь мир.
С тех пор прошло более двадцати лет. Но Яков Иванович хорошо помнит детали этого исключительного боя. Он рассказывает:
«Наш «КВ» перевалил через железнодорожную насыпь, и перед нами открылись опорные пункты противника: дзот, блиндажи, траншеи, батареи. Фашисты, увидев танк, обстреляли его из крупнокалиберного орудия. Но снаряды не причинили нам вреда. Вдруг под машиной раздался сильный взрыв. Танк стал. Батарея противника дала еще залп. Мы ответили несколькими выстрелами. Затем наступило затишье.
Осмотр показал, что лопнули гусеницы. Радист Минаев связался с командиром. Командир ответил: «Продержитесь до ночи».
Однако ночью помощь не пришла. А гитлеровцы четыре раза бросались в атаку. Уж очень хотелось им захватить советский танк. Весь следующий день мы вели по противнику редкий огонь — экономили боеприпасы.
Наступила вторая ночь. Лунная, светлая! Мы отчетливо различаем фигуры немцев — они подбираются к нам. Заряжающий Болотин стреляет по ним из лобового пулемета, а я снял тыловой пулемет, чуть приподнял люк и почти в открытую веду огонь. И опять дождались утра. Гитлеровцы по-прежнему наседают. Силы их увеличились.
В эти критические минуты на помощь пришли наши артиллеристы: они открыли сильный огонь, и вражеская атака захлебнулась.
Послышался гул самолетов. В небе появились два «юнкерса». На нас полетели бомбы. У танка начисто отбиты гусеницы и каток. Машина основательно села на днище. Для нас остался лишь один выход — через верхний люк.
Наступила третья ночь. Атаки следуют одна за другой. И снова враг не добился успеха. Утром следующего дня у нас иссякли боеприпасы. По радио об этом я сообщил командиру, получил ответ: «Поможем». — «Но как это ему удастся? — размышлял я. — И когда? Ведь снаряды нам нужны сейчас, немедленно…» И фашисты, увидев, что мы не отвечаем на их огонь, осмелели, начали готовиться к новой атаке. В это время до слуха донесся шум авиационного мотора: самолет. Это был наш самолет! Он сделал круг над танком и улетел. Но вот появился новый самолет, теперь уже — «ПО-2». С него на парашютах летчики сбросили нам два ящика. В них — снаряды. Это здорово! Но как мы их втащим в танк? Придется ждать наступления ночи.
Командир сообщает по радио: «К вам вышли два танка». Вскоре они показались вдали. Противник насторожился: огня не открывает, выжидает. Еще минута, и заговорили пушки наших товарищей. Воспользовавшись тем, что внимание гитлеровцев отвлечено, мы выходим из своего танка и перетаскиваем снаряды.
По радио новый приказ нашего командира: «Всему экипажу — лечь спать». Мы недоумеваем. Запрашиваю: «Почему лечь спать?» Командир подтверждает: «Да, да, приказываю вам ложиться. Танки будут вас охранять два часа».
Мы не заставили себя упрашивать, легли спать. Два часа прошли как одно мгновение. Танки наши развернулись и ушли. Мы же остались удерживать захваченный рубеж, находясь в 130 метрах от переднего края противника.
Утром машина наша снова подверглась жесточайшему обстрелу. Все, кроме радиста Минаева, были ранены. А тут еще загорелся топливный бак, вмещающий сотни килограммов горючего. Потушить пожар невозможно. Взрыв неминуем. Едкий дым заполнил всю машину. Пришлось открыть люк. Связываюсь по радио с командиром: «Что делать?» Отвечает: «Действуйте по своему усмотрению!»
Под прикрытием дыма покидаем нашу стальную крепость Продвигаемся медленно. Гитлеровцы преследуют нас автоматным и пулеметным огнем. А нужно поскорее уходить: внутри нашей машины уже бушует огонь… Взрыв! Над танком — высокий столб дыма, пламя…»